24 Франкенштейн 1. Мёртвая армия - Андрей Плеханов

— Для чего мне терпеть такие неудобства?

— Неудобства? — Рудольф усмехнулся. — Это куда хуже, чем неудобства. Это адовы муки. Но терпеть придется. Потому что ты — наша единственная надежда. Инь и ян соединены в тебе органично, такое случается раз в триста лет. Посмотри на себя — со стороны может показаться, что ты ежедневно часами тягаешь штангу. Это так?

— Нет, — пробормотал Вик. — Я просто вылеплен так от рождения. Я почти умер и возродился вновь. У меня ногу оторвало миной. Я инвалид. У меня вместо правой ноги пластиковый протез. Ты знаешь об этом, Руди? Немного лет тому назад я был ходячей развалиной. Ты ведь в курсе, седобородый Руди? Тебе уже все рассказали?

— Прости. — Рудольф изобразил нечто вроде улыбки. — Я знаю о тебе много, но все же скажи мне главное: ты на нашей стороне или на стороне фашистов, белокурая арийская бестия?

— На стороне фашистов я не буду никогда, — холодно произнес Виктор. — История моей родины не полагает, что фашистов можно за что-то любить. Лучше объясни мне, зачем ты рассказываешь мне байку про нацистов? Зачем мне зубы заговариваешь? Я так понимаю, что ты — один из тех деятелей, которые что-то знают о моей судьбе и при этом ни словом не говорят о моем грядущем — то ли великом, то ли, наоборот, бесславном. А мне плевать, велико оно или бесславно. Буду жить как живется и не сделаю ни шажка в подсказанном вами направлении. Тем более вы и не подсказываете. Произносите невнятные слова и ждете, что я куплюсь на это. Так вот: не куплюсь! Бормочите дальше все, что вам нравится. Хватит с меня и туманных слов Сауле.

— А Сауле совсем никак тебя не цепляет?

— Сауле была так давно, что я забыл ее. Если увидишь Сауле, то покажи ей вот это, — Виктор поцеловал средний палец и выставил его Рудольфу. — Она вылечила меня, и спасибо ей. Но никогда я не стал бы подыхать так активно, если бы не ее вмешательство! Я любил ее, как никого в жизни! Я хотел, чтобы она всегда была рядом со мной, просыпалась со мной в одной постели, чтобы мы жили в моей родной Клайпеде и чтобы у нас была куча белобрысых детишек! Я и сейчас этого хочу! А она бросила меня, разбила мое сердце, оторвала мне ногу, втянула меня в историю, в которой я не хочу участвовать ни в малейшей степени! Поэтому, если встретишь Сауле, пошли ее на хрен от моего имени! Я скорее буду спать с Крысенышем, чем с ней!

— О, сколько эмоций! — жестко и холодно заметил Рудольф. — Возьми меч.

— Иди к дьяволу!

— Возьми меч, — хладнокровно повторил Руди. — Я еще не вывернул твои пальцы из суставов.

— Выворачивай пальцы себе! Посвяти этому всю свою жизнь! Можешь также оттяпать себе хрен и вырезать глаза, садист!

Вик повернулся и широко пошагал по полю. Он был зол настолько, что с трудом контролировал себя. Если бы в руки ему сейчас попался «калашников», он всадил бы весь боекомплект в Рудольфа Фоссена и только потом попытался понять, что натворил. Виктор был зол безумно.

Вдруг перед ним нарисовалась тонкая фигура.

— Вик, стой! — закричала она. — Вернись к мастеру!

Виктор, не раздумывая, ударил лапищей наотмашь. Фигурка сломалась, отлетела метров на пять и рухнула в траву; кровь хлестала из ее сломанного носа, как из брандспойта. Вик очухался в доли секунды, его словно окатили ледяной водой. Он увидел, что на земле лежит девочка лет шестнадцати, не старше. Вик в три прыжка добежал до нее, упал на колени. Он понимал, что кровотечение из носа — не самое страшное, таким ударом можно было сломать и шейные позвонки. И кому? Не страшному врагу, не исчадию ада, а всего лишь девочке, сказавшей ему пять слов. Вик аккуратно положил ее на спину, взял хирургическими лапами ее головенку и повернул туда-обратно градусов на пять, прижавшись лбом к ее лбу, слушая, не донесется ли неправильного хруста, типичного для сломанных позвонков — всего двух сочленениях, на которых сидит голова, если кто не знает.

Неправильного хруста не было.

Сзади набегали толпы норвежских мужиков, крича что-то на нюношке, который Виктор едва понимал. Вик выставил ладонь в защитном жесте и проорал:

— Стойте там, я врач, сам разберусь, кажется, ничего страшного! Есть здесь у кого-нибудь марля? Не меньше трех метров марлевого бинта, прошу вас!

Удивительно, но это успокоило викингов, и те побежали в стороны в поисках бинта. Они восприняли Виктора как доктора; возможно, никто из них даже не видел, что именно он сломал нос девочке, настолько молниеносно это произошло.

Вик к тому времени выглядел так, словно на него вылили ведро крови. Девочка словно купалась в ванне с алой краской. Тем временем кровь перестала течь из носа — похоже, глубокая тампонада была не нужна совсем. Виктор аккуратно стер красную жидкость с лица девочки и обнаружил, что переносица не сдвинута ни на миллиметр. Ему, отоларингологу, это сказало все обо всем. Сплошной обман.

А потом девочка произнесла:

— Иди к мастеру. Вернись к мечам.

И растаяла в воздухе.

Виктор матерился минут пять на русском языке, расставив руки и повернув лицо к небу. Потом встал и пошел к Фоссену. На Викторе не было уже ни капли крови. И откуда ей было взяться?

Вик понятия не имел, что за предмет был у Рудольфа. Но готов был поклясться, что сей предмет искусно создает иллюзии. Только сейчас Виктор осознал, что незнакомая ему девочка была почти точной копией Сауле в шестнадцать лет. Уловка выдернула крючком душу Виктора, вывернула ее наизнанку и едва не заставила Вика заплакать навзрыд. Рудольф нашел единственную тонкую брешь в непробиваемой душе Ларсена и воткнул в нее раскаленную спицу.

— Ах ты старая сука! — сказал Виктор Фоссену, вытирая нос. — Не нашел другого способа вернуть меня? Ты чуть сердце мне не разорвал! Самый лучший метод вернуть танцора на сцену — напинать ему по яйцам, чтобы он шевельнуться не мог? По-твоему, так?

— Ты можешь шевелиться! — Рудольф выглядел не просто злым, а взбесившимся, разъяренным до предела, он покраснел как вареный рак, и губы его дрожали. — И будешь шевелиться, прямо сейчас! Ты думаешь, мне это интересно и приятно? Мне обещали, что наш герой, наш спаситель будет умным и понятливым! А ты тупой и строптивый, возомнил о себе невесть что! Да тебя убьют, Торвик, если ты не усвоишь мои уроки, не будешь относиться к ним трепетно и внимательно. Думаешь, тебе дадут там снайперскую винтовку? Никто не даст! Там винтовке просто неоткуда взяться! Возьми меч!

Виктор наклонился и поднял меч. Адреналин полностью растворился в нем, осталось лишь холодное бешенство. Его готовили к чему-то, но никто не произнес ни слова, чтобы объяснить, как это будет выглядеть. Им манипулировали расчетливо и бессовестно. Он уже не ждал объяснений. Единственное, что ему осталось, — усвоить уроки боя и пытаться воспользоваться ими то ли в настоящем, то ли в прошлом. Путь в будущее был Вику закрыт — это он уже понял.

— Вот, лови! — Руди нанес страшный удар и остановил меч рядом с сонной артерией Виктора, прочертив отчетливый красный след на его шее. — Вот, держи еще! — На сей раз выпад Рудольфа едва не проткнул печень Вика. — Подними меч, болван! Я не требую, чтобы ты победил меня! Но ты можешь хотя бы попытаться отбить удар? У тебя в руках меч получше моего! Так работай им, а не стой, как соломенное чучело посреди поля!

Следующий удар шел в голову, поперек переносицы. Виктор неожиданно отразил его с такой силой, что мечи, соприкоснувшись, выбили сноп красных искр и оба, кувыркаясь, полетели в траву.

— Неплохо, — констатировал Руди. — Реакция есть, сила тоже. Но пальцы все равно безнадежно слабы, чучельник. Утолщать их надо.

— А как я буду работать хирургом? Хирургу надобны длинные паучьи приростки к ладоням.

— Боюсь тебя расстроить, но больше ты не будешь хирургом.

— Зачем вы забираете самое ценное, что есть в моей жизни?

— Ценное? — Рудольф усмехнулся. — Ты давно уже не хирург, Торвик. Не притворяйся. Ты убийца, воин, лучник и чучельник. А для спасения твоей жизни мы сделаем тебя еще и искусным мечником. Ты можешь сопротивляться нам, но сумеешь оценить это искусство только тогда, когда оно спасет тебе жизнь в десятый раз. Причем все эти десять раз случатся меньше, чем за минуту.

— Ладно, — сказал Виктор, сплюнув в траву. — Начну сопротивляться прямо сейчас. Бери меч, учитель.

Эпизод 11

Норвегия, Хемседал. Июнь 1997 года

Вик лежал на траве и еле дышал. Рудольф основательно отмутузил его мечом. Виктор был уверен, что на сегодня хватит, но у Руди на этот счет имелось собственное мнение.

— Отдохнул, Торвик? Хватит валяться. Тебе еще предстоит бороться на ринге.

Боль еще не пришла к Виктору. Он, как опытный спортсмен, знал, что жуткая боль, скручивающая тело, придет завтра, когда в мышцах накопится молочная кислота. Сейчас он был разогрет на полную катушку и при желании мог убить пару-тройку лошадей ударом на скаку. Чего не стал бы делать ни в коем случае. Зачем убивать красивых невинных животных?