На Севере дальнем - Николай Шундик

Где-то вверху прокаркал ворон, и тут же над самой голо­вой Тавыля встрепенулась огромная полярная сова. Тавыль вздрогнул. Сова сидела почти рядом и, казалось, в упор смот­рела на мальчика своими круглыми, выпуклыми глазами. Та­выль минуту смотрел на нее, а затем осторожно набрал в при­горшни влажного снега и, скомкав плотный снежок, запустил им в сову. Птица взмахнула тяжелыми крыльями, полетела прочь понизу, почти касаясь снежных застругов. Тавыль про­следил за ее полетом и снова погрузился в свои невеселые думы.

Прошло несколько дней. Оленеводы перекочевали дальше, и Тавылю уже начало казаться, что его мечты о школе нико­гда не сбудутся.

Когда пастухи устанавливали яранги, он ушел от стойби­ща, уселся под сопкой и задумался.

И вдруг позади себя Тавыль услышал дружный лай со­бачьей упряжки. Он обернулся. Прямо к стойбищу мчалась нарта с тремя седоками. Двоих Тавыль узнал сразу — это бы­ли Кэукай и Петя. Лицо третьего мальчика, сидевшего спи­ной к собакам, Тавыль пока рассмотреть не мог.

Взвихрив снег остолом[13], седоки с трудом остановили нар­ту возле Тавыля.

Третьим оказался Эттай.

Все трое были одеты в кухлянки и штаны из оленьего меха, обуты в зимние торбаза из оленьих камусов[14]. На головах у них были огромные волчьи малахаи с цветными кисточками из крашеной шерсти белков[15].

С минуту длилось неловкое молчание. Собаки с громким лаем рвались из алыков[16] к стойбищу.

Встретившись глазами с Эттаем, Тавыль отвернулся.

— Не сердись, Тавыль, — мягко начал Петя, — мы к тебе с добрым сердцем приехали.

Губы у Тавыля дрогнули. Он был бесконечно рад приезду своих одноклассников, и в то же время жгучая обида на Эт­тая заставила его глубоко упрятать взволновавшую его ра­дость. Придав своему лицу по возможности независимый и рав­нодушный вид, Тавыль повернулся к мальчикам и спросил:

— С добрым сердцем, говорите, приехали? А где же Эттай взял это доброе сердце?

Услышав это, Эттай громко рассмеялся. На его добродуш­ном лице не было ни тени обиды. Тавыль смутился.

— Эттай, конечно, виноват, — вмешался в разговор Кэу­кай. — Виктор Сергеевич и Нина Ивановна его поругали как следует...

— Виктор Сергеевич ругал Эттая? И Нина Ивановна ру­гала? — нетерпеливо переспросил Тавыль.

На миг лицо его просветлело, но тут же опять стало хо­лодным, обиженным.

— Вот что, Тавыль: мы решили честно и прямо сказать те­бе. Хочешь — злись на нас, хочешь — не злись, а теперь мы будем твоими защитниками. И на заседании сельсовета Экэчо сказали, чтобы он немедленно привез тебя в школу. Только Экэчо отложил поездку дней па пять — говорит, что у него сломалась нарта. Так вот мы и решили поехать сами. И зна­ешь, Тавыль: Нина Ивановна сильно по тебе скучает. Она сказала, чтобы мы обязательно привезли тебя в школу. Нина Ивановна сама к Экэчо ходила, уговаривала его.

— Так вы хотите увезти меня в школу? — не смог уже сдержать своей радости Тавыль.

— Ну да, конечно! Скорей собирайся! И запомни, Тавыль: мы же не какие-нибудь капризные девочки... — тормошил Та­выля Кэукай.

— Ну да, конечно же, мы не капризные девочки, — пере­бил Кэукая Эттай. — Вот ты однажды облил чернилами все рисунки в моей тетради для рисования, так я же на тебя, Та­выль, не обижаюсь за это. Зачем обижаться? Совсем не надо обижаться... Собирайся скорее, и поедем с нами...

Что Тавыль облил тетрадь Эттая, это действительно было, но он вспыхнул и закричал:

— Врешь, врешь ты, Эттай! Никакой тетради я у тебя не обливал! Зачем мне обливать твои тетрадки? Ты это все вы­думал!

Обескураженный Эттай почесал затылок и, глянув виновато на своих друзей, промолвил:

— Вот и опять я все дело испортил... Ну ладно, не обливал, это чернильница сама, понимаешь, подпрыгнула, как шалов­ливый щенок, и мою тетрадь облила...

— Нет, так дело не пойдет, — невольно отчужденным то­ном сказал Петя. — Тетрадь Эттая ты, Тавыль, действительно облил, я сам видел. Если душой кривить, так у нас с тобой никакой дружбы не выйдет.

— Ну и не надо! — снова вспыхнул Тавыль. — Это я, что ли, к вам со своей дружбой лезу? Это вы ко мне со своей дружбой лезете!

Тавыль круто повернулся и пошел, не оглядываясь, прочь.

— Опять мы, кажется, глупостей наделали! — вздохнул Эттай.

— Нет, по-моему, Петя правильно сказал, — возразил Кэукай. — Так мы ему не поможем, если угождать во всем будем, если нехорошее прощать будем...

Пообедав в яранге Вальфо, мальчики принялись выкла­дывать свои подарки. Ведь они, великие путешественники, при встрече с местными народами обязательно должны оставлять после себя хорошую память.

— Вот, берите альбомы с газетными вырезками. В них по­казано, что на нашей земле сейчас делается, — объяснял Пе­тя, — где заводы восстанавливают, разрушенные фашистами, где сады новые разводят. А вот тут, смотрите, новые дома сейчас строят. А вот наш поселок Рэн — Кэукай сам нарисо­вал. Кто еще не видел, сколько в нашем поселке новых домов построено, пусть на рисунок посмотрит, а потом приезжает к нам в гости...

Оленеводы, окружив мальчиков, с интересом рассматрива­ли альбомы.

— А вот еще подарок! — сказал Кэукай, вытаскивая из нерпичьего мешка капканы. — В вашем стойбище четырна­дцать мужчин. Вот я четырнадцать капканов и привез — каж­дому мужчине по капкану. Это счастливые капканы — удача вам в охоте будет. Берите, пожалуйста.

Оленеводы со смехом и шутками принимали капканы, щел­кали ими, расхваливали их.

— А у меня вот какой подарок... — засуетился у своего мешка Эттай. — В наш магазин хорошие напильники привезли пароходом. Вот, берите четырнадцать напильников, каждому мужчине по напильнику. Будете точить свои ножи, топоры и скребки для выделки шкур.

— Ай, вот это гости, какие добрые гости! — воскликнул Вальфо, пробуя напильник на своем ноже.

Тотчас и все остальные оленеводы вытащили из своих чех­лов ножи и принялись пробовать напильники.

— Женщины! — громко воскликнул Вальфо, заталкивая в длинный кожаный чехол нож с резной рукояткой из оленьего рога. — Принесите гостям ответные подарки: принесите им кра­сивые камусы — каждому на пару торбазов и на рукавицы.

Женщины с готовностью принялись шарить в своих веще­вых мешках, выбирая самые красивые камусы.

Попив в дорогу чаю, мальчики решили еще раз поговорить с Тавылем, но его и след простыл.

— Ну что же, поедем, — нахмурился Петя. — Если не мы, так кто-нибудь другой его привезет. Я знаю, Тавыль очень хочет в школу...

— Конечно, хочет, — согласился Кэукай.

Торопясь к вечеру вернуться домой, «великие путешест­венники» тронулись в путь.

Тавыль так и не показался им на глаза. Друзья не заме­тили, как, глотая слезы, он наблюдал за уходящей нартой. Ему хотелось закричать им вдогонку: «Остановитесь! Подо­ждите, я поеду с вами!» Но кто-то другой, упрямый и обижен­ный, шептал ему: «Пусть, пусть едут, обойдусь и без них. Ни за что не поеду с ними!..»

На другой день Тавыля привез домой Вальфо.

Экэчо окинул прибывших мрачным взглядом и спросил недовольно:

— Зачем приехали, кто вас просил?

Прямо глядя в глаза Экэчо, Вальфо негромко, сдерживая раздражение, ответил:

— Ты меня не просил — это верно, зато я тебя попрошу: больше сына ко мне не привози. Его место в школе, а пасту­хов в нашей бригаде достаточно. Мальчику нужно учиться. Понятно ли тебе, о чем я говорю?

Экэчо с минуту смотрел на Вальфо и вдруг закричал:

— И ты, и ты туда же?! Убирайся из моего жилища, гла­зам моим противно тебя видеть!

Вальфо спокойно набил огромную трубку табаком, прику­рил и с достоинством вышел из яранги.

Уже на следующий день Тавыль прибежал в школу. Он сразу заметил, что Петя, Кэукай и Эттай обрадовались его возвращению, но ничем не ответил на их радость. На пере­менах Тавыль старательно избегал встречаться с ними, а мальчики особенно и не стремились к этому. Но Тавыль хоро­шо видел, что и Петя и Кэукай строго следят за тем, чтобы школьники не смеялись над его обрезанными косичками, и что-то теплое, доброе согрело его сердце.

После уроков Тавыль заметил группу одноклассников воз­ле колхозного питомника ездовых собак.

— Эй, Тавыль, иди-ка сюда! — крикнул кто-то из них.

Тавыль подошел к ребятам. В это время заведующий пи­томником старик Кумчу открыл дверь теплого дощатого са­рая, в котором размещалось больше сотни кормушек для со­бак.

Мальчики вошли в просторное отделение и увидели около тридцати породистых щенят. Толстые, неуклюжие, они барах­тались в своих кормушках. У Тавыля от восхищения заблесте­ли глаза.

— Вступай в нашу шефскую бригаду, — предложил Кэу­кай Тавылю. — Будем вместе ухаживать за этими щенками. Ты же очень любишь собак!