Как в кино - Юлия Александровна Лавряшина

институте. Хорошо еще после пандемии большая часть обучения так и проходила онлайн, преподавателям новая система пришлась по вкусу. Так что мотаться в Москву не было необходимости.

– Бабушка, это я! – крикнула Ася с порога. – Как ты? Сейчас подойду.

Быстро разулась, аккуратно повесила красивое пальто, сшитое соседкой ко дню Асиного рождения и побежала в дальнюю комнату, радуясь тому, что в доме тепло – заставить бабушку одеться потеплее было невозможно, она признавала только ситцевые халаты с короткими рукавами.

Присев рядом с ее креслом, Ася прижалась щекой к теплой полной руке:

– Я пришла. Поужинаем?

Было счастьем, что бабушка узнавала ее и даже могла связно поддерживать разговор, только многое забывала.

– В моей голове образовалась дырка, – как-то сказала она. – И в нее вылетело столько замечательных вещей! Вот только не помню каких…

Погладив внучку по голове, бабушка снова повернулась к телевизору, стоявшему здесь с незапамятных времен:

– Кажется, я ужинала. Не хочется.

– Ладно, – согласилась Ася. – Я перекушу, и будем укладываться, хорошо?

Бабушка не ответила, ее уже затянул разноцветный экран. Поцеловав седую макушку, Ася выпрямилась и внезапно ощутила то состояние, которое охватывало ее, когда в душе вызревал новый рассказ. От него вокруг сердца вскипали горячие буруны и хотелось выкрикнуть что-нибудь удалое… Забыв о еде, она бросилась в свою комнату и включила ноутбук. Размяла пальцы, на секунду зажмурилась и уверенно напечатала название: «Акварельный город»[1].

* * *

«По канату света от окон мы бредем. Ночь разливается ветками лип. Здесь пахнет маленькими мятными леденцами с автосервиса.

Нам не по пути, и я скоро уйду. Ты поправляешь ворот пальто и покусываешь сигарету. Леся потягивается:

– Я так рада, что мы в театр сходили. Давайте чаще?

– Чаще… – грустно усмехаешься ты. – Нет. Театр – это, знаешь, как Новый год.

Леся смолкает и смущенно дергает носом, вдыхает морозный воздух. Я молчу. Я всегда молчу с ними. Хочется слушать их и улыбаться.

– Эмиль, я хочу кофе.

У тебя красивое имя из пяти букв, и она всегда небрежно произносит его, а я боюсь. Мне кажется, твое имя, как бабочка, взмахнет крыльями и улетит от меня.

Ты всегда покупаешь нам кофе и круассаны. Пока Леся что-то тараторит, ты смотришь на запотевшие от прохлады окна. Ты такой высокий, что мне кажется, ты меня просто не видишь.

Задрав голову, посмеиваешься и указываешь на окно, где девочка корчит нам рожи. Леся вздрагивает и начинает растирать себе руки:

– Черт, всего сентябрь, а такая холодрыга. Пойдемте?

Киваю и иду за ней.

Мне кажется, эта улочка с лентами теплых гирлянд, эта мягкая брусчатка, как будто с чьей-то картины. Очень знакомой картины. Я осматриваю дома и замечаю красивую мечеть. Ты бы зашел с удовольствием, если бы нас не было рядом.

Ты протягиваешь мне руку:

– Не потеряйся.

Небо будто акварельное. У меня кружится голова. Закрываю глаза. Сжимаю твои теплые пальцы. Леся уже танцует с продавцом картин. Здесь очень много картин.

– Эмиль! Давно не заглядывал. Что за дамы с тобой?

У старого художника серые прищуренные глаза. Он внимательно осматривает меня. Ты жмешь ему руку:

– Мои подруги. Хотел показать им ваши работы.

Художник отрывает от меня взгляд и зовет за собой. Полотно за полотном. Я касаюсь холста, и становится теплее.

– Нам пора. – Ты с грустью смотришь куда-то.

– Завтра придут заказчики?

– Да, это так. Завтра еще одна работа покинет меня.

– Девушка, а как вас зовут? Вы кого-то мне напоминаете.

Ты дергаешься и сжимаешь мою ладонь.

– Анжела.

Старик поднимает брови и начинает складывать свои картины. Хитро смотрит на тебя:

– Ты талантливее, чем я думал.

И ты уводишь меня. Леся бежит за нами.

Дома тишина. Пахнет краской и цветами. Их здесь очень много. Леся бухается на матрас:

– Все, я устала и буду спать.

Ты продолжаешь стоять в коридоре и потерянно смотреть на нас. Леся накрывается одеялом и бурчит:

– Не веди себя как маньяк. Иди спать.

Я сажусь на кухне и жду, когда закипит чайник. За окном смеются звезды. Дверь хлопает. Я чувствую, как тревога пульсирует во мне. Пальцы немеют от слабости.

Завтра нас тут уже не будет. Ты продашь нас, и мы уедем к какому-то человеку, который думает, что любит искусство».

* * *

– Мне кажется, он замышляет что-то нехорошее…

– Ваш брат? Может, он просто придумывает новый фильм?

– Тогда я была бы в курсе, мне же сценарий писать. А он не говорит ни слова! Уходит куда-то… Возвращается и молчит. И постоянно отводит взгляд, словно виноват в чем-то…

Антон сразу поднял глаза. В том лице, которое он видел перед собой, таилось нечто завораживающее, хоть и трудно было понять, что именно. Оно было правильным, интеллигентным, серьезным, умным, но красивым его назвал бы только тот, кто относился к Лизе с особым трепетом… Существовал ли такой человек? Не то чтобы это волновало Антона, влюблен он не был, и все же его обескураживало то, как это лицо удерживает, стоит лишь скользнуть взглядом. И приходится заставлять себя отворачиваться, опускать веки хотя бы время от времени, чтобы Лиза не вообразила, будто он на нее таращится.

– Мне неприятно предполагать такое, – начал он тем же отстраненным голосом, какой избрал при первом знакомстве с ней, – но, возможно, Роман смущен потому, что хочет поработать с другим сценаристом.

Она так и шарахнулась от него:

– Что?!

– И не знает, как сказать вам об этом.

– Нет! Правда, ему на днях предложили готовый сценарий… И я была не против! Но Рома сам отказался. Если б ему просто надоело работать со мной, разве он не сказал бы мне этого?

– Послушайте, Лиза… Я, конечно, никогда не работал в кино, но где-то слышал, что многие новички воображают во время работы, будто съемочная группа стала им настоящей семьей, привязываются… А потом звучит команда: «Стоп! Снято», и все заканчивается. Каждый возвращается в свой мир и живет в нем. И только тот, кто не может смириться с этим, безумно страдает. Какая-то передача была об этом, не помню…

Резко поднявшись, она встала из-за стола, где они пили вечерний чай в доме, который Антон сторожил, прошлась по утепленной веранде. Движения головы, когда Лиза поглядывала на него, были резкими, птичьими. А из взгляда не уходило удивление, точно Лиза не могла поверить в то, что такое можно предположить всерьез.

– Я это знаю. Но Ромка не просто режиссер, с которым я работаю, он же мой брат! Это главное. Мы не близнецы, конечно, и все же