Троя. Падение царей - Уилбур Смит

— За эту мысль стоит держаться. Мне никогда не нравилось думать о смерти…

— О, ты умрешь, — сказала Кассандра. — Все умирают.

Гершом почувствовал, как в нем поднимается раздражение, и попытался успокоиться. В конце концов, девушка была, той, которой коснулась луна. Однако один вопрос ему нужно было задать.

— Как же я могу и жить вечно и в то же время умереть?

— Наши имена будут жить вечно.

Кассандра нахмурилась и склонила голову набок.

— Да, — сказала она. — «Вечно» — неточное выражение. Наступит день, когда не останется никого, кто мог бы помнить. Но дело в том, что столь долгий срок вполне можно назвать вечностью.

— Если я умру, почему меня должно заботить, что мое имя будут знать какие-то незнакомцы? — спросил Гершом.

— Я не говорила, что тебя будет это заботить, — заметила она. — Ты знаешь, где мы?

— Внутри Великого Круга. Геликаон говорит, что скоро мы доберемся до Теры.

Кассандра показала вперед:

— Это остров Делос, центр Круга. Священное место. Многие верят, что там родились Аполлон и Артемида.

— А ты не веришь?

Она покачала головой.

— Солнце и луна не растут на море, как цветы. Но Делос и вправду священный остров. Он обладает могучей силой. Я чувствую ее.

— Какой силой?

— Той, что разговаривает с сердцем, — ответила Кассандра. — Ты сам ощущал такое, Гершом. Я знаю, что ощущал, — она улыбнулась. — Сегодня ночью я разведу молитвенный костер, а ты будешь сидеть со мной под светом звезд. Тогда ты начнешь узнавать.

Гершом поднялся на ноги.

— Ты можешь развести костер, если хочешь, царевна, но я не буду у него сидеть. У меня нет желания видеть то, что видишь ты. Я просто хочу жить, чтобы дышать и пить сладкое вино.

Я хочу жениться и растить сыновей и дочерей. Меня не заботит, будет ли мое имя жить вечно.

С этими словами он пошел прочь, к задней части палубы.

Шторм окончательно утих только далеко после полудня.

Геликаон посмотрел на расписанное красными полосами небо. Зимнее солнце заходит быстро, и скоро совсем стемнеет.

— Гребцы, по местам! — выкрикнул он.

Люди поспешили рассесться по скамьям, отвязали весла и вставили их в уключины. Ониакус послал людей на нос и на корму, чтобы поднять якоря. Потом взошел на кормовую палубу и встал у рулевого весла.

— На юг, — сказал ему Геликаон.

— На счет три, — пропел Ониакус гребцам. — Один — готовься! Два — погружай! Три — налегай!

Восемьдесят весел вонзились в воду, и «Ксантос» устремился прочь от маленького островка, в открытое море.

— И… налегай! И… налегай! И… налегай!

Ониакус некоторое время продолжал задавать ритм. Потом гребцы начали орудовать веслами совершенно синхронно, и его голос затих.

Когда мыс остался позади, Геликаон увидел вдали только несколько рыбачьих лодок — и никаких вражеских военных судов. Ветер был благоприятным, и шесть моряков стояли вдоль мачты, готовясь развернуть парус. Они смотрели на Геликаона, но тот покачал головой.

— Еще рано! — крикнул он.

Подойдя к левому борту, он пристально уставился вниз, на два ряда весел, которые разом поднимались и опускались. Потом перешел на правый борт и посмотрел, как движутся весла там.

— Шестое весло здесь работает хуже, чем шестое весло правого борта, — сказал Ониакус.

— Да, — ответил Геликаон. — Что случилось с гребцом?

— Прищемил палец крышкой люка. Ничего серьезного. Вероятно, лишился ногтя.

Присоединившийся к ним Гершом заглянул через борт.

— Я не вижу, чтобы с шестым веслом было что-то не так, — заметил он.

— Присмотрись повнимательней, — велел Геликаон.

Египтянин сощурил глаза, но в конце концов признался:

— Я не вижу того, что видишь ты.

— Ритм прекрасный, но весло не входит в воду так глубоко, как полагается. Движение чуть-чуть неровное. Если ты закроешь глаза, ты это ощутишь.

Геликаон увидел, что Гершом недоверчиво смотрит на него.

— Это не шутка, друг мой.

Гершом резко повернулся к Ониакусу.

— Ты можешь ощущать это… из-за одного весла из восьмидесяти? Говори правду!

Ониакус кивнул.

— Из-за боли в руке гребец слегка вздрагивает, когда погружает весло в воду. Я говорил ему, чтобы сегодня он отдохнул, но он гордый человек.

Несколько черноголовых чаек появились вверху, то взмывая ввысь, то резко опускаясь.

— Ты чувствуешь это? — внезапно спросил Гершом.

— Что? — откликнулся Ониакус.

— Одна из чаек насрала на палубу. Подожди, дай мне сменить позу, чтобы приспособиться к новому распределению веса судна.

Ониакус рассмеялся.

— Мы не издеваемся над тобой, Гершом. Если бы ты провел столько лет на борту корабля, сколько провели мы, ты бы тоже чувствовал малейшее изменение в движении «Ксантоса», как только у нас станет меньше припасов и осадка уменьшится, или когда парус намокнет, или когда устанут гребцы.

Гершома, казалось, не убедили его слова, но он пожал плечами.

— Я поверю тебе на слово. Итак, куда мы двинемся этим вечером?

— Может, на Наксос, может, на Миною. Я еще не решил.

— На Берегу Крона есть хорошее торговое поселение, — заметил Ониакус.

— И есть критские воины, — ответил Геликаон.

— Верно, но из местных. Готов поспорить, они не откажутся немного заработать. Я устал от сушеного мяса и жидкого бульона. Тебе запомнится это место, потому что там прекрасный пекарь.

— Ониакус меня убедил, — сказал Гершом. — Где находится Берег Крона?

— На острове Наксос, — ответил Геликаон.

— На самом большом острове Великого Круга, — добавил Ониакус. — Невероятно красивое место. Именно там я повстречал свою жену.

За этими словами последовало неловкое молчание. Потом Геликаон обратился к Гершому:

— Ониакус прав. Это красивый остров, но на Миное может быть безопасней. Тамошний царь еще не объявил, что вступает в войну. Он хитер и станет выжидать до тех пор, пока не будет знать наверняка, какая из сторон победит. Что еще важнее, у него только пять военных галер, и он не будет торопиться напасть на «Ксантос».

Зашагав прочь от Гершома, Геликаон дал знак стоявшим у мачты людям развернуть парус. Как только черный конь затрепетал у всех на виду, Ониакус выкрикнул приказ сушить весла.

Снова пошел дождь, слегка забрызгав палубу. Геликаон посмотрел в сторону носа. Маленький шатер уже починили, и Геликаон видел стоявших у борта Андромаху и Кассандру.

— Андромаха чем-то тебя оскорбила? — спросил Гершом.

— Конечно, нет. А почему ты так подумал?

— Ты почти не говорил с ней с тех пор, как началось путешествие.

Это было правдой, но Геликаон не желал обсуждать это с Гершомом. Вместо этого он пошел по центральному проходу к женщинам. Подойдя ближе, он увидел, что они наблюдают за дельфином. Когда Геликаон приблизился, Андромаха подняла взгляд, и он почувствовал притягательную силу ее зеленых глаз. Но первой заговорила Кассандра.

— Кавала все еще с нами, — сказала она, показав на дельфина.

— Ты ушиблась, когда упала? — спросил Геликаон.

— Нет. Гершом меня поймал. Он очень сильный.

Девушка задрожала.

— Хотела бы я, чтобы у нас был огонь. Очень холодно.

Геликаон увидел, что губы ее приняли голубой оттенок. Стащив свой тяжелый плащ, он набросил его на плечи Кассандры, и та плотно завернулась в ткань.

— Посиди некоторое время в шатре, подальше от ветра, — посоветовал Геликаон.

Она улыбнулась ему:

— Ты беспокоишься обо мне? Или хочешь поговорить с Андромахой наедине?

— Я беспокоюсь о тебе, маленькая сестренка.

— Тогда я пойду, — ответила она. — Ради тебя.

Наклонив голову, она исчезла в шатре.

Геликаон внезапно занервничал. Он встретился взглядом с Андромахой и сказал:

— Я редко чувствовал себя так неловко.

— Поэтому ты избегал меня с самого начала путешествия?

Ее глаза были холодными, в голосе слышался сдерживаемый гнев.

— Да. Я не знаю, как…

Голос его прервался. Что он мог сказать? Что всю жизнь мечтал найти любовь и что Андромаха была воплощением этой мечты? Что каждый день, с тех пор как он ее встретил, она в его сердце? Что, засыпая ночью, он мысленно видит ее лицо, а просыпаясь, первым делом думает о ней?

Геликаон вздохнул.

— Я не скажу, что у меня на сердце, — проговорил он наконец. — Только не жене дорогого друга и матери его сына.

— Да, — ответила Андромаха. — Сына человека, которого я люблю — люблю всем сердцем.

Эти слова, произнесенные со всей искренностью и страстью, рванули Геликаона за душу; он сделал шаг назад.

— Я рад за тебя, — сумел выговорить Геликаон — и увидел на ее глазах слезы.

Резко отвернувшись, он вернулся на кормовую палубу. Гершом внимательно посмотрел на него.