Зеркала и лица: Солнечный Зайчик (СИ) - Екатерина Оленева

– Это же Блэк! – слышит Лили шепоток слева. – Древнейший род… Спесивые и капризные, как сам Салазар Слизерин.

– Мой папа говорит, что их замок стоит на человеческих костях.

– Они практикуют магию крови дольше, чем иные фамилии себя помнят!

– Да ну? Правда, что ли? Жертвоприношения?..

– Они всегда горой стоят за чистоту крови!

– Как так могло получиться, что Блэка распределили к нам на факультет?

– Я слышал, он такой же псих, как эта шалая Белла.

– Тьфу, тьфу! – сплюнул кто–то, словно боясь сглаза. – Не дай бог!

Лили с любопытством покосилась на соседа. У того было такое лицо – мороз по коже продирал. В нем читалась не угроза и не злость. Презрение и какое–то… отчаяние, что ли? Безнадежность.

И сердце Лили снова сжалось. То ли от восхищения этим красивым мальчиком, то ли от того, что в его возрасте не должно быть таких холодных и печальных глаз, скорбно поджатых губ.

На другом конце стола раздался громкий гогот. Лягушонок Поттер уже нашёл благодарные уши и вливал в них новую порцию нескончаемых дурацких шуток.

– Я слышала, как папа говорил, что наследник Блэков очень сильный колдун, но с просто ужасным характером…

– А что вы хотите? – перекрыл общий гул голосов басок Поттера. – Блэк – это же не фамилия. Это – диагноз. Блэк – значит псих. Так, Сириус?

Блэк повернул голову, послав придурку Поттеру ухмылку.

– Так, Джеймс. И я с удовольствием оторву твою патлатую голову, чтобы это продемонстрировать. Все равно ты не умеешь ею пользоваться.

– Об этом поговорим позже, – с широкой улыбкой пообещал Поттер.

Снейп по-прежнему беседовал с Малфоем, и блондин не сводил с друга Лили холодных блестящих глаз.

Обычная еда сменилась десертом и Лили, обожающая сладкое, не хуже Петтигрю была готова посетовать на маленькую тарелку. Сладости выглядели очаровательными, аппетитными и все, как не старайся, ни за что не перепробуешь.

Когда трапеза, наконец, закончилась, они прошли по Мраморной лестнице. Лили с восторгом ахала, наблюдая, как люди на портретах передвигаются, шепчутся, пока не наткнулась на презрительный взгляд Блэка.

«И что в этом особенного?» – будто говорил он.

Ну конечно, для него – ничего!

Когда все остановились перед портретом Толстой Тети, парень с рыжими волосами произнёс:

– «Поросенок тихо сдох», – и портрет отошел в сторону, пропуская их в уютную круглую комнату, уставленную мягкими креслами.

– А при чём тут поросенок? – полюбопытствовала Лили.

– Да, при чем тут поросенок? – подхватил Поттер.

– Это пароль, – рассмеялся рыжий. – Все, теперь по спальням. Завтра первый учебный день. Первоклассники, чтобы не плутать по замку в одиночестве, будьте любезны спуститься сюда в половине восьмого. Завтрак – в восемь.

Поднявшись по винтовой лестнице, Лили вместе с другими девочками, одной из которых оказалась Алиса МакМиллан, вошли в спальню. В ней было пять кроватей под алыми балдахинами с золотыми кистями.

«У Северуса, наверное, такие же. Только зеленое с серебром», – с грустью подумала она.

И поймала себя на мысли, что зелено-серебряное кажется ей менее претенциозным, чем алое с золотом.

– Смотрите! – вскричала одна из девочек. – А белье уже постелено! Здорово, правда? Кстати, мы ведь ещё не познакомились. Я – Мэри Макдональд…

– Лили Эванс.

– Алиса Маккмилан.

– Дороти Крэг.

– Прю Литлхэм.

– Вот и познакомились, – улыбнулась Мэри. – Ну что? Будем ложиться спать?

– Еда отличная, – заметила Дороти, спешно переодеваясь.

Она явно стеснялась, что приходится это делать сообща. Лили стало смешно. Спрашивается, чего стесняться? Что тут особенного? Они всегда переодевались с Петунией вместе…

Нет, это не та тема, о которой стоит вспоминать.

– Отличная–то отличная, только если мы все время будем так есть, то точно лопнем, как предсказывал Поттер, – возразила Мэри.

– Как вы думаете, завтра нас уже начнут учить колдовать? Или сначала будем учить теорию?

– Поживем – увидем. Спокойной ночи, девочки.

– Спокойной ночи.

Глава 12

Лягушонок из Гриффиндора

Самое противное – просыпаться на рассвете.

Пожалуй, в списке того, что не любит Лили Эванс, раннее пробуждение занимало второе место, сразу за шевелящимися в тапке ужами. Один из неприятелей Петунии однажды перепутал их с Лили обувь. В тот момент он узнал, что в некоторых случаях младшая Эванс становится до ужаса похожей на старшую. А также, что лучше сестрам Эванс всякую негодь в тапочки не совать.

Но рассвет – не парень. С ним не поспоришь. Ему приходится только подчиняться.

Зевая с риском вывихнуть челюсть, Лили следом за Мэри и Дороти брела в общую факультетскую умывальню для девочек, где стоял жуткий гвалт и гам. Неудивительно, ведь понежиться в постельке «ещё пять минут, ну са–а–а–а–а–мых последних», оказывается, любила не только она.

Простившись с надеждой быстренько умыться, Лили пришлось встать в конец длинной очереди.

В умывальне было очень холодно, по голым ногам как плетью стегали сквозняки, и в одной коротенькой ночнушке Лили имела все шансы схватить насморк.

– Невозможно! – раздавался за спиной тихий шепоток. – Что за чушь?

– Почему чушь? Блэков все знают. Говорят, Сириус ещё больший псих, чем Белла…

– Куда уж больше–то, Мерлин? – закатила глаза тощая, как щепка, девица с черными глазами и копной рыжих волос.

– Я знаю, что говорю, Молли. В прошлом году Вальпурга своего сынка даже за один стол не рискнула с гостями посадить…

– Да это потому, что она сама больная на голову. Вот уж нашла, чьему мнению доверять. Если бы Блэк был настолько плох, Шляпа ни за что не распределила бы его к нам на факультет.

– Вот уж точно, кому доверять не стоит…

– Девочки, если вы не собираетесь умываться, то, может, отойдёте в сторонку? – предложила им Лили.

Воспитание не позволяло ей дальше безучастно слушать сплетни. Мама всегда учила их с Туни говорить за спиной человека лишь то, что не побоишься сказать ему в лицо.

«Воспитание? Или воспоминание о красивых синих глазах странного мальчика?», – хмыкнул ехидно внутренний голос.

«Да ладно! – отмахнулась сама от себя Лили. – Какая разница?».

Та, которую звали Молли, подмигнув, пропустила её к освободившейся раковине. Горячая вода подарила тепло, разлившееся от кончиков пальцев по всему тело на восхитительный, но короткий миг.

– Эванс! Ты скоро? Мы уже уходим! – подала голос Алиса. – В здешних переходах легко потеряться, так что лучше не мешкать.

– Иду! Ещё секундочку подождите! – поспешно дочистила она зубы.

Лили пришлось смириться с фактом: одной ей не выбраться из хитрого переплетения лестниц, коридоров и странных боковых ответвлений, которые беспрестанно менялись.

– Почему с ними такое происходит? – полюбопытствовала она у Мэри.

– Замок зачарован.

– Это я заметила. Только не пойму зачем?

– От врагов.

Лили бросила на подругу сомневающийся взгляд, но вопросов задавать больше не стала.

Что может быть глупее, чем зачаровывать замок изнутри от внешнего врага?

Н–дя! Магия – магией, но всему окружающему иногда не хватало логики. Здоровой такой. Маггловской.

Войдя в Большой Зал, Лили сразу глазами отыскала Северуса. Тот сидел рядом с Малфоем и они снова о чем-то увлеченно беседовали. Черные глаза друга не отрывались от слизеринского префекта. С губ Малфоя, в свой черед, не сходила улыбка. Оба разговаривали взахлёб, будто больше никого вокруг не существовало.

О чем таком интересном могли они разговаривать? Северус даже не заметил её появления!

Зато Лили очень даже заметил Гриффиндорский Лягушонок.

– Эванс! – замахал он рукой. – Иди ко мне!

– Зачем?

– За завтраком, – разошёлся в улыбке тонкогубый клоунский рот. – А ты о чем подумала? Что прямо здесь посчитаюсь с тобой за вчерашнее Силенцио?

– Я – маггла. Я таких заклинаний не знаю, – похлопала ресницами Лили.

Поттер покосился в сторону Северуса.

– Значит – Нюникус…? Ну, он у меня попляшет!

Зная Северуса, ещё вопрос, кто кого «станцует»?

– Эй, Эванс! Ты куда?

Лили, гаденько так улыбнувшись, пошла прочь, стуча каблучками.

Разговоры смолкли.

Все взгляды приклеились к сумасшедшей грязнокровке, осмелившейся, печатая шаг, добровольно подойти к представителю семейства, славящегося жестокой нетерпимостью к таким, как она.

– Доброе утро, – пропела Эванс. – Здесь свободно?

Темные ресницы поднялись. И вот она уже купается в полуночно–синих глазах, затягивающих, как омуты.