Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

мальчиков, а не девочек! – в защите от злых духов и т. д.). Однако исходя из простой человеческой логики становится понятно также и то, что если все умершие действительно живы, значит, такую помощь может оказать также и дух умершей матери, – в том случае, если с сыном или дочерью ее при жизни связывали особо близкие отношения. И тот факт, что мы видим подобные исключения, зафиксированные в древних текстах Китая, свидетельствует о том, что «райские обители» были открыты как для мужчин, так и для женщин.

Во время Раннего Чжоу у предков испрашивалось долголетие, счастливая жизнь и богатство (практика чжэ Дэ – это совершенно особая статья). Действие ритуала Ли распространялось только на аристократов, а простой народ довольствовался древними народными обычаями, связанными с суевериями и почитанием духов умерших. Ко времени жизни Конфуция, как это следует из текста Лунь юй, осуществление ритуальных действий в аристократической среде уже утратило свое первоначальное значение: положения древнего ритуала стали размываться и частично проникать в среду простых горожан сословия ши.

Как пишет В. М. Крюков в книге «Текст и ритуал», в Раннем Чжоу понятие Сяо предполагало не просто формальное соблюдение требований ритуала (Ли), но внутреннее отдание всего себя, т. е. всего своего сердца, службе этому миру ушедших предков. И только при таком нелицемерном «сердечном» отношении можно было ожидать ответной благосклонности со стороны духов. Первоначальное Сяо Раннего Чжоу (а именно здесь и появляется впервые этот иероглиф) – это «смиренное отношение ко всем предкам, а не только к собственным родителям. Категория Сяо связана с культовым обслуживанием духов предков в ходе жертвенных церемоний» (В. М. Крюков «Текст и ритуал», стр. 148).

И уже понимая, что́ в действительности означала категория Сяо, читателю можно несколько иначе взглянуть и на отношение древних китайцев к ранее рассмотренным нами категориям Дэ, Жэнь, Вэнь и Ли.

Тянь

Тянь. «Небо». Высшая сакральная инстанция, которая появилась в Раннем Чжоу и которая продолжала оставаться таковой на протяжении всей истории традиционного императорского Китая.

Китайское Тянь не следует хоть как-то отождествлять с нашим европейским понятием «Бог», которое имеет выраженные антропоморфные черты. Китай никогда не знал понятия Бог, и до сих пор не знает, т. к. непреодолимым препятствием к такому знанию всегда была существовавшая иероглифическая письменность. И с другой стороны, Небо-Тянь также не следует понимать, как что-то подобное Абсолюту индийской духовности (Бра́хман), заявленной в Упанишадах.

Тянь древних китайцев и Конфуция – это бесстрастный, пусть и одушевленный, Вселенский Закон или Принцип, который с безукоризненной тщательностью (как некий совершенный «механизм») отслеживает поведение каждого человека, поощряя его справедливые (праведные) поступки и наказывая за неправедные. Причем, действие такого Закона распространяется не только на время земной жизни человека, но и на его посмертное существование. Китаец, знакомый с практикой Дэ, полагал, что время пребывания человека на земле – это только небольшая часть его жизни. Традиционно считается, что «китайское Небо» олицетворяется ночным небосводом, который из года в год равномерно вращается вокруг Полярной звезды, не меняя ни в чем свое тысячелетнее поведение.

Можно вполне обоснованно предположить, что появление категории Тянь в Раннем Чжоу – вместо традиционного Шан-ди (Высшего, Верховного или Верхнего предка) предшествующей династии Шан-Инь (в названии династии шан – это уже другой иероглиф) – объясняется получением Вэнь-ваном особого духовного опыта, аналогичного евангельскому опыту «раскрывшегося Неба», который Христос получил во время своего Крещения на Иордане. Этот опыт зафиксирован также в Дао Дэ цзине (чжан 10: «Небесные врата открываются и закрываются, – можешь ли быть как самка…»), и он является стандартным для человека, независимо от эпохи и национальной принадлежности. Например, подобный опыт имели русские дореволюционные старцы Силуан Афонский и о. Варсонофий, что зафиксировано в их биографиях.

Опыт заключается в том, что над человеком в какой-то момент времени вдруг совершенно неожиданно для него самого раскрывается Небо (правильнее сказать, «раскалывается», «разверзается», – греческое схи́дзо, как это описано в евангельском тексте у Марка, см. Мк. 1:10). Во время этого опыта привычное для нас небо неожиданно сбрасывает с себя покрывающую его «завесу», и взору человека открывается что-то несравненно более волнующее, прекрасное и захватывающее: какое-то невероятное и удивительное Вселенское пространство. При этом какого-то зримого или осознаваемого человеком «перехода» от обычного состояния «неба» к новому – нет. Это происходит так, что это уже произошло. Обратный процесс – процесс возвращения к «обычному небу» – происходит иначе: то, что было чудом, постепенно размывается и замещается тем, что всем нам хорошо известно.

Это «новое Небо» предстает перед человеком в совершенно измененном, необычном виде. Человек как будто оказывается в центре, «на дне» какого-то огромного животворящего котла брызжущей жизни, вертикальные стенки которого раздвигаются до самого горизонта. А высоко вверху и по сторонам – одно восхитительное новое Небо-пространство, состоящее из какой-то высшей неземной Гармонии, из неведомой «музыки планет», – торжествующее, залитое Светом, восхитительно прекрасное, величественное, бездонное, нетленное, вечно счастливое и наделенное Высшим Сознанием.

Это и есть сфера обитания тех «духов верха», которые обладают сознанием. Фактически, это и есть тот прекрасный «Рай», в котором должна оказаться душа такого человека после смерти. В китайском опыте «просветления сердца» (мин синь) или, иначе, – «расширения сердца» (как это сказано в Псалме Давида, Пс. 118:32) человек как бы «узнаёт» про этот Рай, – ему открывается это сердечное знание. А в опыте «раскрывшегося Неба» человек этот Рай уже видит воочию и в этом Раю оказывается непосредственно. Опыт «Неба» – выше опыта «сердца».

Здесь особо следует отметить следующее. Иероглиф Тянь содержит в своем рисунке – и изначально содержал – уже известный нам сакральный знак «верх». Поэтому целесообразно сравнить графику этих двух важнейших иероглифов Раннего Чжоу – Тянь и Жэнь. Оба они составлены из двух одинаковых знаков: «человека»-жэнь и «верха»-шан. Но если в иероглифе Жэнь тот «человек», который обозначен ключевым знаком, пребывает рядом («на отдалении») с «духами верха», то в Тянь – местопребывание «человека» (этот знак представлен в виде полного иероглифа-«циркуля») и «духов верха» уже совмещено и является одним и тем же. При этом верхняя точка графики жэнь совпадает с верхней чертой знака шан. В своем смысловом понимании Тянь – это, фактически, рисунок человека, достигшего уровня «духов верха». Или, иначе, это рисунок человека, уже на земле принятого этими духами в свой мир.

И здесь у любого исследователя древнекитайского языка возникает закономерный вопрос: как случилось, что вся история династии Шан не знала слова «небо», если иероглиф Тянь появляется только в Чжоу? Ведь небо – это то, с чем встречается любой человек, и что