Когната (СИ) - Сальников Алексей Викторович

— Имя девочки Когната есть, — ответила Волитара. — Она уже ест и чуть ли не ходит. Она своими штифтами вместо ребер гордится. Она своих родителей дочь есть.

— Когната? — спросил Константин.

— По-простому это «родная» обозначает. Многие фактом, что она им действительно родная есть, огорчены.

Муж Волитары утвердительно покивал из-за спины санитара.

Волитара как-то почувствовала молчаливое движение и возмутилась:

— Дорогой муж, почему ты уже не в первый раз там сзади какие-то знаки Константину подаешь?

— Любимая жена, — бесстрастно откликнулся тот, — лучше бы ты это чутье, прежде чем ты, надевать доспех или не надевать, решаешь, применяла.

— У нас сейчас возвращение к парламентаризму случилось, — будто не услышав колкость мужа, вернулась к Константину Волитара. — Это то, что выборы проводятся, подразумевает. Это, что три партии имеются, означает. Партия Крови, то есть партия древних традиций, которые нам нельзя потерять, есть, партия Обороны есть, и партия Денег имеется. Но факты эти ничего не значат. Всего с десяток семей землей основного мегаполиса владеют, а из этого следует, все представители всех партий им так или этак, а принадлежат. Мегаполис отчасти семье моего дорогого мужа принадлежит, но и семья, к которой принадлежит Фумус, мегаполисом тоже владеет. Никто Секунду судить не будет. Но они ее не отпустят. Она в заточении под надзором всех семей сидеть будет.

— То есть все было зря, — догадавшись, куда клонит Волитара, перебил Константин.

— Нет, все зря не было, — терпеливо продолжила Волитара. — Я, что все зря не было, до сих пор считаю. Но большинство землевладельцев, что все, до броска хлопушки происходившее, не впустую сделано было, считают. А все, что после получилось потом, зря совершилось. Лично я, тем, что не в семейном склепе лежу, прожаренная до головешек, довольна.

Она улыбнулась одобрительно и в то же время ехидно и подсказала:

— Там кинокамера стояла. Ты же знаешь. Тебе под этой кинокамерой бросить хлопушку и подождать, пока Секунда себя убьет, надо было. А сейчас два наследника, ни одного из которых нельзя убивать, у семьи Фумуса появилось.

— У Секунды права наследования есть? — изумился Константин. — Она же изначально человек.

— Много кто изначально человек есть, — снисходительно усмехнулась Волитара. — Мой прадедушка — перевертыш был. У моего дорогого мужа бабушка с материнской стороны перевертыш есть, и дедушка по отцовской линии перевертыш есть. Это ничего не меняет. Они наследники есть. Многие драконы в семье Фумуса, что мы специально преступницу им подсунули, считают. Они на комитет сейчас все газеты, все телеканалы, какие имеют, с цепи спустили. «Дорогие читатели, посмотрите! Они жену Фумуса судить не собираются, они даже на ее злодеяния не смотрят. Она теперь всю жизнь на государственном обеспечении из ваших налогов жить будет!» Они в очень сложном положении находятся. Они, с одной стороны, ее как-нибудь убили бы. А, с другой стороны, им что делать, если Фумус внезапно объявится, непонятно есть. А вдруг он не один придет? А вдруг он где-то армию собирает, а потом вернется?!

Волитара пыталась сдержать смех, и видно было, как болезненно ей это дается, и все же расхохоталась, при этом морщась и делая вид, что кривится в шутку:

— И мы теперь ее от всяких сумасшедших сторожим! Мы ее из замка в замок, из одного тайного места в другое перепрятываем. Это на детскую игру похоже! А мы все такие уже взрослые и серьезные есть. И смесь серьезных вещей и детского поведения очень меня забавляет!

— Это лишь тебя забавляет, — напомнил ей муж. — Никто больше не смеется. Медсестры и медбратья, которых мы к Когнате подпускаем, на всякий случай, что всем их семьям смерть грозит, отчетливое представление имеют, если подозрение на нелояльность возникнет. Та же история и со всеми врачами происходит. Я, что для них это смешно есть, не думаю. Даже я, зная об этом, веселья не чувствую.

— Знатные семейства по-тихому такие вопросы решать предпочитают. Член семейства был, и вот члена семейства уже не существует. Даже термин специальный для этого имеется. Абортус постпартум. Отец так брата иногда называл.

— Отцы, похоже, одинаковы есть, — к чему-то предположил муж Волитары.

— Словом, родные Фумуса, чтобы он исчез, предпочли бы. И чтобы его жена и его дочь тоже исчезли. Дело не только в дележе наследства есть. Секунда о некоторых делах мужа знать может. И она об участии в некоторых некрасивых событиях части его родственников, скорее всего, знает. Они Фумуса и жену его главными злодеями сделали, потому что в этом большое удобство для них присутствует. И это удобство не только для них есть. Оно большинством негласно поддерживается. Масса преступлений не только против людей, но и против драконов осуществлено. Это под коврик замести хочется. Даже у меня насчет кое-каких вещей, в которых я участвовала, ответить соблазн есть: «Я ошибки признаю, извиняюсь, больше так не буду. Это все случайность и влияние императора и Фумуса были. Я очень сильно не права была».

— Надеюсь, в это сожаление ты и меня включаешь? — осведомился Константин.

— Ты даже не думай! — уверенно заявила Волитара. — Если бы возможность была бы, я бы тебя еще раз украла. И того, какой ты был, и такого, какой ты сейчас есть. Ты едва ли не единственное, что хорошего тогда было.

— Вот ты свинья! — устало возмутился Константин.

Ее муж засмеялся, засмеялись и дети, и даже санитар улыбнулся, но, когда она глянула на них, точнее, только попробовала развернуть голову в их сторону, все стали серьезными. Перестала веселиться и Волитара.

— Комитет временно закрывается. Мы решили, что тебе лучше домой отправиться. Я тебя в очередной раз в наши дела втравила. Извини. Мы, по нашей драконьей привычке, снова на тебя всех собак спустили. Сейчас такая тема продвигается: Фумус и император какого-то ответвления коммунизма, не человеческого, но похожего, придерживались, и честный народ почем зря губили, свободу прессы и предпринимательства душили, и Секунда коммунистка есть, и ты коммунист есть, и поэтому ты Секунду спас. Даже когда я это читаю и слушаю, и то какие-то здравые мысли в подобных статьях и передачах нахожу, хотя я вроде бы от дезинформации иммунитет имею. А что с другими жителями мегаполиса творится, я даже не представляю. Отношения города и мегаполиса на этом фоне охладели.

— Это какие же здравые мысли ты находишь? — не выдержал Константин. — Фумус хотел коммунистов и людей под корень извести. Коммунисты хотят уничтожить собственность на землю, власть капитала.

— Костя, — сказала Волитара, — не кипятись. Я, мой муж, мои дети, мой брат — живыми воплощениями собственности на землю и власти капитала являемся. Без всего этого мы все равно что не существуем. Попытка лишить меня этого убийству сродни есть. А ведь коммунисты, как опыт вашей истории показывает, не только в абстрактном плане классы убрать хотят, но они и по-настоящему нас убить попробовать могут.

— Это все равно лучше, чем пытаться полностью уничтожить другой разумный вид, да еще и своих под раздачу пустить.

— Это, в моем частном случае, нисколько не лучше есть, — уверенно сказала Волитара. — Я этого не допустить постараюсь.

В возникшей неловкой тишине муж Волитары покашлял, то ли предлагая удалиться, то ли намекая жене на что-то.

— Я за еще одно хочу извиниться, — сказала она. — Новость о том, что ты жену Фумуса спас, к вашим просочилась. И ты, по возвращении ваших высоких… идеалов хлебнуть можешь.

Она явно сознательно выдернула из своей реплики слово «гуманистических», потому что это понятие возникло, когда некоторые драконы, разводившие в свое время людей на еду и открывшие для себя, что те — разумные существа, принялись отпускать их на волю. И движение назвали гуманистическим, и слово прижилось еще в такой древности, когда среди части драконьих племен не всегда существовало понимание, что соседи — такие же, как они, драконы, достойные жизни. Видимо, она, к тому, что уже наговорила, не хотела обидеть Костю еще и таким словом.