Девушка в крапиве и цветах - Юрий Анатольевич Черчинский

ним виляла!

– Да пошёл ты! – Валентина со всей силы толкнула Брагина ручкой от вил. Тот споткнулся о половик, упал, стукнувшись о жестяной рукомойник. Стоящее в нём ведро с грязной водой перевернулось, разлилось лужей вокруг Брагина.

Валентина перешагнула через мужа и ушла.

Брагин хотел броситься вслед жене, но его затошнило. Он склонился над рукомойником. Вытер рот полотенцем. Подошёл к телефону, обмотанному синей изолентой, набрал номер.

– Алло, – послышался в трубки телефона голос. – Я слушаю.

– Это Брагин, – сказал Брагин, узнав голос заведующей Клубом. – Валентина вышла, вы просили её помыть полы.

– Да. Завтра проверка, а после свадьбы страшный беспорядок.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

«Вот гад, – подумал Брагин и трясущимися руками закурил сигарету, потратив несколько спичек. – Завклубом деньги заплатил, чтобы прикрыть».

Брагин вытащил из-под крыльца спрятанные там вилы, надел чёрную куртку с капюшоном. Капюшон спадал на глаза, мешая видеть, но белое платье Валентины хорошо различалось в темноте.

«Полы мыть, – усмехнулся Брагин. Глаза покраснели. Руки затряслись. – Знаю, куда ты побежала!»

Над головой зашумела листвой берёза. На ясное небо набежала тёмная пелена. В соседнем дворе завыла собака. Брагин крался вдоль забора, не отрывая взгляда от белого пятна впереди – платья Валентины. Крался, припадая к земле, вытягивая шею. Фонари на улице давно не горели. Свет падал только из окон домов. Но и они гасли, погружая дорогу во тьму.

«Неужели, правда в Клуб пошла? – подумал Брагин, когда в просветах между деревьями парка показались стены Клуба. Споткнулся о корень. Посмотрел под ноги. Белое пятно впереди исчезло! Брагин прислушался, осмотрелся. Хлопнула входная дверь Клуба.

Послышался смех. Кто-то разговаривал на скамейке под берёзой. Брагин хорошо помнил эту зелёную скамейку. Там не хватало одной перекладины на спинке. Там он встречался на первых свиданиях с Валентиной. Там вырезал перочинным ножом её имя.

Брагин спрятался за кустом сирени, посмотрел между перекладинами спинки сидения скамейки. Свет фонаря отразился в глазах. Они вспыхнули, как глаза хищника. На зелёной скамейке Брагин увидел Круглова! И Валентину. Её белое платье так и светилось!

«Она! Она! На нашей скамейке! Тварь! Тварь! – Брагин сжал рукоять вил. Всё его тело тряслось. – Убью!»

Глаза обожгло болью, голова закружилась. Брагин стиснул зубы. Он услышал рядом со скамейкой шаги. Глаза прозрели. Белая рубашка Круглова! Брагин выскочил на тропинку и со всей силы вонзил вилы в грудь Круглова.

– Это я тебя убью! – прохрипел Брагин, но услышал женский стон.

День 6

– Ванечка, иди к нам! – позвали Надя и Вера.

Меньшов обернулся. Увидел сестер-близняшек. Губы растянулись в улыбке. Девушки сидели на скамейке в парке, щелкали семечки. Шелуха валялась у них под ногами. Рядом суетились голуби, отыскивая в шелухе зёрна. На девушках короткие, открывающие живот, оранжевые топики, короткие жёлтые юбки и босоножки на высоком каблуке. Педикюр наполовину стёрся, на пятках тёмная паутинка грязи в трещинках. Вера курила тонкую сигарету. Дым сочился между приоткрытыми губами в красной, яркой помаде. Рядом с Надей стояла пластиковая бутылка пива.

– Курить нельзя, – улыбаясь девушкам, сказал Меньшов.

– А что? Ты плохих девочек нашлёпаешь по попе? – рассмеялась Вера и пустила в парня дым.

– Вы хорошие, – Иван сел на скамейку, вытащил из кармана кулёк с пшеном, насыпал голубям. Те радостно захлопали крыльями, слетелись со всех сторон.

– И чем же мы хорошие? – спросила Надя.

– У тебя сердце доброе. Твоя бабушка заболела, ты на операцию все деньги отдала. А могла в город уехать.

– У Надьки сердце доброе, а у меня? – Вера заглянула в наивные, детские глаза Меньшова.

– А ты веришь в любовь. Вера тебя очищает.

– Дурачок ты, – рассмеялась Надя, но глаза остались грустными. – Мы продаём себя за деньги. Слышал такое слово – проститутки.

– Вы хотите быть плохими, злыми. Так легче жить там, где много зла. Но душа у вас добрая.

– Добрая? – Вера сжала кулаки. – Быть добрым, счастливым в мире, где всё продаётся и покупается?!

– Не надо продавать себя, – Меньшов взял холодные руки Веры в свои тёплые ладони.

– Котов – злой. У него душа чёрная. Уходите от него.

– Куда? – нервно улыбнулась Надя. Сжала пальцами пластиковую бутылку пива, отшвырнула её.

– В город. Найдите добрых людей.

– А как их найти? – спросила Вера, раздавила сигарету, бросила в урну.

– Смотрите в глаза. Глаза не обманывают.

– Дурачок ты, – Вера поцеловала Меньшова в щёку.

– Я пойду, – сказал Ванька. – Завтра утром Брагин очистит душу от зла.

– Брагин? Этот пьянчуга? – удивилась Надя.

– Он сделал зло, – большие голубые глаза Меньшова потемнели, как ясное небо в ненастье. – Он раскается, очистится.

Ванька посмотрел на девушек. Его глаза вновь наполнились голубизной. Он улыбнулся, достал из кармана рубашки конфеты. Протянул сёстрам.

– Спасибо, – ответили они. Долго провожали Меньшова взглядом.

– Знаешь, я поняла – его яркая жёлтая рубаха совсем не дурацкая, – сказала Вера. – Она, как солнышко. Вот посидел он рядом с нами, и стало теплее, посветлело на сердце.

– Завтра с утра уезжаем в город. Подадим документы в училище, там сирот без экзаменов берут и общагу дают. Стипендию будут платить. Проживём!

– А бабушка как?

– Она крепкая. И добра нам желает.

День 4

Санька Тихонин лежал вечером на сеновале. Смотрел на светлеющие звёзды. Они светились всё ярче, становились всё ближе. Санька удобно расположился в мягком ложе свежескошенного сена, глубоко вдохнул запахи цветов, травы. Лежал и представлял, как придёт Катя, поднимется вверх по лестнице. Её золотистая голова ляжет ему на плечо. Волосы рассыпаться у него на груди. Она пришла! Санька услышал её легкие шаги и замер в счастливом ожидании. Но девушка не успела подняться по лестнице, её остановил звонок сотового телефона.

– Да, – ответила Катя. – Нет, не сплю. Хорошо, приезжай.

– Саша, ты спишь? – спросила Катя. Санька не ответил. – Вот и хорошо. Меньше слов.

Девушка тихо спустилась и пошла к воротам дома. Отворила калитку и осталась ждать у палисадника. Санька, проклиная себя за трусость, спустился с сеновала, осторожно заглянул через забор. Подъехал чёрный «Мерседес» Котова. Дверца отворилась. Придерживая подол лёгкого платья, чтобы он не скатился вниз, Катя села на переднее сиденье.

– Куда? – спросила Катя.

– В ресторан, – ответил Котов.

Дверца плавно закрылась. «Мерседес», покачиваясь на выбоинах дороги, уехал. Санька прикусил губы. Почувствовал, как по щеке побежала слеза.

Когда Санька пришёл к ресторану – светло-зелёному павильону со сверкающими неоновыми огнями названием «Эльдорадо», солнце скрылось за горой Крапивиха. И посёлок сразу же погрузился в темноту. Котов и Катя сидели за столиком на открытой веранде. Яркие лампы освещали веранду жёлтым светом. Несколько посетителей сидели внутри павильона, открытого со всех сторон большими окнами. Полупрозрачные занавески в стиле рисунков индейцев Майя не скрывали их от любопытных глаз. Или, может быть, хозяин ресторана хотел показать – это единственное место в деревне, где можно шикарно отдохнуть.

Санька спрятался за ограждением террасы и мог слышать каждое слово.

– Прекрасный уголок, – сказала Катя. – И готовят вкусно.

– Повар из города, – ответил Котов. – Был тут один местный – хорошо готовил, но половину еды