Ия, или Вторник для романтики - Георгий Гуревич

- Стыдись, девушка, одна любовь у тебя в голове. Я про астрономию говорю. Ио и Европа - спутники Юпитера. Ио вроде нашей луны, только вулканы страшнейшие и орбита примерно такая же и тоже обращена к своей планете одной стороной. В общем, астрономы с давних пор целятся на Ио, считают, что именно там должна быть главная база йовографии, то есть юпитероведения. На Ио надо жить и оттуда пикировать на Юпитер.

Но все это пока не для людей. Полет туда четыре года и обратно четыре года. На пути опасный пояс астероидов. Вокруг Юпитера радиационные пояса похуже земного. Облучение смертоносно. Сила тяжести на Ио лунная, облегченная, расслабляющая, на Юпитере - трехкратная перегрузка. И двадцатикратная при выходе из пикирования. И газовая толща с давлением в тысячи и сотни тысяч атмосфер. И сто пятьдесят градусов мороза на поверхности, а в недрах, вероятно, сотни тысяч, если не миллионы.

Но смертоносное для людей может быть для машин безвредно и даже незаметно.

Ия слушала невнимательно, со смешанным чувством снисходительного неодобрения. Ио, превращенная в корову! Ио, превращенная в базу! Какие детские забавы! Как это все наивно, как мелко по сравнению с миром взрослых, где пиявки не присасываются, сберкассы не признают подписи и профессора, пойманные за рукав в коридоре, полагают, что речь едва ли восстановится полностью. Ия даже обиделась сначала, почему Алеша не спросил, как она поживает, как поживает отец. Но потом отошла, сама оправдала Алешу, вспомнила, как в первые вторники он предлагал ставить и ее еженедельные отчеты, а она уклонилась, небрежно сказала: "У меня не бывает ничего примечательного". Тогда ей казалось, что от нее нечего взять, пусть Алеша наполняет ее жизнь содержанием. А потом получилось, что донором стала она: от нее шли утешения, поддержка, наставления, поправки, советы... даже советы отца. И вот Алеша привык получать и не спрашивать. Даже не спросил об отце сегодня.

Напомнить? Но Ия медлила. Алеша был так весел, так приподнято бодр... Ию утешала его эгоистическая жизнерадостность. Она отдыхала душой возле него. Так взрослые отдыхают, глядя на беспечные игры малышей. Алеша ликует - стало быть, не все в жизни безрадостно. И не будем торопиться, ввергая этого большого младенца в нудный мир рецептов "цито" и незаверенных доверенностей. Будни сами по себе, праздник сам по себе. Быть может, речь и восстановится постепенно.

И вдруг Алеша, взглянув на часы, заторопился:

- Ах, черт возьми, сорок пять минут до поезда! Ну, я так рад, так рад, что ты пришла, все-таки я успел тебе рассказать в общих чертах. Подробно напишу с полигона, постараюсь подгадать так, чтобы ты получила письмо во вторник ровно в шесть.

Он все еще был в игре, соблюдал договорные условия.

- Постой, почему письмо? Ты не приедешь во вторник?

- Да ты не слышишь ничего! Чем у тебя голова занята? Я же битый час рассказываю, что меня приглашают работать на космос. И я согласился... И еду на дальний полигон, сегодня еду, поезд через сорок пять минут. Я пошел, Ивочка, бегу стремглав. Салют, дружище!

Строго соблюдая правила игры, он даже не попытался поцеловать ее на прощание... дружески.

А Ия осталась - главой семейства, главой в восемнадцать лет, с двумя беспомощными иждивенцами на руках.

Ведь тетя Груня тоже была беспомощным иждивенцем. Она знала уборку, кухню, окрестные магазины, знала, где дают, что и почем, могла в крайнем случае дойти до Усачевского рынка, выбрать продукты посвежее, даже поторговаться, зажимая деньги в кулаке. Но ко всему прочему миру она относилась с опасливым недоверием. Даже ночные дежурства ей нельзя было поручить. Она путала аптекарские склянки, могла вообще вылить лекарства, потому что не верила в греховную науку, больше уповала на молитвы. Молиться она не ленилась, могла и всю ночь простоять на коленях, уговаривая бога пощадить, помиловать неразумного брата. Бог представлялся ей суровым, мрачно-обидчивым... Она искренне считала, что это бог наказал брата параличом за неуважение к дедовским запретам, жалела брата, но в душе не очень была уверена, что имеет основания просить о смягчении приговора.

Итак, тетя Груня взяла на себя кухню и бога, а с внешним миром Ия была одна лицом к лицу.

Доверенность она оформила в конце концов, справку от врача представила в сберкассу и деньги получила - семьдесят два рубля с копейками. Но в тот же день пришел агент по страховке. Оказалось, что отец застраховал себя, но на случай смерти, а не от болезни и срочно-срочно нужно вносить квартальный взнос, а иначе все пропадет. Ия подумала-подумала и отдала деньги.

На следующий день - новое волнение. Пришла повестка: дом назначен на снос. Жильцам предлагают в двухнедельный срок выбрать квартиру для переселения. Выбрать квартиру? Ия не решалась без отца. Что она понимает в районах, этажах, как соберется, что возьмет с собой, что бросит? И как сложиться без отца, как перевозить больного? Можно ли ему переезжать вообще? Можно ли жить в суете переезда? Ия спросила районного врача, нельзя ли поместить отца в больницу временно. Та сказала, что это трудно, больницы неохотно берут хроников, тянут. И вообще дома ему лучше, две сиделки при одном человеке - такого в больнице не будет. Можно ли перевозить? Нет, не стоит, надо отложить, добиться отсрочки. Добиться? Где добиться? Кого просить? Ведь дом предназначен на снос.

Переезжать или не переезжать? И куда? И когда?

В эту пору и появился Маслов.

Он пришел незаметно, мягкий и настойчивый, и все пошло "как по Маслову". Председатель кассы взаимопомощи сам принес на дом безвозмездную ссуду. Какой-то неведомый сослуживец вернул отцу давнишний долг. Честно говоря, Ия подозревала, что сослуживец этот изобретен Масловым. Выяснились сроки сноса - второй квартал будущего года, горячку пороли зря, срок назначили с запасом, хватало времени для неторопливого выбора. За ордером Маслов поехал сам, объяснил, кому надлежало, что речь идет о видном ученом, тяжело больном, нуждающемся в особых условиях, привез ордер на прекрасную квартиру неподалеку, на фрунзенской набережной, с окнами на Москву-реку и Нескучный сад. Ии самой захотелось переезжать как можно скорее.

В первое время Ию тяготило вмешательство Маслова. Она невольно боялась, что тут же будет предъявлен счет: принимаешь услуги, принимай и ухаживание. Но Маслов проявил деликатность, он не навязывался, ни разу ни единым намеком не обмолвился о своих чувствах. Но постепенно, настойчиво и незаметно стал своим человеком в доме. И вот уже тетя Груня советуется с ним, что готовить больному, и врач ему, а не молоденькой девчонке дает инструкции, и отец с надеждой смотрит на гостя живым левым глазом, улыбается спокойно, если Маслов в комнате, беспокойно косится на дверь, если незнакомый пришел без Маслова. Непослушными губами силится выговорить: "Мма... Ммасс..." Все чаще Ия думает, что отец был бы доволен, даже благодарен ей, если бы она ввела Маслова в семью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});