ЧВК Херсонес – 2 - Андрей Олегович Белянин

меня на шаг-другой. Я же не знал, куда деть глаза…

Если кто-то наивный до сих пор думает, что на нудистском пляже загорают самые молодые, красивые, эффектные и сексуальные люди или, как выражаются современные поэты:

Море целует твои пальчики, когда ты

Осторожно ступаешь по мокрым камням.

То же море мурлыкает в такт твоим шагам.

Каждая роковая, облизывающаяся волна,

касаясь твоих загорелых колен,

Сама попадает в такой же коварный плен.

И тоже выводит давно забытые нами мелодии,

лаская солнце на линии неба.

Мне кажется, ты и море – равноценная небыль.

Второго такого – чёрного, синего, жадного,

страстного, дикого, нежного – нет.

Ничто, кроме этого моря, не дарит такой свет.

Вот так же глаза твои, смешивая синий,

зелёный и серый в одном узоре,

Вмещают в себя всё это дивное море,

В котором я не тону. Оно мягко и бережно

держит за плечи меня на плаву.

Поэтому только твои глаза ставятся во главу

Всего, что со мною было, во всём и всем.

Вне всяких логических выкладок и теорем,

Вне научных цитат и привычных схем…

Иначе и сам я

кому,

зачем?

…Ох, нет! Вот прямо-таки абсолютно точно, бесповоротно, стопроцентно, увы, но нет! Нет, от слова «совсем»! Простите меня. Или не прощайте, уже не важно, этого не развидишь…

…Пляж набит десятками, сотнями пожилых извращенцев с толстыми пузьями и отвисшими задницами. Женщины не отстают от мужчин в махровом бодипозитиве, который после сорока пяти отнюдь не делает любую бабу ягодкой! А волосатые ягодки – это тот ещё лютый шок! Люди, будьте милостивы друг к другу! Нам ещё вместе жить…

– Оставь одежду, всяк сюда входящий! – кричали мне в лицо отдыхающие, грозно тряся всем, чем их одарила природа.

Наверное, многие хотели бы меня даже побить, но наличие обнажённого Германа, шествующего впереди, снимало все претензии и вопросы. Во-первых, специалист по бронзе и мрамору был красив как полубог, а во-вторых, его мышечная масса не оставляла сомнений в том, что такой мужчина способен уложить наповал половину пляжа. Если не всех! А чего, с него станется…

– Где мы тут будем искать Светлану?

– Это легко, друг мой! Нам нужно лишь отметить самое большое скопление народа.

Мужчины будут взаимно восхищаться ею, а женщины столь же дружно проклинать её!

Действительно, если подумать, то ничего сложного. Фактически прямо на холме, где были похоронены в склепе представители семейства профессора Юнге, собственно и создавшие славу коктебельских виноградников, стояла наша музейная Афродита Таврическая, а толпы туристов ложились носом в песок и гальку, подтверждая её божественную исключительность.

И да, обнажённая Гребнева была этого достойна!

Её кожа излучала золотистый свет, а великолепная фигура, гибкая и каноническая, без единого волоска на теле, с волной янтарно-золотых кудрей, ниспадающих на спину, казалась вычерченной стальным гвоздём Валентина Серова на неподкупной эмали голубого неба. Кажется, именно он ввёл в лексикон художников начала двадцатого века это понятие: рисунок должен быть сделан словно бы «гвоздём», то есть не имея ни малейшего шанса на исправление, а потому единственно верным и честным.

– То есть нам ещё нужно будет отыскать Диню на винном заводе? – с трудом удерживая нарастающее сердцебиение, уточнил я.

– Именно так! Но без Светланы мы его там нипочём не отыщем…

– Почему?

– Потому что только женщина способна найти пьяного мужчину. Ибо у них одна логика и один образ мыслей.

– И ведь не поспоришь, – согласился я. Снял с себя камуфляжную куртку и накинул на плечи нашей специалистки по древнегреческой росписи ваз.

Божественное сияние её кожи мгновенно потухло. Гребнева опомнилась, просунула руки в рукава, запахнулась поплотнее, застенчиво улыбнулась мне и первой пошла вперёд, даже не спрашивая куда и зачем. Такое впечатление, что территорию Коктебеля она знала едва ли не наизусть. Да, она была здесь, и не раз, уверен на все сто!

Другие нудисты, мужчины и женщины, вытягивали шеи, вставали с тоскливым воем и пустыми взглядами тянулись за ней. Мы увеличили шаг, они тоже. Положение становилось двусмысленным. Мы побежали, за нами неслись, наверное, с полторы сотни голых людей в разной степени возбуждения.

– Я их задержу, друзья мои!

– Дурак, они пройдут по тебе, как по асфальту, и не заметят. Бежим!

Накал страстей рос. Светлана бежала, как горная серна, преследуемая волками. Герман на бегу отмахивался чьими-то сброшенными плавками, для надёжности завернув в них крупный камень-голыш. Да, тут даже камни голые, представляете?

Рюкзак бил меня по спине, я боялся оборачиваться…

– Как же болит голова-а…

– А у меня нет.

– Почему? Мы же единое целое! У тебя тоже должна болеть твоя половина-а…

– Потому что пила ты, а мне лишь досталось рикошетом.

– Это несправедливо-о…

– Ага, вспомни ещё, что с тобой было в прошлый раз, когда ты накурилась!

– Между прочим, это ты подсунул мне ту траву-у…

– Я пытался выкинуть её, но ты заверила меня, что нам прямо-таки жуть как нужно знать слабости людишек!

– И это действительно было важно-о…

– Вот и не ной.

– Ты зло-ой!

– Естественно.

– Не жалеешь меня-я…

– А ты не пей.

– Кто угодно запьёт с таким бездушным мужчиной-ой…

– Да ладно.

– Хнык…

– Вот только не надо!

– Хнык, хнык…

– Да что же такое? Я куплю тебе пенталгин, куплю!

– Хнык, хнык, хнык… а ты меня любишь?

– Да!

– Не верю. Повтори…

– Да-а-а!!!

…Мы втроём успели ворваться на территорию завода марочных вин «Коктебель» ровно за минуту до того, как перепугавшийся сторож, реагируя на несущуюся толпу, успел закрыть все замки. Голая груда людей ударилась в железные листы всей массой, но ворота выдержали. Разочарованный вой взлетел, казалось, до самых вершин Карадага, отразившись эхом в жерле погасшего вулкана. Мы были спасены.

Уточнив, где находится дегустационный зал, и оставив спешно одевающегося Земнова объясняться с охраной, мы вдвоём направились по склону горы наверх. Там в окружении плотных рядов сосен стояли заводские корпуса, и аромат выдержанного вина перебивал запах хвои.

– Да как, собственно, мы все сюда попали?

– Вы ничего не помните?

– Ну, я вошёл в свою комнату, переоделся, вышел – и вот оно… Что ещё я должен помнить?

– Как мы выпили на дорожку, как сели в микроавтобус, как добирались, как разошлись по локациям?

– Вам не кажется, что мы странно разговариваем?

– В смысле?

– Вы шутите?

– В смысле знаками вопросов?

– А что, разве нет?

– А