Адрес командировки - тюрьма - Даниил Корецкий

— А Хорек?

— Вроде дышит.

Зубач подошел, наклонился над раненым, потом приставил ему к голове пистолет, загородился растопыренной ладонью.

— Дышит… И что толку?

Глухо ударил выстрел. Зубач вытер испачканную ладонь о траву.

— Погнали дальше!

— Куда дальше? — возразил Волк. — Под пули?

Зубач опасливо огляделся:

— А хули делать? Здесь стоять, что ли?

— Надо вначале этих найти, — Челюсть неопределенно кивнул на шелестящий кустарник. — Да разобраться с ними.

— Какой ты борзый! Иди, разбирайся! — Зубач сплюнул.

— Пушку! — Челюсть протянул здоровую руку.

— Чего?!

— Пушку давай, если сам бздишь! Не пустым же я пойду!

— Гля, Катала, чего придумал! Пушку ему!

Катала не ответил. Опыта нахождения под огнем у него было явно немного.

— Пустым против автомата негоже, — поддержал цыгана Вольф. — Скажи, Груша!

И хотя Груша тоже промолчал, Челюсть шагнул вперед и попытался завладеть пистолетом. Зубач отпрыгнул:

— Глохни, сука, а то я тебя заделаю! Не хер ни с кем разбираться! Сваливаем!

* * *

Беглецы прошли уже не меньше десяти километров. Несколько раз они видели группы солдат, которые неумело прочесывали лес, производя шума не меньше, чем беглые зэки. По беретам и тельняшкам было видно, что это не конвойные войска, а десантники. Зубач и остальные не обратили внимания на такую "мелочь", а Вольф расценил это как тревожный признак.

Через некоторое время он ощутил растворенные в чистом лесном воздухе молекулы знакомых запахов: оружейной смазки, ваксы, керосина, битума, нагретого дюраля. Неподалеку находилась воинская часть. Действительно, вскоре за ржавой колючей проволокой показалось летное поле, на котором стояли выкрашенные защитной краской самолеты. У Волка учащенно забилось сердце. Впервые за несколько месяцев он приблизился к знакомому и понятному миру.

— Гля, аэродром! — Груша тяжело повалился на жесткую траву, жадно хватая ртом воздух. Лицо его было покрыто потом.

— Чего завалился? Рвем когти, пока не засекли! — зло прошипел Зубач. Он был мрачен и подозрителен.

— Погоди, отдохнуть надо. — Катала сел рядом с Грушей. — Наоборот, здесь искать не будут…

Послышался нарастающий гул авиационных двигателей, на ВПП тяжело плюхнулся пузатый "Ан-24" и, пробежав по бетонке, остановился в сотне метров от ограждения. Едва замерли лопасти пропеллеров, к самолету подкатил грузовик, набитый какими-то ящиками и мешками. Несколько десантников сноровисто перегрузили их в самолет, потом, забрав пилотов, грузовик уехал. Транспортник остался на полосе с открытым люком, вопреки инструкции его никто не охранял. Вольф понял, что пилоты отправились пообедать и вскоре "Ан" опять взлетит в небо.

— Слышьте, это… — хрипло сказал Зубач и облизал пересохшие губы. — Давай в него залезем…

— В кого? — переспросил Катала.

— Да в самолет же! Нас вокруг ищут, а мы улетим к черту на кулички!

— А там что? — угрюмо поинтересовался Челюсть.

— Там разберемся…

— А давайте, — оживился Груша. — Все лучше, чем без жратвы по лесу бегать… У меня уже ноги отваливаются!

— Я подписываюсь, — кивнул Катала.

— Не знаю, — пожал плечами Челюсть. — Зачем самим в волчью пасть лезть? Хер его знает, куда попадешь… Забьют сапогами — и все дела!

— Ты как, Расписной? — Зубач в упор посмотрел на Вольфа.

Тот напряженно думал. В привычном мире легче принять правильное решение, да и хорошо бы убраться из района, где их, скорее всего, убьют при задержании. Но ни Зубач, ни все остальные не знают, какую судьбу сулит им конструкция транспортника. Только при одном условии можно соглашаться на эту авантюру…

— Я как все, — смиренно отозвался Расписной. Ржавая колючая проволока ограждения провисла, Вольф вогнал под нее толстый раздвоенный сук и уперся ногами. Нижний ряд с трудом удалось поднять сантиметров на тридцать. Вжимаясь в землю, пятеро беглецов пролезли под колючками, при этом Груша разорвал одежду и расцарапал спину, Челюсть разбередил сломанную руку, Зубач сорвал клок кожи с затылка. Только Расписной и Катала преодолели препятствие без потерь. Потом все ползком и на четвереньках подобрались к самолету и нырнули в проем люка. В полумраке фюзеляжа пахло железом и керосином, закрепленный растяжками груз занимал почти весь проход — только справа оставалась узкая щель. — Давайте туда!

Зажимая кровоточащий затылок, Зубач пролез Первым, за ним последовал Катала, потом Челюсть… Вольф задержался и осмотрелся. Под стальной лавкой напротив люка угадывались очертания двух резервных парашютов. Это и было необходимым условием. Теперь можно присоединяться к остальным.

За штабелем ящиков и мешков оставалось достаточно пространства, беглецы уселись прямо на пол. Зубач клочком грязной тряпки останавливал кровь, Челюсть, кривясь от боли, мостил поудобнее сломанную руку, Груша испуганно озирался: окружающая обстановка явно угнетала его. Только Катала пребывал в своем обычном состоянии. А Вольф испытывал душевный подъем и прилив сил — наконец-то он находился в привычной, знакомой до мелочей обстановке и полностью контролировал ситуацию.

Через полчаса снаружи послышался шум автомобиля, веселые голоса, слова прощания. Экипаж поднялся на борт, захлопнулся люк, потом гулко лязгнула задраиваемая дверь кабины пилотов. Взревели двигатели, самолет тронулся с места, неспешно покатился, остановился, развернулся, снова покатился, набирая скорость… Каждый звук, каждое движение были понятны Вольфу: рулежка, маневрирование, разбег… И вот наконец взлет!

— Й-а-а! — оскалился Зубач и ударом левой руки по локтевому сгибу правой согнул ее под прямым углом. — Вот вам, менты поганые! Взяли? Выкусите!

— Молодец, Зубач, здорово придумал! — приободрился Груша.

— Да, по небу я еще от ментов не отрывался! — хмыкнул Катала. И неожиданно во весь голос заорал популярную зэковскую песню:

По тундре, по железной дороге,

Там, где мчится курьерский Воркута — Ленинград,

Мы бежали с тобою, опасаясь погони,

Опасаясь тревоги и криков солдат…

Надсаженный голос с трудом пробивался сквозь рев двигателей, дребезжанье обшивки и гул воздушных завихрений за тонким дюралевым листом фюзеляжа.

— Теперь нас хрен достанут!

— Руки коротки!

— Ох и погуляем теперь!

Повышенная шумность не насторожила преступников и не испортила им настроения. Они просто не знали, что она означает. Как не знали и об устройстве самолетов транспортной авиации. Эти машины не предназначены для перевозки людей, поэтому герметичной в них является только кабина пилотов. В грузовом отсеке давление и температура равны давлению и температуре за бортом.

— Кайф! Еще бы водки!

— Потерпи, Груша, скоро нажремся от души!

Дело было весною, зеленеющим маем,

Когда тундра проснулась, развернулась ковром…

— Эй, Расписной, чего такой смурной?

— Устал. Спать хочу.

Прикрыв глаза, Вольф напряженно размышлял.

Рабочий потолок "Ан-24" — восемь тысяч метров. Значит, минус пятьдесят по Цельсию и почти полное отсутствие кислорода. Верная смерть. Причем недостаток воздуха ощущается уже на трех тысячах. Скорость набора высоты — сто пятьдесят метров в минуту. Через двадцать минут начнется… За это время самолет пролетит около двухсот километров. Вполне достаточно, чтобы выйти из круга усиленных поисков. И все же лучше оказаться от Синеозерска как можно дальше.

Итак, задача…

Наметив план действий, Вольф незаметно взял себя за запястье и принялся считать пульс. Обычно у него стабильно восемьдесят ударов в минуту. С учетом перенесенных нагрузок и волнения можно ожидать повышения до девяноста-ста. Пусть будет сто, для ровного счета. Двадцать минут — это две тысячи ударов. Значит, через две тысячи ударов надо начинать действовать.

Несколько раз он сбивался, но определил время правильно, потому что почти сразу ощутил первые признаки нехватки кислорода. К тому же стало заметно холодней. Не торопясь, Вольф поднялся, прошелся взад-вперед, будто разминая ноги. Зубач и Груша дремали, Челюсть тоже находился в полузабытьи. Катала бодрствовал, хотя отчаянно зевал: организм пытался компенсировать недостаток кислорода.

— Пойду отолью, — сказал Вольф, протискиваясь между грузом и холодной стенкой фюзеляжа. Когда он сунул руку под железную лавку, сердце учащенно колотилось. Пилоты могли забрать парашюты в кабину, а может, в парашютных сумках лежит какое-то барахло: запасные комбинезоны, инструменты или сухие пайки… Пальцы нащупали брезентовую ткань, через секунду он убедился, что все в порядке: это настоящие парашюты.

Когда Вольф расправлял лямки подвесной системы, какое-то движение за спиной заставило обернуться. Зубач целился ему в голову и понимающе улыбался.