Новая Зона. Тропа Мертвых - Игорь Недозор

– А ты что тут делаешь? – поинтересовался он у одного из юношей, усердно пропалывающего картофельную грядку.

Парень не ответил, опасливо покосившись на архимандрита и закусив губу.

– Ответь, чадо, – разрешил владыка.

– Учиться пришел… Мы вот с Максимом и Леней решили…

Он замялся.

– Чему учиться? – не понял журналист. – Тренер-то знает, разрешил?

Юноша кивнул.

– Так чему учиться-то? – повторил вопрос Рузин.

– Исихазму, – ответил за парня отец Иоасаф.

– Зачем?! – изумился Виктор.

И впрямь, зачем парням-спортсменам из двадцать первого века от Рождества Христова понадобилось это средневековое аскетическое учение, заключающееся в неустанном повторении в уме молитвы Иисусовой? Так и свихнуться недолго с непривычки.

– Так мы…

– Балуются ребятки, – ласково, без осуждения сказал владыка. – Слыхали, что, овладев искусством непрестанной молитвы Иисусовой, можно достичь небывалых высот в боевых искусствах.

– Это правда? – полюбопытствовал Борзенков.

– Бывает, – подтвердил святой отец. – Хотя по большей части все сие плод досужих домыслов. Без искренней веры исихазм не работает.

Они тем временем отошли от грядок.

– А вообще жалко пацанву, – продолжил владыка. – Растеряны они, потому как разрушился привычный для них мир и уклад. Нужно обрести новый, особливо в душе. Пускай себе учатся и делом занимаются вместо того, чтобы праздно шататься и впадать в уныние.

– Так вы бы уж всех горожан и приютили, – молвил Рузин с иронией.

– Монастырь – не бомбоубежище, чтоб тут хорониться. У нас работать надобно, порой тяжело. Я ж не всех и беру, ибо «много званых, но мало избранных», как учит Спаситель. А вот наша коптильня, гляньте-ка.

Подошли к большой деревянной избе, из трубы которой валил густой дым. От сооружения шел такой крепкий рыбный дух, что у журналиста даже закружилась голова. И… захотелось есть, хотя только что встал из-за стола.

Прямо во дворе у порога избы несколько дюжих монахов споро разделывали огромного ракоскорпиона, недавно пойманного братией. Отдельно откладывали клешни, богатые мясом, отдельно – хвосты и ноги, в которых мяса было поменьше. Часть пойдет на консервы, часть закоптят. Прочные панцири тоже для чего-нибудь приспособят.

В другом углу подворья потрошили рыбу. Мелкую, средних размеров и совсем гигантскую.

Владыка повел их куда-то за монастырские стены, по пути шепнув что-то на ухо проходившему мимо монаху. Тот кивнул и куда-то побежал.

– Надумал я старую печатню к делу приспособить, – вещал отец Иоасаф. – Мы ее уже давно закрыли, еще в начале сего века. Когда компьютеры развелись, офсетная печать пошла. Но теперь от компьютеров толку мало, а вот дедовский способ пригодится…

Тут к нему подбежал тот самый, посланный за невесть какой надобностью инок и с поклоном протянул архимандриту пару плотных желтоватых листков.

– Вот, полюбопытствуйте, – выдал святой отец каждому из гостей по листочку.

Виктор взглянул и едва не ахнул. Надо же, монахи наладили выпуск местной многотиражки. Вверху листа формата А3 красовался витиеватый заголовок церковнославянской вязью «Верейскій Летопісецъ». Ниже таким же шрифтом были набраны заметки о повседневной жизни обители и города, напечатаны последние распоряжения Совета, объявление о наборе «трудников» и даже подборка стихов.

– Каково? – склонил голову набок архимандрит. Лицо его сияло от удовольствия.

– А хорошо ведь, а, Виктор Викторович, – почмокал губами Борзенков. – Что вы как профессиональный журналист скажете?

– И впрямь знатная работа, – подтвердил Рузин. – А каков тираж?

– Бумагу беречь нужно. Однако ж до двухсот за раз можем делать.

– Это нормально. Если развешивать в особо людных местах, то многие прочтут.

– Ну да, ну да, – согласился владыка.

– Кстати, за бумагу спасибо!

– Рад всегда помочь благому делу! – улыбнулся архимандрит. – Только вы уж не подведите, наладьте там изготовление сего ценного продукта.

Да, с неким раздражением подумал Рузин, и тут церковный люд сильно выручил горожан. Как оказалось, в кладовых Спасского имелось несколько тонн газетной бумаги, предназначавшейся для выпуска особой епархиальной газеты, которую предполагалось раздавать туристам.

Между тем они остановились у входа в какой-то подвал или нечто в этом роде. Архимандрит придирчиво оглядел гостей.

– М-да, – насупился, – хлипковато вы одеты. Да мы ненадолго, только посмотреть.

По длинной широкой лестнице они спустились под землю. Сразу повеяло холодом. Рузин и Борзенков поежились.

– Студено? – участливо вздохнул отец Иоасаф. – Ничего, мы быстренько.

Распахнул тяжелую дверь, и сразу стало еще холоднее.

– Это что? – поежился Борзенков.

– Ледник, – пояснил архимандрит. – Сиречь холодильник. Причем без использования электричества.

Войдя в просторное, с высокими потолками помещение, члены Верейской городской администрации были поражены открывшимся их взору зрелищем. Тут и там рачительные руки монахов устроили деревянные стеллажи, на которых лежали пласты мяса и жира. В двух дальних углах на невысоких помостах находились штабеля брикетов замороженной рыбы, а также целые туши ракоскорпионов и трилобитов. На каждой из них стояло монастырское клеймо с указанием даты забоя животного.

– Ничего себе стратегические запасы! – восхитился председатель Совета. – И когда только успели?

– Долго ли умеючи? – смиренно потупился архимандрит. – Как вы знаете, даже в новой резиденции Патриаршей, что в Новом Иерусалиме, механизмы на артефактах имеются. Ну и нам, смиренным, стало быть, не в ущерб. Еще после первой Катастрофы, когда Москва погибла, решили поднапрячься. Старые подвалы значительно расширили и переоборудовали и силами послушника, инженера по… – архимандрит чуть запнулся, – особой технике, сделали морозильник на «ледорите».

«Надо же, – подумалось Рузину, – и здесь попы обскакали!»

Василиса вот только-только поставила вопрос, чтобы сделать движок на артефактах хотя б для пары тракторов и сеялок…

– А этого мастера вы поселку не одолжите? – деловито осведомился Борзенков, вероятно, тоже вспомнив просьбу главной «аграрии».

– Увы, – покачал головой батюшка, – сей человек ко стезе монашеской оказался еще не готов и нас покинул. Ныне, по слухам, в Зеленограде оружие на чудесах Зоны мастерит.

– Владыко!.. – ворвался в морозильник монах средних лет. – Там, там…

У него не хватило воздуха, чтобы закончить.

Архимандрит нахмурился:

– Что стряслось, брат Спиридон?

– Там шлюпка вернулась, владыко… Беда…

Обитель имела собственную пристань с неплохим лодочным парком. Рузин насчитал по крайней мере штук десять или двенадцать яликов. Некоторые из них были оснащены моторами.

Внушительная толпа рясофорных и послушествующих обступила один из таких парусников. Подойдя к нему, Рузин увидел, что на берегу возле лодки лежат двое молодых иноков с посиневшими лицами. Вокруг них хлопотал монах с походной армейской аптечкой в руках. Он подносил к носам хворых ватку, остро пахнущую нашатырем, легонько похлопывал их по щекам, пытаясь привести в чувство. Наконец один из них открыл глаза.

– Что стряслось, брат Сергий? – приступил с расспросами владыка. – Где остальные, где улов?

– Мор-с-ской з-змей, – с видимым усилием пробормотал инок, – н-на нас нап-пал…

И вновь потерял сознание.

Лишь через несколько часов, придя в себя, иноки смогли поведать, что с ними произошло.

* * *

Они даже толком не успели отойти от берега. Сергий управлялся с парусами, а брат Марк возился с сетями. И вот тут…

Сергий не испугался, ибо просто не успел испугаться, парализованный невероятным, невозможным зрелищем. Из моря, буквально над согбенной фигурой брата Марка, восстал горб коричнево-багровой плоти. Одутловатый цилиндр, разворачивающиеся канаты чудовищных извивающихся щупалец. Вытянутые щупальца раскинулись во все стороны…

Таким он и остался в памяти молодого монаха – грозно вылезающим из воды с разинутой пастью, увенчанной чудовищным и нелепым для морской твари клювом. Мантия трепетала под раздутой головой. Глаза размером с большую тарелку уставились на мир. На него. На брата Марка.

Кракен был огромен, а показался замершему Сергию вообще исполинским.

«Брат, берегись!» – хотел закричать он, но крик застрял в глотке.

А масса щупальцев вознеслась вверх над головой по-прежнему не замечавшего опасности монаха.

Трудно сказать, почему чудище не нападало. Может быть, на поверхности гигантское головоногое было начисто дезориентировано. Да и с людьми оно, возможно, до этого не сталкивалось, и сейчас его инстинкты молчали.

Но когда Марк наконец увидел его и рванулся к другому борту, то же чутье безошибочно сработало.

Оба охотничьих щупальца головонога, длиннее остальных, увенчанные треугольными «ладонями», устремились в сторону отмеченного зрительными синапсами движения.