Сказка четвертая. Про детей Кощеевых - Алёна Дмитриевна

Она ведь здесь.

Зашелестела, забурлила, закипая, вода, и щелкнул чайник. Яков внимательно оглядел пакетики с дроблеными листьями. Ладно. Сейчас главное сосредоточиться и сделать все правильно, а об этом он тоже подумает позже.

— Давай я, — пришла на помощь Злата и наконец встала с его постели.

Проходя мимо, она задела его руку своей, и Яков ощутил, как пробрало нутро. Уши обдало жаром. Он вдохнул поглубже и сглотнул, стараясь успокоиться, а Злата тем временем нашла у него на полке кружку и стакан, бросила в них по пакетику, залила кипятком, обвела стакан пальцем по ободку, что-то прошептала.

— Что ты делаешь? — спросил Яша.

— Простенький заговор, чтобы не обжечься, — пожала плечами Злата, взяла пакетик и поболтала им в воде, которая тут же стала приобретать насыщенный коричневый цвет. — Хочешь, тебе тоже навяжу? Его можно сделать плотнее, тогда эффект сохраниться на пару дней. Сделать?

— Нет, спасибо.

Она пожала плечами — мол, хозяин — барин, — взяла свой стакан и отпила. Причмокнула губами. И снова отпила. Яков смотрел, как ее губы обхватывают стенки стакана, и чувствовал, как внутри все скручивается от желания поцеловать. Оторвать взгляд не представлялось возможным.

Нет, пожалуй, такое с ним все же впервые. Ему бы сейчас пойти дрова порубить. Так, чтобы на зиму хватило… Но никаких дров поблизости не было, а Злата сделала очередной глоток и медленно облизала губы. Яков сглотнул. Слюна была вязкой, а в горле пересохло, и это оказалось не так легко. Воздуха отчаянно не хватало. Яков наконец заставил себя поднять глаза и напоролся на ее взгляд. Она смотрела так, что стало очевидно: она все видела. И все поняла.

Черт.

Надо было извиниться.

Что-то придумать.

Объяснить.

Соврать.

Сделать так, чтобы она не хлопнула дверью прямо сейчас, хотя, наверное, он заслужил.

Яков открыл рот, сам не зная, что собирается сказать, но Злата его опередила.

— Шоколад, — серьезно произнесла она, глядя ему прямо в глаза. — Поверь, это стоит попробовать.

И подмигнула. Потом поставила стакан на стол, взяла упаковку в руки и вскрыла ее, достала из него темно коричневый брусок и отломила кусочек. Яков смотрел и понимал, что отчего-то не может пошевелиться. Дядька рассказывал ему про путы. Темный заговор, превращающий человеческое тело в куклу-марионетку. Сейчас ему казалось, что именно так человек, попавший под этот заговор, и должен себя чувствовать. А потом Злата сделала то, отчего у Якова вообще на время перемкнуло способность здраво мыслить. Подошла совсем близко, поднесла кусочек к его губам и надавила им на нижнюю.

— Пробуй, — то ли предложила, то ли приказала она.

Ноги стали ватными, в голове сгустился туман, внизу живота потяжелело. Злата стояла слишком близко, так, что он видел каждую веснушку на ее лице, и смотрела, не мигая, и на дне зеленых глаз что-то сверкало. Давным-давно Яков читал истории о проклятых кладах. Кто найдет и заберет с собой, тот обречен. Но не забрать невозможно. Она не торопила его, и в какой-то момент Яков понял, что воздух закончился, а тело забыло сделать вдох, пришлось напомнить ему об этом, он рефлекторно приоткрыл губы, и Злата протолкнула между ними кусочек шоколадки. При этом пальцы она не убрала. Кровь одновременно бросилась в два места. Лицо запылало. Черт-черт-черт… О том, что творилось ниже, он предпочел не думать. Злата понимающе улыбнулась, и это было самое ужасное.

— Вкусно? — поинтересовалась она.

Что?

Ах да… Шоколад… Горьковато и одновременно малость приторно. Кажется, она действительно ждала ответа. Пришлось вспомнить, как говорить.

— Н-ну…

— Дай попробую.

Она провела большим пальцем по его нижней губе, а потом приподнялась и поцеловала. Простое касание губ губами. Но Якова словно молнией ударило. Он шумно выдохнул. И очнулся. Отшатнулся, толкнул рукой стол и смел на пол кружку. Кружка упала, но не разбилась, ковер смягчил удар, зато мгновенно пропитался чаем.

— Ай, — поморщилась Злата, созерцая образовавшееся пятно.

— Т-ты что д-делаешь? — не сдержался Яков, которого это пятно сейчас интересовало в последнюю очередь.

Он попытался восстановить дыхание, но получалось плохо.

— А разве не очевидно? — удивленно поинтересовалась Злата. — Подожди-ка.

Как ни в чем ни бывало она присела на корточки и провела рукой над ковром. Тот мгновенно просох, словно ничего и не было. Подняла кружку и поставила на стол.

— Так на чем мы остановились? — поинтересовалась она и сделала к нему шаг.

Яков шагнул назад. Злата рассмеялась. Улыбнулась почти по-доброму.

— Яш… — позвала она. — Можно я буду звать тебя Яшей?

— М-можно…

— Яша. Успокойся.

И снова сделала шаг вперед. Яков повторил свой маневр. Они кружили по комнате, словно охотник и его добыча, угодившие в расщелину. Бежать было особо некуда. Кровать то и дело попадалась на глаза, словно стояла везде.

— Я-ша, — протянула Злата и вдруг снова оказалась совсем близко.

Яков дернулся в сторону и уперся спиной в шкаф. Злата прижалась к нему грудью, и он замер. Стук сердца отдавался в ушах барабанной дробью. Она подняла к нему лицо. Коснулась носом носа. Медные кудри щекотали щеку. А зеленые глаза смотрели с интересом.

И Яков с ужасом осознал, что ему это нравится.

Очень-очень.

Да, все это было чертовски неправильно. Но одновременно с этим слишком хорошо, чтобы прекратить немедленно. А может, это сон? Ну, ему всякое порой снилось, и…

Злата слегка сместилась, приподнялась и провела губами по его шее. С левой стороны. Там, где были шрамы. Ее дыхание опалило кожу.

— Тебе понравится, — прошептала она ему на ухо.

А потом прикусила кожу чуть ниже. Яков ощутил, что находится в шаге от того, чтобы кончить. Вот прям сейчас.

— Я-яш.

— Ч-что?..

— Ешь шоколадку. И не забудь про мазь. И мы не допили чай, так что я вернусь.

А потом поцеловала место укуса и отстранилась, снова подмигнула, отошла, взяла свой рюкзак, обулась и ушла.

Хлопок двери показался сроден раскату грома. Раздавленный собственными ощущениями и ее слишком резким уходом, Яков упал на стул. Ему очень-очень хотелось выругаться вслух. Но он сдержался.

Остаток дня и ночь прошли ужасно. Воспоминания не желали отпускать, мешались с фантазиями, и неотступно за ними следовали вина и стыд за произошедшее. Что это было, черт возьми? «А разве не очевидно?» — ехидно поинтересовался внутренний голос, почему-то обернувшийся голосом Златы. Очевидно-то, очевидно, только вот какого… Яков прикусил губу