Моя страна - прежде всего! (СИ) - "Илья83"

Но, по крайней мере, одно доказательство правоты этого Шольке уже есть. Он запросил Кригсмарине о таране тяжёлого крейсера «Адмирал Хиппер» и получил подтверждение, что это случилось, и именно во время его разговора с эсэсовцем. Он никак не мог мгновенно это узнать, а значит… значит, степень доверия к его информации повышается. Также он попросил командующего Кригсмарине, гросс-адмирала Редера, вручить старшему помощнику крейсера «Блюхер», секретный приказ, подписанный им лично, о том, чтобы тот помешал капитану корабля прорываться мимо норвежского острова-крепости. В случае же, если капитан или сам адмирал не примет это решение на прорыв, то приказ должен остаться не оглашённым. Таким образом, завтра будет ясно, подтвердится ли опять информация Шольке. Если да, то доверие к нему повысится ещё больше. А вот если он ошибётся… Гитлер нахмурился.

Как ни странно, версия о том что один из его охранников временно перенесся вперёд, в будущее, и узнал там много чего интересного, не шокировала Гитлера. Он сам верил в мистику и вполне мог допустить разные странные случаи, происходящие либо с ним самим, либо с другими. Ведь не зря же он поддерживал «Анненербе», где собрались самые сливки немецких учёных, изучавших и разрабатывающих разные оккультные ритуалы и артефакты.

Слова о дружбе с Советским Союзом и уж тем более, тесном альянсе с ним, привели Гитлера в негодование. Как вообще этот унтерштурмфюрер мог предположить, что между великой Германией и отсталой Россией могут быть такие близкие отношения? Разве волк и овца будут друзьями? Нет, даже думать об этом глупо. Да, он подписал на развалинах Польши договор со Сталиным, но любой здравомыслящий политик должен понимать что это лишь бумажка, временно закрепляющая существующее положение дел в Европе. Договор будет действовать ровно столько времени сколько нужно ему, фюреру. И будет разорван тогда когда перестанет быть выгодным. Если же хитрый Сталин наивно поверит в такую бумажку, то это только его проблемы и в скором времени он поймёт, как сильно ошибался. Только Германия будет править миром, русским же уготована участь быть уничтоженными или же стать рабами. Все эти сотни миллионов рыхлой массы, называемой советским народом, разбегутся в первых же боях под напором Панцерваффе. Своих ненавистных комиссаров и политруков они перебьют и дезертируют по домам, где их и догонит Вермахт, и наведёт там настоящий немецкий порядок. Русские крестьяне не будут сражаться за Сталина, который едва не уморил их голодом в 30-е годы, отняв у них весь хлеб. Точно так же поступят и советские генералы, которые каждый день дрожат за свои шкуры, опасаясь, что ночью всесильное НКВД арестует их за настоящую или мнимую измену, подобно их предшественникам, которые уже либо расстреляны или отправлены в Сибирь. Поэтому, как только разделаемся на Западе с Францией и Британией, можно перебрасывать войска на Восток под видом учений.

Предложение Шольке о созыве конструкторов и оружейников, чтобы показать и рассказать им про перспективные образцы стрелкового оружия и боевой техники, он подумывал осуществить. Всё-таки, если это правда, и Шольке на самом деле подсмотрел в будущем, какая военная техника показала себя лучше всего, то будет величайшей глупостью не воспользоваться этим.

Что-то ещё важное мелькало в голове, но мысли Гитлера были прерваны деликатным стуком в дверь.

— Что такое? Я же сказал, что занят! — с раздражением крикнул он.

Дверь приоткрылась и в неё заглянула голова Гюнше.

— Простите, мой фюрер, но фройляйн Ева..

— Нет, нет и ещё раз нет!! Я же ясно сказал, что мне сейчас не до неё! Пусть убирается к себе и не отвлекает меня! — вскакивая и начиная ходить по кабинету, закричал фюрер.

— Пожалуйста, мой фюрер! Прошу тебя! — донёсся из-за двери её голос, вперемежку с плачем.

Её рыдания всегда злили Гитлера, вызывая у него желание либо сбежать от неё в такие минуты или наоборот, выгнать Еву. Вообще, он терпеть не мог женские слёзы, подозревая, что женщины используют это своё оружие, чтобы добиться от мужчин своих целей, зная, что некоторые глупцы размякают и готовы выполнить всё что угодно, дабы прекратить эти потоки слёз. Но с ним, фюрером, этот фокус никогда не проходил и не пройдёт! Он будет твёрд в своих принципах и никогда не поступится ими даже ради Евы. Её частая плаксивость то и дело раздражала его, но девушка, неизвестно почему, каждый раз пробовала разжалобить его таким способом, называя в качестве причины его холодность к ней. Как она не понимает что у любого мужчины, тем более, у фюрера, есть масса очень важных дел помимо женских капризов? Ох уж эти женщины!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ева, ещё раз повторяю, я занят! Не смей беспокоить меня! Я приду к тебе когда сам этого захочу, понятно?! — выходя из себя, снова прокричал Гитлер.

В ответ раздались приглушенные рыдания и быстро удаляющийся стук каблуков.

— Гюнше, повторяю, никто не должен беспокоить меня, пока я не разрешу, понятно?

— Да, мой фюрер! Больше этого не повторится! — дверь аккуратно закрылась, и Гитлер снова остался в тишине. Тяжело опустившись в кресло, он попытался сосредоточиться и поймать, наконец, важную мысль, которую хотелось обдумать. Наконец, он понял что именно ускользало от него. Что теперь делать с таким сверхинформированным унтерштурмфюрером? Самое лёгкое и привлекательное решение — засадить его под замок и допрашивать, допрашивать… С другой стороны… А смысл? Ему никто не угрожает, никто не знает что с ним случилось. Если он понадобится ему, то всегда под рукой. Его личное дело уже проверено давным-давно, никаких неясностей или сомнений нет, семья тоже чистая. В высказываниях против фюрера не замечен, герой кампании в Польше, состоит в его личной охране… А вот минус есть. Все охранники СС, несущие службу близ особы фюрера состоят на личном контроле Гиммлера, что неудивительно. Значит, если посадить одного из них под замок, то есть вероятность что рейхсфюрер заинтересуется таким случаем и захочет узнать причину. И даже прямой запрет фюрера тут может не помочь. Гитлер знал случаи когда "верный" Генрих пытался влезть туда куда не следует, даже несмотря на запрет. Конечно, не явно, а в обход, но… Нет, лучше пока всё оставить как есть, а потом посмотрим. В данном случае, перестраховка только навредит.

Решив для себя этот вопрос, Гитлер успокоился и решил уделить немного времени другому своему увлечению, рисованию, и велел Гюнше принести всё необходимое. Про Еву он и не вспомнил.

Берлин.

9 апреля 1940 года.

Гюнтер Хаусманн (Шольке)

Дождь закончился ещё ночью, и утром снова выглянуло солнце, залив улицы столицы своим ярким светом. Весёлое чириканье воробьёв и других птиц показывало, что весна всё больше и больше забирает себе власть у зимы и устанавливает свои порядки, безжалостно уничтожая последние кучки снега, которые притаились в тенистых местах. Даже на лицах многих прохожих были улыбки, которыми берлинцы обменивались друг с другом, когда встречались на улице.

Гюнтер, одетый в чёрную, парадную форму СС, шёл по улице, наслаждаясь солнечной погодой, собственным хорошим настроением и предвкушением от своих дальнейших планов, которые он уже давно хотел осуществить. Первый шаг сделан, фюрер заинтересовался и, судя по тому, что Гюнтер не арестован гестапо, он склонен всё же поверить в его информацию. А если так, то в ближайшее время будет новая встреча, на которой он закрепит свои позиции, рассказав про ближайшие события более подробно и представив дельцам военной промышленности свои планы по перевооружению Вермахта, СС и Люфтваффе.

Но сейчас его больше занимали другие мысли, касающиеся лично Гюнтера. Он собирался навестить юную красавицу Лауру, медсестру из клиники Шарите, которая, как он был почти уверен, оказывала ему явные знаки внимания. Сегодня, для такого случая он выпросил увольнительную у своего начальника, гауптштурмфюрера Майера, пообещав принести ему в благодарность бутылку какого-нибудь коньяка. Тот, конечно, намекал что лучше что-нибудь подороже, но Гюнтер, так же, намёками, объяснил, что денег у него не слишком много, а на девушек требуется немало, ведь он не какой-то там тыловик со склада обмундирования, а офицер СС из личной охраны фюрера, и поэтому обязан соответствовать этому высокому званию. Майер впечатлился и согласился отпустить его до утра 10 апреля.