Троя. Падение царей - Уилбур Смит

Геликаон послал дозорных на южные утесы и на покрытый галькой мыс к востоку отсюда. На западе густой лес рос почти до самого берега, и еще одна группа дозорных залегла у края леса, наблюдая за тропой, ведущей с утеса к царской цитадели.

Моряки, свободные от дозора, устроились рядом с кострами. Все они держали оружие под рукой. Но, несмотря на осознание угрозы, в сгущающейся темноте звучали смех и песни, потому что люди привыкли к войне и ее опасностям.

Гершом посмотрел на усыпанное звездами небо, потом отыскал взглядом Ониакуса.

— Мы поменяем дозорных, когда луна достигнет высшей точки, — сказал он моряку. — Сегодня никто не уснет по-настоящему. Присмотри за тем, чтобы вина было выдано немного.

— Как бы сильно я ни любил «Ксантос», я бы предпочел охранять Геликаона, — ответил Ониакус. — Вдруг нынче вечером случится предательство?

Гершому приходили в голову те же мысли, но он о них промолчал. Вместо этого он проговорил:

— Геликаон знает этого царя и доверяет ему. Думаешь, он бы стал подвергать опасности жену Гектора и дочь Приама?

Лицо Ониакуса потемнело.

— Кассандра с ними не пойдет, — ответил он, с внезапной тревогой оглядываясь по сторонам. — Она сказала, что будет с тобой.

Гершом выругался. От несчастной девчонки были одни неприятности, и ничего больше. Вместе с Ониакусом он зашагал мимо костров, спрашивая членов команды, не видел ли кто-нибудь девушку. Удивительно, как мало людей ее замечали. Темноволосая царевна, находящаяся среди молодых, сильных мужчин, должна была приковывать к себе все взгляды. Но, казалось, она передвигалась среди людей, как дух.

Однако один из матросов припомнил, что видел ее рядом с узкой тропой, ведущей на утес, и показал, на какой именно. Тут Гершом вспомнил, что она говорила про молитвенный костер.

— Держи ухо востро, Ониакус, — сказал он. — А я ее найду.

Подхватив свой меч, он зашагал в ночь.

Поднявшись по тропе, Гершом далеко справа увидел царскую цитадель, омытую светом. Слева лежала темная земля, но луна освещала тропу, уходящую к каменистой вершине, поросшей деревьями. Тропа была узкой, возможно, протоптанной животными, но Гершом уверенно зашагал по ней.

Ночные звуки: пронзительный скрип древесных жуков и кваканье лягушек — стали ясно слышны, когда он оставил море слева и позади. Маленькие твари шуршали в подлеске; неподалеку он услышал блеяние невидимых козлов.

Гершом начал потеть в своем шерстяном плаще и на мгновение остановился. Слабый запах горящих трав коснулся его ноздрей, он медленно повернул голову в ту сторону, ища источник аромата, и увидел едва заметное сияние костра, отбрасывающее блики на камень над ним.

Осторожно взобравшись при свете луны по склону утеса, он обнаружил глубокую пещеру, обращенную к югу, укрытую от северных ветров. У дальней стены пещеры был разложен костер, завитки дыма поднимались к низкому своду.

— Кассандра? — окликнул Гершом, но не получил ответа.

Пригнув голову, он вошел в пещеру. Запах костра был едким и ароматным. Дым жег глаза, и Гершом пригнулся к каменистой земле, чтобы глотнуть свежего воздуха.

— Кассандра! — снова позвал он.

Собственный голос показался ему незнакомым.

— Кас-сан-дра! — сказал он и засмеялся, потому что звук получился очень странным.

Он сел, подпер голову рукой и уставился на огонь.

Костер был жалким, потому что пламя давал только маленький сухой куст. К тому же листья, похоже, вообще не горели. Языки пламени танцевали вокруг них, яркие, как солнечные зайчики, но зелень оставалась нетронутой. Но, каким бы маленьким ни был этот костер, он был очень жарким.

Гершом неуклюже расстегнул бронзовую брошь на горле и дал плащу соскользнуть на землю. Затраченное на эти движения усилие измучило его, заставив тяжело дышать, втягивая в грудь еще больше нездорового сладкого дыма. Он понял, что начинает дремать, однако глаза его оставались открытыми и смотрели на огонь.

Звуки ночи постепенно утихли. Пламя, казалось, вбирало его в себя, перед его мысленным взором закрутились яркие пятна.

А потом огонь погас, и Гершом уснул.

Он обнаружил, что парит в лунном свете над дворцовым садом в Фивах, и рассмеялся.

«Как интересно, — подумал он. — Я сплю и знаю, что сплю».

Внизу он увидел служанку: она крадучись шла с новорожденным ребенком на руках, завернутым в расшитое золотом одеяло. Женщина плакала. Она побежала по ночному саду, потом очутилась на улице. Гершом узнал ее, хотя она была моложе, чем запомнилась ему. Когда он в последний раз видел Мерисит, та была хрупкой, с серебряными волосами, с изувеченными больными суставами. Добрая душой женщина, она семь лет была его нянькой.

Гершом заинтересованно наблюдал, как плачущая женщина бежит по темным улицам к широкому берегу реки, как низко приседает в зарослях буйволовых камышей. Она прижала к себе ребенка, но головка младенца откинулась вбок, глаза его были открытыми и незрячими. При ярком лунном свете Гершом увидел, что ребенок мертв.

Из тени вышел бородатый старик в изношенной одежде каменщика. Потом появилась женщина, одетая в развевающийся балахон пустынников. У нее тоже был ребенок, но живой. Мерисит бережно завернула живого ребенка в расшитое золотом одеяло и побежала обратно во дворец.

Гершом последовал за ней в царские покои, где спала его мать. На простынях была кровь.

Царица открыла глаза. Мерисит села на постель и протянула ей ребенка, который начал плакать.

— Тише, маленький Ахмос, ты теперь в безопасности, — прошептала царица.

«Это просто сон, — подумал Гершом; его охватил страх. — Всего лишь сон!»

Этот образ исчез, и Гершом воспарил, как ястреб, над сожженной солнцем пустыней. Огромные толпы шли по пескам: мужчины с суровыми лицами и встревоженными глазами, женщины, одетые в яркие балахоны, маленькие дети, бегающие среди стад овец и коз. И он увидел себя, с серебристой проседью в бороде; в руках у него была суковатая палка.

Маленький мальчик побежал к нему, выкрикивая его имя.

Гершом заморгал, и видение поблекло, вновь превратившись в горящий в пещере костер.

Отчаянно стремясь отодвинуться он огня, он начал вставать, но снова тяжело опустился на землю.

Горящие веточки шевельнулись и стали красными. Гершом увидел блестящие реки крови, они текли по земле тьмы и отчаяния. Он увидел лицо своего брата Рамзеса, посеревшее от горя.

Потом огонь вспыхнул снова, наполнив его видения.

Пламя вздымалось высоко в небо, он услышал рев тысяч людей. Тьма затмила солнце. Гершом в ужасе наблюдал, как море вздыбилось, чтобы встретиться с клубящимися черными тучами. Он закричал и закрыл лицо руками. И все-таки он увидел…

В конце концов огонь догорел, прохладный свежий воздух ворвался в пещеру.

Слезы струились из глаз Гершома, когда он выполз в ночь и растянулся на влажной земле у входа.

Там сидела Кассандра, стройная и прямая, в венке из оливковых листьев на голове.

— Вот теперь ты начинаешь видеть, — мягко сказала она.

То был не вопрос.

Гершом перекатился на спину и уставился на звезды. В голове его начало проясняться.

— Ты подсыпала в огонь опиум.

— Да. Чтобы помочь тебе открыть глаза.

Теперь у него болела голова. Он сел и застонал.

— Выпей, — сказала Кассандра, протянув ему флягу с водой. — Это прояснит твои мысли.

Вытащив затычку, Гершом поднес флягу к губам и жадно выпил. Во рту было сухо, как в пустыне, которую он только что видел.

— Что это было — то, что я видел? — спросил Гершом девушку.

Она пожала плечами.

— Это же твои видения. Я не знаю, что именно ты видел.

— Последнее, что я увидел, — как гора взорвалась и уничтожила солнце.

— А, — сказала Кассандра, — тогда я ошиблась, потому что такое видение мне знакомо. Она не уничтожила солнце, просто заслонила его свет. Это пророческое видение, Гершом.

Гершом выпил еще воды.

— В голове моей все еще полно тумана, — сказал он. — Над огненной горой был огромный храм в форме лошади.

— Да, это Храм Теры, — ответила девушка.

Гершом подался к ней.

— Тогда ты не должна туда плыть. Ни одно живое существо не может выжить среди того, что я видел.

— Знаю, — сказала Кассандра, стащив с головы лавровый венок и вытряхнув веточки из своих длинных темных волос. — Я погибну на острове Тера. Я знала это с тех пор, как подросла достаточно, чтобы вообще что-нибудь знать.

На этот раз Гершом посмотрел на нее иначе: сердце его было полно горя. Она выглядела такой хрупкой и одинокой, глаза ее блуждали, лицо было печальным. Гершом потянулся, чтобы обнять ее, но девушка отодвинулась.

— Я не боюсь смерти, Гершом. И все мои страхи закончатся на Красивом Острове.

— Мне он не показался красивым, — ответил он.