На дальних воздушных дорогах - Эндель Пусэп

Как обычно, приходили лаконичные шифрованные радиограммы: «Прошли ИПМ», «Пересекли линию фронта», «Прибыли на цель». И наконец: «Задание выполнено. На объекте осталось два больших очага пожара».

— Молодцы ребята! — с облегчением сказал полковник Лебедев, вставая. — Арефий Никитич, — обратился он к начальнику штаба, — ты останешься здесь, я пойду прилягу немного. Когда они пересекут линию фронта, позвони мне.

Выходя из командного пункта, полковник увидел две прижавшиеся к стене фигуры. Подойдя ближе, он узнал мою жену Фросю и Мотю Штепенко. Обе они работали в штабе.

Стало обычным, что каждый раз, когда наш самолет отправлялся выполнять очередное задание, жены ждали нас в штабе до той самой минуты, когда узнавали, что мы благополучно приземлились. Ждали они и на сей раз.

— Что вы грустите? Все в порядке: ребята выполнили задание и спешат уже домой, — успокоил полковник женщин.

— Мы все же подождем, — ответила Фрося.

И каждый раз тревога и беспокойство покидали наших жен лишь тогда, когда самолет с большим номером «4» на хвосте останавливался на опушке под маскировочной сеткой. А пока это место под прикрытием сосен пустовало, покоя в их сердцах быть не могло.

Наше положение стало критическим, мы оказались на грани гибели.

— Всем покинуть самолет, — приказал я. — Меня сразу же охватило чувство облегчения, как всегда, когда в сложной ситуации решение принято.

Я уменьшил мощность моторов и установил автопилот так, чтобы самолет, снижаясь, не менял направления. Краем глаза я увидел, как из люка кабины штурмана выпрыгнул Штепенко, следом за ним — еще двое. По сквозняку я догадался, что и второй пилот за моей спиной открыл люк, и, бросив взгляд в эту сторону, я успел увидеть только подметки его унтов.

Горячий дым, пахнувший гарью, проник из полости правого крыла, грозя удушьем. Медлить больше нельзя. Резким движением я распахнул люк над головой. Встал на сиденье и изо всех сил оттолкнулся ногами. Меня сразу же подхватила струя воздуха. Началось свободное падение спиной к земле.

Когда-то, много лет назад, в Оренбургском авиационном училище я был инструктором по парашютному делу. Там мне часто приходилось прыгать. Теперь мне очень пригодились полученные там знания и навыки. Я был совершенно спокоен и уверен в себе. Я разыскал кольцо и дернул его. В следующее же мгновение послышался резкий хлопок, и я повис под парашютом уже в нормальном положении: головой вверх, ногами вниз.

Очевидно, мы находились довольно высоко, когда выпрыгнули из самолета, ибо спуск, как мне показалось, длился слишком долго. Наконец уже можно было кое-что различить внизу. Серой широкой лентой вилась река. Волга. Ветер нес меня как раз вдоль нее. Только этого мне не хватало! Я никогда не мог похвастать своим умением плавать, не говоря уж 6 плавании в меховой одежде! Я схватился за стропы парашюта и потянул их. Это помогло, и теперь я опускался в направлении левого берега реки. Еще немного! Еще! И вот подо мной уже чернеет земля! Но мои беды еще не кончились. Еще не успев понять, что земля уже совсем под ногами, я больно стукнулся об нее. Оказалось, что ночной прыжок и прыжок при дневном свете — совершенно разные вещи. Ударившись ногами о землю, я оказался в следующий миг снова в воздухе, но теперь уже почему-то ногами к небу! И тогда — второй удар, на этот раз головой о землю, так что искры из глаз полетели. Я быстро схватился за стропы парашюта, к счастью, правильно — за нижние. Купол, надутый сильным ветром, потащил меня по земле. Подтянув нижние стропы купола, я с большим трудом «погасил» его.

Я поднялся на ноги, свернул парашют комом, схватил его в охапку и осмотрелся.

Земля. Под ногами — очевидно недавно вспаханное, теперь подмерзшее поле. А в стороне, на расстоянии всего нескольких десятков метров, черный обрыв речного берега.

Я завязал шелковый купол парашюта узлом, перебросил его через плечо и направился в сторону деревни. Земля была неровной, усеянной кочками, так что идти в больших летных унтах с войлочными подметками было не особенно удобно. Через некоторое время, когда ряды построек впереди вырисовывались уже яснее, я почувствовал, что ступать на левую стопу становится все больней. С каждым новым шагом боль усиливалась, становилась все мучительнее. Наконец я вообще не смог идти и сел. Ну что ты скажешь!

Я положил свою ношу на землю и в поисках помощи осмотрелся вокруг. Вдалеке, как мне показалось, что-то двигалось. Человек это или что другое, определить из-за темноты я не мог. На всякий случай сунул два пальца в рот и хотел свистнуть. Но не тут-то было! Первая попытка вызвала адскую боль: при приземлении я сильно ушиб челюсть. С грехом пополам я все же издал что-то вроде свиста и внимательно прислушался. Издали донесся оклик. Я с трудом поднялся. Боясь ступить на совсем уже разболевшуюся ногу, я помахал краешком материи парашюта.

Темный силуэт направился в мою сторону, время от времени подавая голос. Это оказался Штепенко!

Я взвалил узел на правое плечо, а левой рукой обнял Сашу за шею, и мы двинулись в путь.

Так с трудом мы и двигались. Время от времени Штепенко давал волю своему могучему голосу. Это помогло — еще один член экипажа, Гончаров, отыскал нас. Сразу стало легче: Гончаров взял мою ношу себе и поддерживал меня справа.

Мы добрались до первых домов. Я опустился на крыльцо ближайшего из них. Штепенко пошел на разведку: узнать, где находится сельсовет или правление колхоза. Оказалось, что недалеко, всего через несколько домов.

С большим трудом вскарабкавшись по высокой лестнице, мы хотели войти, но дверь была заперта. Мы долго стучали, и дверь открыли. Какой-то бородач с взъерошенными волосами появился перед нами. Он долго рассматривал нас.

— Кто вы такие? — спросил он наконец.

— Летчики. Из загоревшегося самолета. Выпрыгнули с парашютами, — ответил Штепенко. — У командира что-то с ногой. Впустите нас, он не может больше идти.

— Предъявите документы! — строго потребовал бородач.

Мы протянули ему наши удостоверения. Мужчина долго изучал документы, прежде чем вернуть их нам.

— Входите, я сейчас же пойду позову председателя колхоза. — Затем он зажег стоявшую на столе керосиновую лампу без стекла.

Ребята помогли мне сесть на скамейку у стола.

Тем временем бородач успел уже одеться и вышел. Штепенко пошел с ним, надеясь встретить других членов экипажа, которые могли прийти в деревню.

Первым прибыл старшина Михаил Жила. Он опустился па крышу одного из домов на краю деревни.

Несмотря на то, что нога и челюсть у меня мучительно болели, я не смог удержаться от смеха, когда Жила с украинским акцентом рассказывал о подробностях своего приземления. Сильный порыв ветра занес его в последний момент на крышу избы, покрытой тонким слоем соломы. Мало того, что он с ходу пробил кровлю, он провалился и сквозь потолок из тонких жердей… Когда его ноги коснулись наконец земляного пола избы, перед ним оказалась большая печка, с которой на него смотрела пара испуганных глаз. В тот же миг лежавшая на печке старушка испуганно заголосила. Понадобилось немало времени, чтобы разъяснить старушке, кто он и откуда. Наконец хозяйка успокоилась и даже угостила незваного гостя молоком…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});