Курако - И Адександров

Донецко-Юрьевский завод выпускал рельсы для строящихся железных дорог. Из года в год увеличивалось его производство. Алчевский богател. Но внезапно заказы на рельсы почти прекратились. На складах стали скапливаться большие запасы не проданных рельсов. Чтобы поддержать завод на ходу, Алчевский попробовал воспользоваться средствами Харьковского земельного банка, председателем правления которого он состоял. Делал он это неоднократно и всегда сходило благополучно. Теперь, когда рельсы оставались на заводе, деньги не поступали, вся его банковская афера могла обнаружиться. Наступит неизбежный крах. Единственное спасение— мчаться в Петербург и искать финансовой поддержки у всесильного министра Витте, покровителя промышленности. За эту последнюю надежду и ухватился Алчевский. Но «свой» министр встретил его ледяным пожатием плеч и категорически отказал в субсидии. После этой неудачи разорившемуся миллионеру оставалось только броситься под поезд.

Витте отказал в поддержке крупнейшему заводчику не случайно. Именно к этому времени внезапно обнаружилось, что Россия, в течение десятилетия находившаяся в состоянии небывалого экономического расцвета, вконец истощена, безнадежно опутана заграничными займами и стоит на краю государственного банкротства.

Витте сыграл главнейшую роль в создании промышленного подъема 90-х годов. Взлелеяв мысль, что «Россия должна стать проезжей», он направил государственные средства казны, а также импортируемый капитал на железнодорожное строительство. Возникновение в одно десятилетие множества металлургических заводов обязано главным образом огромному спросу на рельсы для строящихся дорог. Иностранные капиталисты вытягивали соки из России не только как обладатели государственных долговых обязательств. Они владели крупнейшими металлургическими и угольными предприятиями, имевшими обеспеченные казенные заказы. Эти предприятия давали исключительно высокие прибыли.

Постройку Сибирской магистрали, открывшей доступ к новым богатствам и китайскому рынку, начали в 1891 году и закончили в 1900 году. Обошлась она невероятно дорого: по 153 тысячи рублей за версту. Столь высокой цифры не знало еще ни одно железнодорожное строительство. За это десятилетие множество дельцов стало миллионерами. В Париже по русским акциям уплачивались неслыханно большие дивиденды. И столь же неслыханно нищал русский народ.

К 1900 году дела государственного казначейства оказались настолько расстроенными, что Витте, едва завершив постройку Сибирской магистрали, — дело, в которое им, по собственному признанию, «было вложено столько труда и сердечных забот, как ни в одну из возлагавшихся на него государственных задач», — едва дождавшись открытия сквозного движения от Москвы до Владивостока, круто изменил финансовую политику.

Железнодорожное строительство резко сократилось. Потребность в рельсах уменьшилась в несколько раз. Акционерные общества, опиравшиеся на заказы казны, зашатались. Так создались предпосылки для возникновения кризиса 1900 года.

В пору, когда рушились состояния, закрывались предприятия и тысячи рабочих выбрасывались на улицу, Курако продолжал жить в солнечном городе у Азовского моря.

Наступившие кризис и застой не могли не затронуть и Мариупольский завод. Сразу померкли еще недавно столь радужные перспективы сбыта железа. Курако видел все более усиливавшееся уныние заводчиков. Свалившиеся на их головы беды разбили и его мечту о создании мощной домны. Кому она могла бы понадобиться, когда не стало нужды в чугуне?

В чаянии лучших времен, он забросил свои чертежи в глубокий ящик письменного стола. Ему оставалось сейчас жить доменными буднями, и единственный интерес его был в выездах от случая к случаю на «гастроли» для борьбы с «козлами». Одна из таких «гастролей» подняла его на новую ступень славы.

Летом 1902 года, в один из знойных дней, когда люди изнывали у горна, к воротам Мариупольского завода подкатил фаэтон. Из него вылез седенький старичок и направился к конторе. Скоро он вышел на литейный двор.

— Где у вас Курако?

Такие визитеры появлялись нередко. «Опять зовут подумал Курако», направляясь к старику.

— Я директор Краматорского завода, Томас. Домну надо спасать. Едем немедленно. Условиями останетесь довольны.

На следующий день Курако с несколькими рабочими несся по Донецкой железной дороге на очередную «гастроль» для спасения «закозлившейся» домны. Специальный поезд состоял из паровоза и одного вагона. Жестикулируя и отплевываясь, старик Томас рассказывал Курако:

— Есть у меня начальник цеха, Мак. Почему, черт побери, домны плохо работают? Мак отвечает: «Машины сплоховали». Отдаю приказ срочно отремонтировать машины. «Ну как теперь, машины не мешают?» спрашиваю Мака. «Машины не мешают, но кокс, видите ли, плохой». Хорошо. Покупаю партию кокса. Ханжонковский кокс — самый лучший на юге России, знаете вы это, Курако? И что же вы думаете? Мак, чорт побери, сажает «козла». Мне ничего не оставалось, как...

— Прогнать Мака?..

— Вы угадали, молодой человек. Уже третьего начальника цеха выпроваживаю. А где найти четвертого?.. — Старик остановил долгий взгляд на Курако и прекратил беседу.

Достаточно было Курако ступить на территорию Краматорского завода, чтобы сразу составить себе картину его полного запустения и развала.

Только три года прошло, как был создан этот завод в центре угольных месторождений. Его строила прославленная немецкая фирма «Борзиг». В Германии Борзиг — влиятельная фигура. Крупные машиностроительные заводы в Германии — фирмы «Борзиг». Специальное оборудование для металлургических заводов — доменные конструкции, прокатные станы, подъемные краны, ковши для разливки чугуна — носило знаменитое клеймо: «Борзиг».

Россия ввозила металлургическое оборудование из-за границы. Фирма «Борзиг», основывая в Донбассе завод для производства этого оборудования, рассчитывала вытеснить своими изделиями всех конкурентов с русского рынка. По образцу немецких машиностроительных заводов, кроме механических цехов, на станции Краматорской соорудили и металлургические цехи, чтобы иметь свои чугун, железо и сталь. Как известно, заграница выбрасывала в Россию наименее удачных техников, не нашедших применения на родине. И на это предприятие слетелись самые бездарные инженеры — немцы и поляки. Они повели две новые домны. Неудивительно, что через два года после пуска домен, в разгар промышленного кризиса, завод пришел в состояний полного развала.

На огромном дворе высились горы чугунных чушек. Это был брак — унылая печать хозяйничания немецких мастеров. По скромным подсчетам, валялось миллиона два пудов негодного чугуна. Брак продолжала увеличивать одна из заводских печей с расстроенным ходом. Другая печь была совсем парализована. Уродливо выпирала из нее наружу глыба застывшего чугуна. Оказалось» что немцы, стремясь выпустить чугун во что бы то ни стало, -взорвали стенку домны. С таким варварским приемом Курако еще не приходилось встречаться. «Сломать бы эту развалину, — думал он, — а на ее месте построить новую». Но его пригласили не ломать домну, а вдохнуть в нее жизнь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});