ОГНИ НА РАВНИНЕ - СЁХЭЙ ООКА

Мои ступни скользили по холодной жиже, под которой как будто бы вовсе не было земной тверди. Невидимая во мгле топь ухала и стонала. У меня возникло неприятное ощущение, что на ее поверхности меня удерживает лишь тонкий слой грязи, которую я сам поднял из бездонной пустоты.

Я передвигался с большой осторожностью, однако все глубже и глубже уходил в трясину. Винтовка давила на меня, тащила вниз, в гнилостную бездну. Темнота чернильным пятном растеклась во все стороны. Дождь прекратился. Над болотом повисла тишина. Лишь изредка сквозь пелену испарений доносился до меня отдаленный собачий лай.

Время от времени я поднимал голову и всматривался в ночь. Напрягая зрение, с трудом различал дорожную насыпь – свежую царапину на черном бархате неба. Я часто поглядывал на тракт, прикидывая, сколько метров еще надо пройти. Но расстояние до заветной цели словно и не сокращалось!

Болотная грязь обволакивала мои колени и бедра. Продвигаться вперед становилось все труднее. Балансируя на одной ноге – она при этом медленно проваливалась в бездну, – я с огромным усилием вытаскивал из трясины другую, делал неуклюжий мах, прокладывая борозду на поверхности болота, и опускал ступню в вязкую жижу. Потом переносил вес уже на эту ногу, другой описывал широкую дугу, утюжил жирную грязь и снова по колено погружался в топь.

Сложные акробатические упражнения отнимали массу сил. Вскоре я изнемогал от усталости. Если трясина станет глубже, я не смогу одолеть ее и увязну здесь окончательно. Так и встречу рассвет: ноги в трясине, а из болота торчит обляпанный тиной торс! Я понял, что влип, влип во всех смыслах этого слова! Утром первый же американский солдат увидит меня с дороги и подстрелит, даже не целясь.

Я оцепенел от ужаса, в голову лезли странные мысли. Я подумал о других солдатах. Неужели их тоже медленно засасывает трясина? Неужели мы все обречены?! Мне безумно хотелось знать, что происходит вокруг, но, остерегаясь нежелательных последствий, я не стал взывать к своим товарищам.

У меня мелькнула мысль повернуть обратно, но возвращение показалось мне таким же невозможным, как и движение вперед, более того – бессмысленным.

Надо было идти дальше, бороться до конца. Если же топь одолеет меня и я потеряю способность шевелиться – что ж, тогда погибну. В конце концов, это самое страшное, что может со мной произойти. А сколько раз за последние недели я смиренно ждал приговора судьбы?

Смерть… Мысль о смерти неожиданно успокоила меня, словно я получил известие о скором возвращении домой. Смерть никогда не обманывала, на нее я мог положиться, она единственная всегда терпеливо ждала меня, куда бы я ни шел и что бы ни делал.

От сердца отлегло, у меня открылось второе дыхание, тело наполнилось энергией. До этого волшебного момента вытаскивать ноги из трясины было мучительно тяжело, я действовал словно по принуждению, теперь же зашагал легко, бездумно. Мне даже почудилось, что передвигаться я стал намного быстрее, чем прежде. У меня как будто выросли крылья.

И тут я почувствовал, что кто-то смотрит на меня из темноты. Я замер. Нет, это исключено! Кто может следить за мной в этой черной непролазной трясине?

Я двинулся вперед, и вновь у меня возникло ощущение чужого присутствия. Как только я осознал, что нахожусь под наблюдением, вмиг обессилел. Тело налилось свинцовой тяжестью, руки и ноги перестали слушаться. Я опять полз по болоту со скоростью улитки.

Неожиданно сквозь сумрак я разглядел насыпь. И вдруг услышал дыхание невидимых людей. Протянул вперед руку и случайно прикоснулся к ножнам на ремне бредущего передо мной солдата. Инстинктивно я сжал пальцы.

– Пусти, сволочь, пусти! – задыхаясь, прошипел человек.

Мне показалось, что я узнал голос сержанта.

Болото местами становилось совсем мелким, но иногда я вновь проваливался в трясину почти по пояс. Вскоре я почувствовал под ногами земную твердь. Насыпь!

Я опустил винтовку и стал карабкаться по травянистому настилу откоса. Вокруг меня двигались люди. Воздух наполнился шуршанием: мы взбирались вверх по двухметровой насыпи, цепляясь за траву и обрывая сочные стебли.

Темноту слева направо прорезала белая черта тракта. Я по-пластунски пересек дорогу, всем телом ощущая твердое крошево гравия. Винтовка со скрежетом волочилась за мной. По светлой поверхности тракта, словно гигантские муравьи, двигались темные фигуры. Во мгле раздался собачий лай.

Я добрался до противоположной обочины и молниеносно скользнул вниз по склону. Где-то впереди журчал ручей. Не оглядываясь, я устремился прочь от дороги. Грязи здесь было немного, всего по щиколотки высокий неуклюжий солдат, которого я встретил на макушке холма, говорил правду. Сначала я шагал, пригнувшись к земле, потом выпрямился, расправил плечи.

– Ложись! Ползком на животе, придурок! – кто-то шепотом приказал мне.

Я встал на четвереньки и двинулся дальше. Там темнел лес. По нему проходила дорога на Паломпон. Только бы добраться до опушки, думал я, а потом все будет хорошо.

Я полз вперед, вместе со мной ползла темнота, наполненная дыханием десятков солдат. И вновь мое «я» растворилось, я превратился в «мы», став частью коллектива.

Дзинь!

Что-то лязгнуло в колышущейся массе наших тел. Ночь озарилась вспышкой, и в ту же секунду засвистели пули.

– Танки! – закричали со всех сторон.

Я прилип к земле и с опаской поднял голову. В лесу, словно исполинские глаза, вспыхивали прожекторы. Слепящие лучи скользили, скрещивались, обшаривая темноту. В полосах света я успел заметить бесчисленное множество своих собратьев, лежавших ничком.

Я прижался лбом к земле. Краем глаза я видел сполохи, а вслед за ними чувствовал холодное дуновение от пуль, пролетавших у меня прямо над головой. Я невольно подался на несколько сантиметров назад к дороге.

Пулеметы строчили почти без передышки, казалось, кто-то без устали стучит по железу, пули шлепались в густую болотную жижу. И вдруг я увидел себя со стороны, словно на экране, и понял, что мои руки и ноги тащат тело прочь от опасности!

– Они зацепили меня! – ахнул кто-то слева.

Потом передо мной во весь рост поднялся солдат, сделал несколько неуверенных шагов и с душераздирающим стоном: «О-о-о!» – упал лицом в грязь. И снова мне почудилось, что это был сержант.

Я вскочил и бросился бежать сломя голову. Дорожная насыпь так ярко отсвечивала травой, что мне показалось, будто на откосе движется моя тень. Я мчался к сияющей полосе. Под ней чернела канава. Вот бы добраться туда…

Я подлетел к изумрудной насыпи и забился в неглубокий ров. Подо мной струилась вода, надо мной свистели пули, лучи света скользили по дорожному полотну.

Похоже, я нашел безопасное местечко: американцы не пустят танки по болоту и вряд ли бросятся в атаку.

Постепенно пальба прекратилась, и только лучи прожекторов продолжали ощупывать пространство. А потом огни погасли, все, кроме одного, который неподвижно висел в темноте, как зловещий предвестник грядущих несчастий. Однако в конце концов и он умер. Болото, насыпь, лес потонули в темноте и тишине. Ни звука, ни движения, ни шороха – все замерло. Что случилось с моими собратьями, я не представлял. Мрак, ослепивший меня, вода, бежавшая по телу и проникавшая ледяными пальцами под кожу до самых костей, болотная грязь, запах трав – это был мой мир, моя вселенная…

Я тяжело вздохнул и выбрался из канавы. Лес лежал передо мной, темный и тихий, как всегда, – ни намека на недавнюю бойню. И снова я услышал собачий лай. А со стороны дороги накатывал, набирая силу, новый звук: шум дождя. К бормотанию воды прибавились чей-то шепот, приглушенное пение и металлический лязг.

Я медленно вскарабкался по насыпи и замер, прислушиваясь к приближающимся шагам. Потом, точно жаба, перебрался через дорогу и кубарем скатился по склону. Немного отдохнув, снова отправился в поход через трясину. Сам не знаю когда, я потерял винтовку, поэтому обратный путь по болоту оказался не таким утомительным.

Глава 26 НАВАЖДЕНИЕ

Я двигался вперед не останавливаясь. Добравшись до верхушки холма, оглянулся. В предрассветной мгле белела дорога, все пространство между дорожным полотном и чащей было усеяно телами японцев. По сравнению с количеством солдат, прорывавшихся вместе со мной к лесу, трупов было немного. Но я не знал, многим ли удалось вырваться из-под ночного обстрела.

Дождь прекратился. Далеко-далеко на западе, над побережьем, повисла густая сизо-серая пелена, а над ней, точно пышные кудри, разметались алые кучевые облака. Канквипот сверкал в лучах восходящего солнца. Пик, облитый пурпуром, поражал своими человекоподобными очертаниями. Он величаво возносился над горной грядой, все еще задрапированной лиловыми тенями. Гребень резко обозначился над равнинами и холмами, затянутыми утренней дымкой. В лощинах и котловинах скрывались мои соплеменники. Я думал о них с ностальгической грустью. С такой тихой печалью человек вспоминает старого друга, с которым любил проводить время в саду у родного дома…