Том 1. Великий град трепангов - Венедикт Март

считается он и пользуется соответствующим почетом и должным доверием пациентов.

* * *

И доныне – до сегодняшнего дня, где-то в черных сумрачных провалах, среди бесконечных грязных пристроек, надстроек и подстроек одного из затхлых, потускневших домов китайского Владивостока – великого града трепангов – Хай-шин-вей, – в тусклом незатейливом уединении ютится зябко уже слепнущая, еле движущаяся крохотная старушонка Мин-дзы – «знаменитая и единственная специалистка по вытаскиванию рыбных костей из горл».

Долг покойного

– «Туго придется, – возьмешь у соседа, что ж делать! Пуще всего помни об этом долге, то и знай – соображай: как вернуть бы… чем платить-та?!. так и не забывай, шевели мозгой»… – учил с ворчью седой Ку-юн-сун племянника подростка Син-дзы.

– «Ой, – никогда не отбивайся, не отпирайся от долга, – что бы ни приключилось, – худо будет! Говори лучше: „завтра, отдам, сегодня нет денег“, а если и завтра не станет, опять скажи: – „прости, соседушка, нет денег, а по времени, соседка, посля верну“…»

Подолгу Ку-юн-сун поучал Син-дзы.

И вот что узнал племянник от своего дядюшки.

Умер человек не выплативши долг, – все равно, и после смерти не выкрутится, как раз до копеечки отдаст, не деньгами, так работой отработает…

Три души у человека. После смерти расходятся они.

Одна душа уходит в иной, загробный мир и повторяет земную жизнь усопшего.

Душа другая остается в могиле с мертвецом.

А третья душа покидает прах, вселяется в родную фанзу, ютится в дощечке родовой с именем начертанным покойного.

Как будто бы и умер человек – ан нет! Жива его душа и бродит в мире…

Бродит, ходит, переходит, – бродит душа, пока не приткнется куда – в брюхо какое разбухающее от плода: в коровье ли нутро, в лошадиное ли чрево, в собачий живот – што-ли…

И, вот, с теляткой, жеребеночком ли, щенком что ли и выродится душа снова на землю, – жить поживать, сызнова канителиться да плодиться – на той же земле, под тутошним солнышком. –

Таков наказ бытовый! – Шиворот-навыворот в оборот пущать душу никогда неутратную и вовсе безысходную.

Одно душе снисхождение положено: – не един путь открыт ей, – а – пути…

Брод душий…

Куда свернет, – туда и вынырнет.

Не путь, а пути. –

Есть птичий полет-перелет: на испугу – огляда фазана, на курей домоседок заботниц, на ласточку косолеточку-стремглавку, на серяка воробья перескоку, на воронье – гниль-лакомье, на коршуна быстроглаза, на синицу-хрупицу, на иных, на всю леть-перелеть-крыль небоходную – высью путь душе прокрылен, расстилается.

Есть и зверий след: на фанзовый скот – на коровушку добробрюхую, на коня зоркоуха, на собаку покорницу, на кошку проворницу, на мышь-тишь, на того и другого и на зверя полевого, на обезьянку – глазьехлопку передразницу, на дикого зверя зубастого и на волка выжидалу, на медведя растопырю, хоть на самого тигра-жуть исподтишка лютого, – во все норы, во любую прореху, всякую ноздрю-щель – след-копыть душе значится, дебрится, выложена.

А то есть и сновий путь – плавь ползь скользь взлазь чуткая – в водяных глыбах, в недрах: на рыбу-слепоморду, на краба задомладного, на чилимса-усача расторопу, к трепанге-сочнице, в страшного спрута-многолапа: на капусту непритрогу, на инаку плавающую тварь, в подкаменную водь, в нырливую живь, в поджабрую чудь – волна душе приоткрыта.

А и четвертая – крылья тропа значится: на мелюзгу мельк летучую, на мошку расторопную, на мошкару непокойную-трескщелкучую, на комара свертяка тупоногого, на муху соньлакомку, на жука дремночинного, на бабочку бесполезницу беспечницу, на стрекоз проворниц – душе перепуть-леть-перекрыль попутчится.

Одно душе снисхождение положено: – не один путь ей, а – пути.

А душа выбирай, – куда свернет, туда и выпрыгнет.

Не сама, – так выкружит-выкинет с разгона в брюхо какое разбухающее от плода, иль в яйцо, в плод, в семь, икру – в меть какую, в скидь, снос – в плодь попутную…

Выворачивайся покойничек на жизнь сызнова канителиться да плодиться на той же земле под тутошним солнышкой.

Таков наказ боговий.

И вот теперь, после многих лет, когда Син-дзы окреп необычайно, возмужал и обзавелся своим хозяйством, – теперь ему слово в слово вспомнились рассказы поучительные дяди Ку-юн-суна о долге.

И вот почему: –

Только на днях Син-дзы одел белый наряд и в косу вплел белый шнурок: – умер почтенный любимый дядюшка Ку-юн-сун, который заменяя Син-дзы родного отца,

И вот теперь не дают покоя Син-дзы рассказы дядюшки именно о долге умершего человека, – ведь, недавно, незадолго до смерти, Ку-юн-сун, как нарочно, занял у него деньги и так не вернул вовсе свой долг…

* * *

Приснился сон Син-дзы, – будто кто-то говорит ему:

– «А дядя-то вернулся к тебе с долгом, – ишь!»

Чудно стало Син-дзы – он и проснулся, как раз в ту минуту, как в комнату вбежал работник его – Гун-дзы.

Впопыхах говорит Гун-дзы – себе наперебой:

– «Новость у нас, хозяин… – только что кобылка жеребчиком разрешилась…»

И побег с работником в конюшню.

Бежит, сердце придерживает – рука на груди…

Ну и порешил Син-дзы, что дядя покойник въютился в жеребенка-то, и явился в его двор – отрабатывать долг свой. Порешил, так и жеребеночка «Дядей» прозвал.

* * *

«Дядя» подрастал в заботе неотрывной Син-дзы и его работника.

Приказал Син-дзы кормить его только отборным овсом, не утруждать, лаской встречать, слова нежные перебирать, ладонью по мордочке проводить и пуще всего, всей скотинки беречь, холить.

И выходили «Дядю» в стройного уверенного красавца жеребца – на восхищение всякого, кто взглянет-заглядится, на радость достойную Син-дзы.

Пришла пора приучать к работе «Дядю» – не стоит, а ходуном пляшет без дела, просится, на волю подбивается.

И вывел Син-дзы коня на пашню…

Ходит в полосе Син-дзы за «Дядей», улыбается, радуется: – что за конь!!. – Как человек все понимает, ко всему догадывается, и обойдет, где след; остановится-то вовремя, и свернет толком, как раз у межи, – никак на чужь соседову не переступит, и не помнет, чего мять – не дело, и нет в нем устали! Ну, такой конь ладной!!. степенная тварь!.. не конь, а – нахождение!..

Подойди кто чужой не так – с обидою, – и не отступится, ухом не дотронется – не дрогнет, – куды!.. – нет. А, вот, скажи ласково, с сердцем: «отойди Дядюшка» – и отойдет в сторонку, смотрит натянуто, выпрашивая, – «не надоть, де, еще чего?» «Назад, Дядька» – и отступит, повернется, как надо… Такая тварь суразная!

Что и за конь! И всяк диву дивуется, Син-дзы похлопывают, за коня одобряют.

* * *

Засуетился как то Син-дзы на ярмарку, –