Сокровища - Джоанна Кингслей

Герцог с восхищением смотрел на нее.

— Изумительно, — прошептал он. Затем достал из кармана своего парадного черного пальто затейливо обернутый сверток, перевязанный серебристыми лентами. — Чтобы отметить событие, — произнес он.

Нетерпеливые пальчики развязали ленты, развернули оберточную бумагу и открыли бархатную коробочку. У нее захватило дух, когда она увидела ее содержимое, драгоценную булавку в виде птицы. Грудь была исполнена из редкого розового бриллианта, языки пламени, лижущего ее ноги, сделаны из дюжины рубинов. Более ста драгоценных камней украшали булавку.

— Тебе знакома история феникса, Пьетра?

Она узнала ее на своих занятиях по греческой истории.

— Мифическая птица, возродившаяся из собственного пепла.

— Сегодня ты завершаешь свой собственный полет, поднимаясь из пепла того ада, в котором родилась, чтобы высоко парить над другими. Пусть это будет твоим символом. Ты всегда поднимешься… и будешь подниматься. — И он приколол булавку к ее накидке.

— Я люблю тебя, Эдуардо, проговорила она.

— Я всегда буду это помнить, — ответил он и повел ее к экипажу.

Она заставила себя не разглядывать внутреннее убранство Театро Сан Карло. Самое чудесное здание оперного театра во всей Европе, более знаменитое, чем «Ла скала» или «Ла Фенис» в Венеции, сверкало огнями и тысячами драгоценных камней; слышались утонченные разговоры и нежный смех.

Оно напоминало Пьетре драгоценную шкатулку из слоновой кости и золота, с шестью ярусами лож, обтянутыми малиновым шелком. Потолок украшала фреска «Аполлон и музы». Королевская ложа, предназначенная для неаполитанской ветви Бурбонов, была роскошно украшена золотистыми занавесями, позолоченными ангелами и старинными зеркалами.

— Весь интерьер — это дерево и штукатурка, — пояснил герцог. — Даже мраморный декор — просто искусно покрашенное дерево. Поэтому в театре такая прекрасная акустика.

Когда они появились в своей ложе, море серебряных лорнетов и перламутровых театральных биноклей было наведено на них. Герцог с царственным видом кивнул одному или двум приятелям, абсолютно не обращая внимания на любопытные взгляды. Известный своим состоянием, вкусом, а особенно красивыми любовницами, он привык быть в центре внимания. Но он заметил, что сегодня во взглядах публики, которые он привлекал к себе, было больше волнения и любопытства, чем обычно.

Пьетра старалась выглядеть такой же пресыщенной, как герцог, но это было почти невозможно. Шепот поднимался вокруг нее.

— Кто она? — раздавалось с разных сторон.

— Вы думаете, испанка?

— Взгляните на эти волосы, эту изящную талию, — сказала дама в соседней ложе. — Она, должно быть, в родстве с королевой Елизаветой.

Когда герцог взял ее накидку, улыбка, полная обожания, которой она одарила его, в тот же миг разбила дюжину мужских сердец в разных уголках Театро Сан Карло.

— Очень хочу послушать пение Ланкона, — сказал герцог, когда они сели, забыв о волнении, которое продолжали вызывать среди публики. — Говорят, он уникален, тенор и не тучный. Думаю, у него есть какие-то новые методы, как издавать звук без большого напряжения.

Внезапно свет потускнел, из оркестровой ямы полилась музыка, и поднялся занавес. Глаза Пьетры были сразу же прикованы к сцене. Она никогда не видела и не могла даже себе представить такого очарования.

Мир исчез для нее, когда она отдалась во власть музыки, тихонько подпевая те арии, которые изучил с ней Альберто. Когда на сцене появился Этторе Ланкона и начал свою арию, Пьетра была покорена высоким красивым герцогом Мантуа, очаровательным проказником, соблазнителем, чьим единственным удовольствием было завоевывать женские сердца.

«La donna è mobile, Qual piuma al vento…»

«Женщина — непостоянна, как перышко на ветру», — пел он. Когда мелодия поднималась ей навстречу, у Пьетры было ощущение, будто душа ее, уносимая музыкой и его присутствием, расстается с телом. Она стала Джильдой, юной героиней, дочерью горбатого Риголетто. Когда тенор посмотрел на ложи первого яруса и взгляд его золотистых глаз, казалось, остановился на ней, ей представилось, что Ланкона поет для нее: «ill sol dell’ anima», — любовь — солнечный свет души; «la vita è amore», — любовь — это сама жизнь. Музыка была столь прекрасна и голос Ланконы так чист, такой же совершенный, как бриллиант, покоящийся у нее на груди.

Во время антракта Пьетра отказалась покинуть ложу, чтобы не нарушить волшебных чар. Когда угасла последняя нота и занавес опустился под гром аплодисментов, она продолжала тихо сидеть, слишком потрясенная, чтобы хлопать и даже пошевелиться.

Голос герцога вернул ее из грез.

— Мы должны пойти за кулисы и поздравить Марию с успехом. Может быть, нам удастся уговорить ее представить нас великому Ланкона.

Хотя Пьетра невозмутимо кивнула, возможность знакомства с певцом необычайно взволновала ее. Во время последних актов он все больше смотрел в ее сторону, и ей показалось, что его взгляды предназначались ей.

За кулисами Мария была окружена обычной толпой поклонников, но они расступились, как волны, пропуская герцога Монфалко и Пьетру.

— Эдуардо! — воскликнула дива. — Скажи мне, как я пела сегодня. Ты всегда мой самый лучший критик.

Герцог наклонился поцеловать воздух над ее затянутой в перчатку рукой.

— Всегда, — ответил герцог, — потому что ты всегда чаруешь меня своим голосом, который всегда превосходен.

Мария рассмеялась.

— А ты, как всегда, милый лжец. Хотя знаю, сегодня я была недурна, потому что мой голос неизменно звучит ангельски, когда я пою с Этторе. Он умеет раскрыть все лучшее у своих партнеров. — Она повернулась к Пьетре. — Вы только посмотрите на нее! Кто помог тебе выбрать это платье? Оно божественно. — Она поцеловала девушку в обе щеки и отступила назад для более тщательной оценки. Маленькая морщинка пересекла ее лоб. — Я знала, что у тебя все сойдет благополучно, Пьетра, и ради Эдуардо была готова помочь, но я и представить не могла, что ты станешь такой красавицей и так быстро. Думаю, что-то надо обязательно сделать и прямо сейчас.

Пьетра засмеялась, но не успела ответить, так как их прервал сам великий Ланкона.

— Мария, — сказал он, глядя на Пьетру, — представь меня немедленно.

— Разумеется, — с усмешкой сказала Мария. Когда она представляла тенора юной девушке, их глаза соединились, словно притянутые магнитом. Пьетра не могла оторвать от него взгляд. У него были карие глаза, золото подсолнухов под небом позднего лета. Высокий, хотя не такой, как герцог. Густые черные волосы были зачесаны назад, придавая его лицу демонический вид. Широкоплечий, с тонкой талией, стройными бедрами. Именно такой, как сказал герцог. В нем не было ничего от классического тучного тенора. Он обладал гладким телом хорошо тренированной кошки.