Книга мечей - Ричард Бёртон

В современности от слова «aes» происходит «airain». Французские слова «leton», «laton», «latton», или «laiton» (cuivre jaune — «желтая медь» (фр.); итальянские слова «lattone», «lottone» и, в конце концов, «ottone», испанские «lata» и «laton», немецкое «latun» и английское «latten» (тонкая листовая латунь), «latoun» Чосера («Pardoner's Prologue») происходят либо от «luteum», желтый (металл), либо от растения «luteum» (Reseda luteola), которое использовали для того, чтобы красить медь до кремнекислого состояния [153]. Английское слово «brass» происходит, скорее всего, от скандинавского «bras» — цемент, замазка, — а немецкое «Mosch», «Meish» и «Messing» — от «mishen» — «смешивать» [154].

Можно посоветовать обратить также внимание на ορειχάλκον [155] Гомеридов и Гесиода, которое Страбон называет также ψευδάργυρος, «ложное серебро», и «aurichalcum» и которое столь таинственным веществом сделало лишь извращенное мастерство комментаторов. Для поэтов, которые любят неопределенность, эта «горная медь» была мифическим природным металлом, ценность которого была где-то между золотом и серебром, и сказочным, как «chalkolibanon» [156] из Апокалипсиса. Это имя не встречается ни у Пиндара, ни у драматистов. Платон, рассказывая об Атлантиде [157], говорил, что «oreichalc», «от которого ныне осталось лишь название», было самым драгоценным металлом после золота. Плиний довольно заявляет, что «aurichalcum» более не существует; тут с ним не поспоришь.

Следующим материалом, к которому применялось это слово, была «красная медь» (?), закись, красивые кристаллы которой формируются естественным образом. Поллюкс и Гесизиус Грамматик (380 г. до н. э.) определяют ее как медь, напоминающую золото; а Цицерон ставит вопрос: если человек предлагает на продажу кусок золота, считая, что он выставляет лишь кусок «orichalcum», честный человек должен его проинформировать о том, что это на самом деле золото, или может честно купить за копейку то, что стоит в тысячи раз больше? Баффон сравнивает его с томпаком, или китайской медью с содержанием золота [158]. Бекмэн отмечает «aurichalcum», или коринфскую латунь, в Плаутусе, «Auro contra carum». Фестус говорит о «orichalcum» (меди), «олове» (цинке или сплаве олова со свинцом), «cassiterum» (олове) и «aurichalcum» (латуни). Те же значения мы встречаем и у Амброза, епископа Миланского (IV век), у Примасиуса, епископа Африканского Адруметума (VI век), и у Изидора, епископа Севильского (VII век). Альберт Великий (XIII век), монах-доминиканец, в своем трактате «De Natura et Commixtione Aeris» описывает, как «cuprum» превратился в «aurichalcum».

Страбона не понять. В одном месте он пишет, что только кипрская медь производит кадмейский камень, купоросную воду и оксид меди. В другом же месте он говорит: «Есть камень неподалеку от Анд, который, будучи брошен в огонь, превращается в железо. Затем его помещают в печь, вместе с определенным видом земли [159], и из него (камня? земли? обоих?) вытапливается ψευδάργυρος (ложное серебро? цинк?), из которого, при добавлении меди, получается «смесь», некоторые называют ее еще oreichalcum». «Pseudargyros», который также находили в окрестностях Тмолуса, кажется, будет означать в данном случае цинк или Cadmia fossilis (природный каламин или карбонат цинка). Плиний создает путаницу с галмеем, печным каламином, и медной рудой, противопоставляемой карбонатной. Когда Диоскорид упоминает вроде бы искусственный, или «печной», каламин, грязный оксид пинка, то, возможно, он имеет в виду более современную «tutiya» (Авиценна), «toutia», «thouthia» [160] «cadmie des fourneaux», или «тутти». Растерев в порошок и смешав с равным количеством увлажненного угля путем добавления плавня, его плавят вместе с медью для создания латуни. Адвокат де Лони (1780) и епископ Уотсон соглашаются с тем, что «orichalcum» Страбона — это латунь.

В последнее время «aurichalcum» стал синонимом электрона [161], естественного или искусственного. Слово Хгктрос; [162]принято считать происходящим от «Гелиос», как якобы соперничающий с Солнцем в сиянии. Если верить Лепсусу, то это «юсем» — металл Тутмоса III. Бругш считает, что «юсем» — это латунь, а «асмара» или «асмала» — эквивалент еврейского «хашмаль» — «электрон» [163]. У Бунсена «касабет» и «кахи» — это медь («aurichalcum»), а «хесбет» — металл, связанный с «kassiteros» — оловом. Этот сплав был известен Гесиоду. Софокл применял словосочетание «сардинский электрон» к золоту, а не к серебру. Геродот в историческую эру (480–430 гг. до н. э.) придает имя мифического металла «слезам Гелиад», которые латиняне называли «succinum», в «народной латыни» — «ambrum», арабы — «анбар», а мы зовем янтарем. Плиний, а за ним и Павсаний отмечают две его разновидности — естественную («в любой золотой руде содержится немного серебра» [164]) и искусственную; в последней содержание серебра не должно было превышать одну пятую. Статиры лидийского Креза, которые греки считают самыми древними монетами, были сделаны, если верить Бекху, из электрона — три четверти золота и одна четверть серебра. Луциан называет этим термином стекло; а в конце концов им стали называть латунь и смешали с «aurichalcum».

Я бы предположил, что этот «aurichalcum» может быть и ирландской «бронзой Доуриса», которая получила свое название по городу Доурис, под Парсонтауном, графство Кинге, где она впервые была обнаружена. Уайлд предполагает, вместе с остальными, что золотой цвет сплава зависит от примеси свинца в определенной пропорции, и сравнивает его с цветом кипрской меди, которую римляне называли «coronarium» (используя ее в театральных коронах) и покрывали бычьей желчью. Предметов из «or molu» много в Дублинском музее; они сохранили свой желто-золотой блеск. Наверное, их лакировали, как современную латунь; а патина может оказаться какой-нибудь камедью-смолой. Когда они тускнели, их очищали, подержав над огнем, а затем погружая в слабокислотный раствор, как это делают с современными отливками. Были проанализированы два предмета, меч и кинжал, и выяснилось, что меди в них от 87,67 до 90,72; олова — от 8,52 до 8,25; свинца — от 3,87 до 0,87 [165], а в мече присутствовала еще и сера. Удельный вес предметов составлял от 8,819 до 8,675. В наконечнике копья были найдены, помимо меди, олова и свинца, 0,31 процента железа и 0,09 процента кобальта.

Есть и другие сплавы, о которых мы читаем, но знаем мало: например, таковы «aes aegineticum», «demonnesium nigrum», «aes deliacum», секрет которой был утерян во времена Плутарха, и Τατήσσιος χαλκός из Южной Испании, возможно привозимая на кораблях из Гибралтара. «Ollaria», или горшечная медь (латунь), содержала три фунта «plumbum argentarium» (олова и свинца поровну) на сто фунтов меди. «Aes caldarium» только можно было плавить. И наконец, «graecanicum» представляла из себя переплавленную медь («formalis seu collectaneus») с добавлением 10 процентов «plumbum nigrum» (свинца) и пяти процентов «серебряного свинца» («argentiferous galena»?).

Металл, когда он только появился, был редок и дорог; большие современные мечи, топоры и молоты вряд ли могли быть воспроизведены в меди, бронзе или железе. Ранние попытки развития кельта [166] не привели к появлению ничего более искусного, чем режуще-колющий клин из дорогого материала (рис. 85). С прогрессированием технологий плавки и литья заостренный конец развился в нож, кинжал и меч; а широкий — в топор. Это сложносоставное оружие, в котором дубинка объединялась с кельтом, или ручной топор, появившееся в Европе в начале неолита, сыграло замечательную роль в истории — древней, средневековой и даже современной; а связь его с мечом становится очевидной, если посмотреть на короткий меч глейв [167]. Эволюция режущих кромок привела к появлению двух принципиально новых форм. Для рубки дерева лучше всего подходящей оказалась форма длинная и узкая, а для случаев, в которых грубая сила была менее востребована, оружие приняло вид широкого лезвия с длинными краями в виде полумесяца.

Акху, боевой топор, был известен в Древнем Египте с раннего времени. Один золотой топор и несколько бронзовых были найдены погребенными в качестве амулетов в саркофаге царицы Асхепт, наследницы Восемнадцатой династии. Еще одно бронзовое оружие встретилось в погребении другой царицы, из Семнадцатой династии (1750 г. до н. э.). Полезное в ведении военных действий, это орудие стало, возможно еще в каменном веке, божественным символом: несомненно, в этом корень появления в конце бронзового века hâches votives (жертвенные топоры) без режущей кромки, который не могли быть использованы для работы или боя, а только для религиозных нужд. Оружие с двумя наконечниками однозначно определялось как лабрандийский йов, получивший свое название от λάβρα, что в лидийском языке равнозначно πέλεκυς. Эта же эмблема появляется и на медальонах трех карийских царей, самым выдающимся из которых является Мавсол, с 353 г. до н. э. По Плутарху (De Pythiae Oraculis), тенедийцы «взяли топоры у крабов, потому что только панцирь краба имеет форму топора». Так, оружие с двумя наконечниками с монет Тенеда является скорее священным, а не воинственным символом. Тенедский Аполлон тоже держал топор, который некоторые даже считали символом Тенеда. Аристотель и другие придерживались мнения, что один из царей Тенеда постановил, что виновные в супружеской неверности должны умерщвляться топором, и то, что он собственноручно привел в исполнение приговор, вынесенный собственному сыну, породило поговорку Τενέδιος πέλεκυς, означающую «скор на расправу».