Сказки PRO… - Антон Тарасов

— Есть вопрос, — смело возразил Костя. — За что я уволен? Потрудитесь мне объяснить.

— Вопросы здесь задаю я, поэтому будем считать — вопросов нет, — старик щелкнул пальцами. — Видели бы вы, Константин Сергеевич, себя в пятницу со стороны! Жаль, у нас камера еще не установлена, и этого никто не заснял! Очень жаль!

— А что было со мной в пятницу? Я работал! — воскликнул Константин Сергеевич. — Проверьте, все документы на месте. Восемь, нет, девять фирм. Две рекламные кампании. Люди вперед деньги заплатили. И этого всего я добился!

Старик заулыбался, наклонился к нему так, что Костя почувствовал запах какого-то очень дорогого парфюма и чего-то очень приторного:

— Ты был обдолбанный в дерьмо, в настоящее дерьмо, братан. Я таких обдолбанных по самое не балуй в жизни не видел! Думаешь, приятно было твой шустряк наблюдать? Ты же сам чуть себя тут не уделал!

— Я? — почти прокричал Костя.

— Ты! — прокричал над самым Костиным ухом старик и добавил, снова понизив голос. — Так что ты уволен, убирайся отсюда и показывай свои наркоманские пляски в другом месте, но только не здесь.

— Да как вы смеете! Какой я наркоман? — закричал Костя и осекся.

Одно только подозрение в подобном мгновенно изничтожило его. Ирина Федоровна ликовала. Она хоть и не подавала виду, но простить Косте издевательство над собственными ягодицами, которые если и могли кому-то принадлежать, то только Павлу Витальевичу или просто Пашке, она не могла. Костя собрал свои нехитрые пожитки, состоявшие из подставки под мобильный телефон в форме руки и большой стирательной резинки и поплелся в бухгалтерию вслед за стариком и Ириной Федоровной. Старик сидел и смотрел, а Ирина Федоровна отсчитала деньги, дала подписать какие-то бумаги и затем показала на дверь. Костя даже не задумывался о том, что он подписывает: у него за плечами был большой опыт споров с начальством и увольнений, из которого он вынес главное — когда увольняют, сопротивление и лишние телодвижения бессмысленны.

Костя пересчитал деньги, долго и нервно засовывал их в бумажник — плевое ли дело, сумма немаленькая, с процентами с продаж и премиальными, да и заработок за четыре дня. Конечно, немаленькой сумма была как раз-таки из-за процентов. Старик в водолазке не обманул Костю, даже округлил получившуюся сумму в большую сторону: видимо, копеечная возня была не в его порядках.

На прощание Костя поклонился Ирине Федоровне, как делают артисты, уходящие со сцены за кулисы под жалкие жидкие аплодисменты.

— Эй, Константин Сергеевич, зонт забыл! — крикнул Косте вслед Арсений Владиленович, — Ты еще не настолько богат, чтобы разбрасываться такими вещами.

Что правда, то правда. Костя зашел обратно и принял из рук Арсения Владиленовича свой любимый зонт с массивной светлой рукояткой. По такому случаю Арсений Владиленович пожал ему руку и хрипло, совершенно безразличным тоном сказал:

— Удачи.

— И вам не хворать, — расплывшись в улыбке, искренне ответил Костя. — Чтобы контора процветала и конца и края этому процветанию не было.

Он шел к ларьку с шавермой, чтобы отметить это событие и впервые запивать полюбившееся лакомство не чаем из пластиковой одноразовой кружки, а пивом. Костя предвкушал, как он будет впервые есть шаверму не на бегу, а пристроившись у стойки, сделанной из какого-то притащенного явно с помойки деревянного подоконника.

Костя перешел через дорогу, затем между домов — и вот уже виднеются вывески «Шаверма» и «Лучшая шаверма в городе». Со своей близорукостью Костя не сразу сообразил, что мечты о шаверме так и останутся мечтами. Наоборот, сначала ему показалось, что у заветного ларька ни души. «Отлично, даже в очереди стоять не придется», — Костя потирал руки и даже зачем-то заскрипел зубами.

Но, как известно, бутерброд всегда шлепается на пол маслом вниз, да еще и в самое грязное место на полу, на какую-нибудь убитую муху или на следы от чьих-то подошв. Подойдя к ларьку, он увидел, что ларек разгромлен, вокруг все обтянуто красной полиэтиленовой лентой, как на местах преступления, а за ларьком, там, где он примыкал к стене дома, стоит машина милиции. Внутри ларька не было ни Гасана, ни шавермы. Даже обоняние обмануло Костю: ему казалось, что рядом скворчит аппетитное мясо, томится кисловатый соус, нарезаны овощи. Но это был лишь мираж.

— А что здесь случилось? Почему закрыли шаверму? — поинтересовался Костя у скучавшего в машине милиционера.

Милиционер взглянул на него как охотничий пес на дворового кота.

— Что, тоже ломает? Пришел к своему поставщику? Можешь идти обратно, здесь точку прикрыли.

— В каком смысле? — спросил Костя, — Я тут работаю… вернее, работал недалеко, всегда шаверму брал в этом ларьке. Вкусная, пальчики оближешь.

— Дооблизывался, — заржал милиционер. — Вон как подсел на эту шаверму, сам не свой. Некогда мне с тобой болтать, вали отсюда, а то сейчас оформлю как клиента этой точки, всю ночь просидишь с бомжаками в зассанной клетке в отделении, подумаешь там о своей шаверме.

Костя попятился назад, но все же еще раз решил осторожно спросить:

— Так что случилось-то? Когда шаверма заработает?

— Вали, по телевизору увидишь, — милиционер сплюнул на асфальт и поправил фуражку. — Журналюг тут было сегодня видимо-невидимо. Все спрашивали, сколько нужно было съесть, чтобы передоз случился. Идиоты, ей богу!

Испытывать терпение милиционера Костя не хотел, а потому ретировался. Вечером, кое-как устроившись на табуретке перед телевизором со своим холостяцким ужином, он смотрел все подряд новости. Что могло случиться в любимой им точке питания? На нее напали хулиганы? Кто-то не заплатил за шаверму и разгромил весь ларек? Что-то взорвалось? А как же Гасан? И почему тот милиционер сказал, что все можно будет увидеть по телевизору?

По телевизору же, как назло, показывали то осмотр корейской делегацией античных скульптур в Эрмитаже, то открытие новой водоочистной станции, то рассказывали о курсе доллара, который ползет куда-то не туда. И ни слова про ларек с шавермой.

«Вот, болтун», — уже было подумал Костя про милиционера, как увидел на экране знакомое лицо и знакомое место. Дрожащими руками Костя тряс пульт, пытаясь сделать звук громче. Шла криминальная хроника.

«Сегодня была пресечена деятельность точки по торговле наркотиками, ловко замаскированная под заведение общественного питания, — с плохо скрываемым восторгом рассказывал прыщавый и слегка картавый корреспондент. — Посетителям здесь предлагали не только перекусить, но утолить тягу к более тяжелой во всех смыслах пище. Наркоточку удалось ликвидировать благодаря жалобам жителей дома, рядом с которой она располагалась. Люди жаловались на запах растворителя, головные боли и тошноту. Не исключено, что вредная приправа попадала и в шаверму, которой перекусывали случайные прохожие и служащие из окрестных офисов. Задержанному организатору наркоточки грозит до десяти лет лишения свободы».

На экране замаячило лицо Гасана: оно было столь же невозмутимым, как в те моменты, когда он спрашивал, обычную или двойную шаверму делать, заворачивать ее в пакет или в бумагу.

Костя грустно вздохнул. Шаверма была действительно хороша. И если в ней и были те самые наркотики, о которых говорили в сюжете, то Косте на них было плевать. И даже если они были причиной его плохого поведения на работе, о котором он ничего не помнил, то тоже плевать. Плевать и на милиционера, который принял его за обыкновенного наркомана.

«Что ни делается, все к лучшему, — решил Костя. — А самое главное в жизни это все-таки еда».

Следующим же утром Костя поплелся к тому самому ларьку, рассчитывая, что хотя бы в соседнем, в котором предлагали «Лучшую шаверму в городе», он сможет как следует подкрепиться и отпраздновать свое освобождение из душных застенок рекламного отдела. А заодно и от жены, бесследно исчезнувшей со всем нажитым имуществом и с хламом, выбросить который рука не поднималась. Накрапывал противный дождь. «Лучшая шаверма в городе» спешно съезжала: из ларька выносили какие-то коробки и посуду.

«С ума сойти, сколько много всего может уместиться в маленьком ларьке!» — Костя покачал головой и встряхнул зонт, с которого стекали потоки воды.

Оцепление с ларька Гасана было снято. За ночь кто-то заменил в ларьке все разбитые стекла и даже вымел все осколки. Ларек был закрыт. К его двери была прицеплена какая-то бумажка. Костя прищурил глаза, но все же не мог прочесть, что на ней написано. Пришлось подойти вплотную и немного нагнуться. «Требуется продавец. Стучитесь».

На этом месте повествования мы можем поспорить, постучится ли Костя в ларек или нет. У тех, кто говорит, что не постучится, есть весомый аргумент: будет ли человек, неплохо и даже весьма успешно работавший менеджером в рекламном отделе крупного издательского дома, так низко падать. Хотя, падение ли это? У тех, кто утверждает, что постучится безо всяких колебаний, есть козыри: во-первых, Костя безработный и лишний заработок ему не помешает. Во-вторых же, учитывая вдруг открывшуюся страсть Кости к восточной кухне, исключать его стремление ознакомиться с ней поближе нельзя.