Сказки PRO… - Антон Тарасов

— Почему же нет? Успеем, конечно, — ответил Костя, но тут же испугался, вдруг за день не получится переправить все документы и получить гарантийное письмо на оплату. — Вернее, надо подсуетиться. А как насчет денег? Как будете оплачивать?

Костя ощутил рядом с собой чье-то тяжелое и довольно зловонное дыхание: слева, заступив за стеклянную перегородку, стоял Павел Витальевич и, вытянув свою толстую, как у бегемота, шею, внимательно слушал. Махнув рукой перед самым носом Павла Витальевича, Костя заставил его отступить.

— Оплачивать будем оперативно, как только получим все реквизиты, прайс и медиаплан. Ой, секундочку, — Алла принялась рыться в каких-то бумагах, шелест которых через телефонную трубку отдаленно напоминал шорох занавеса в каком-нибудь средней руки театре. — Смотрю на наши макеты. Ваши издания нам смогут выделить по целой полосе? Мы не хотим, чтобы рядом с нами, с нашей рекламой на одной странице размещались конкуренты! Этого нельзя допустить, Константин Сергеевич!

«Не смешите меня, Алла, какие конкуренты? Тот болван, который резиновые гофры хотел натягивать на девушек в бикини?» — подумал про себя Костя, но озвучить подобное он не мог даже несмотря на потрясающее настроение и бодрость.

— Окей, Алла, я понял про полосы. Это не вопрос, выделим отдельную. У меня есть номер факса, все бумаги перешлю в течение получаса. И составлю договор и счет на оплату. По полосе в свежих номерах наших четырех журналах, считайте, уже за вами. Договорились?

— Договорились, — соблазнительно ответила Алла. — А чтобы мы не потеряли друг друга, ближе к концу дня я пришлю в ваш офис курьера со всеми бумагами и гарантийным письмом на оплату, если, конечно, оплата не пройдет раньше. Сейчас пну нашу бухгалтершу, старую клушу, чтобы поторапливалась, как только получит документы.

Косте стало бесконечно приятно, что ради него начальство совершенно посторонней организации не просто готово пошевелиться, а даже как следует встряхнуть планктон у себя в офисе. Необъяснимая штука — когда ругают одних менеджеров за нерасторопность и лень, другие редко когда вступаются. Их согревает мысль, что ругают не их, а кого-то другого, что выдает в планктоне отсутствие какой-либо внутренней организации, синергетических факторов, характерных для социальных групп. Планктон — он и в Африке планктон.

— Отлично, до связи! — сказал Костя и повесил трубку.

— Вы поглядите на него! Станиславский, да от тебя за километр разит шавермой! А так сопротивлялся вначале, не хотел идти. А теперь и обедает шавермой, и завтракает.

— Да, завтракаю, потому что другого завтрака, Павел Витальевич, у меня просто не было, — Костя ударил рукой по столу, но попал по телефонному справочнику.

Напротив названия фирмы, в которую звонил только что, Костя демонстративно, так, чтобы Павел Витальевич это видел, нарисовал огромных размеров крестик.

— Что, дело клеится?

— Понемножку, — Костя суетился, открывая на компьютере файлы с бланками документов и вписывая в них то, что было необходимо для их дальнейшего движения по бюрократическому механизму. — Спасибо за совет с шавермой.

И давай до обеда не будем друг друга отвлекать, работы полно.

— Ого! — удивился Павел Витальевич, возвращаясь за свой стол и открывая телефонный справочник. — У всех до обеда тишина, а у него работы полно!

Костя же носился, как заведенный. К принтеру, обратно за стол, в бухгалтерию, снова к принтеру. За несколько часов он успел обзвонить и подготовить документы сразу для нескольких фирм. Дело явно спорилось, сил не убавлялось, и пока сонный офисный планктон лишь разминал косточки, Костя успел не только наверстать упущенное, но и сделать двухнедельную норму по продаже рекламных площадей в журналах. Он улыбался сам себе — до того ему нравилась эта работа, череда производственных забот и чувство радости оттого, что получается все, за что бы он ни брался.

Неумолимо подходило время обеда. В первые дни работы Кости в издательском доме оно тянулось, и ничто не могло хотя бы немного ускорить его течение. А здесь — всего лишь порция шавермы.

— Идешь? — за перегородку с некоторой опаской перегнулся Павел Витальевич. — Мы обедать, да и тебе неплохо было бы проветриться. Иначе всех клиентов успеешь окучить за время обеда.

Из-за соседней перегородки послышался смех. Тезка Кости, Константин Александрович, поправлял галстук в силу своей дешевизны больше похожий на цветную тряпочку, подхихикивал и, решив, что с галстуком поделать он что-либо не в состоянии, просто снял его, распустив узел.

— Ага, без зарплаты нас оставит, голодранцами помоечными, только шавермой и будем питаться, — голосом евнуха пропищал Константин Александрович и пулей выбежал в коридор, а затем и на лестницу, желая, очевидно, опередить коллег в очереди к заветному ларьку.

«Не представляю, как бы я отреагировал, если бы такой менеджер с таким голосом позвонил мне и начал бы втирать про какую-то рекламу, — подумал Костя, которому голос Константина Александровича до этого разговора казался ниже и приятнее, очевидно, благодаря спасительной перегородке. — Хоть бы фильтровали как-то народ при приеме на работу».

Когда перед взором Кости и Павла Витальевича появились вывески «Шаверма» и «Лучшая шаверма в городе», то у ларька с первой уже стояла огромная очередь, а шавермеры из второго ларька стояли и смотрели на все это, эмоционально перекрикивая друг друга на каком-то непонятном языке.

— Может, там попробуем? — предложил Костя, которому не хотелось выстаивать огромную очередь. — Смотри, никого.

— Ты что, сдурел? — лицо Павла Витальевича побагровело так, как будто очередной потенциальный рекламодатель по телефону отправил его лизать бананы в субтропиках. — Во-первых, там дороже и намного, а, во-вторых, мы же идем к Гасану, у него проверено, не отравишься.

— А там что, можно отравиться? — Костя кивнул в сторону ларька-конкурента, не видя особой разницы ни во внешнем виде персонала, ни в мясе, поблескивавшем каплями жира.

— Так, Станиславский, даже не смотри туда! — Павел Витальевич толкнул Костю в спину, так как очередь подвинулась. — Мы как-то раз попробовали с ребятами шаверму в другом ларьке, он стоял здесь до этого. Тут много конкурентов объявлялось. Думали, если к Гасану стоит целая толпа, значит, ее можно переманить и к себе. И что из этого получалось? Да ничего!

Сходили разок, не понравилось, потом траванулись и решили, что больше ни ногой к кому-то другому.

— И сильно отравились? — поинтересовался Костя, копаясь в бумажнике.

— Ты у Ирки спроси, ну, которая Ирина Федоровна. Мы-то легко отделались, парни водкой расстройство живота лечили. А она, видать, чувствительная, в больницу попала, два дня промывали, потом еще неделю отлежала.

Вернулась к нам похудевшая килограммов на десять, помолодевшая, но довольная, что одиннадцать сантиметров в талии гудбай. Только синяя она была какая-то, бледнющая.

Павел Витальевич заржал так громко, что очередь на него невольно обернулась.

— Это наши, — раздалось в толпе.

Нервно поглядывая на часы, Костя, как и утром, схватил сверток с шавермой, расплатился и, выйдя из ларька и отойдя к стене дома, принялся трапезничать. Должно быть, любопытная картина открывалась жителям дома напротив: в течение всего дня к невзрачному и в чем-то даже отталкивающему ларьку с шавермой приходили хорошо одетые менеджеры — и далеко не самого низшего звена — покупали, облизываясь, шаверму, и поедали ее тут же, в грязной подворотне, нагнувшись вперед, чтобы не испачкать просачивающимся сквозь оберточную бумагу жиром дорогие сорочки и галстуки. Это смахивало на помешательство, на массовый психоз, причиной которого была шаверма, самая обыкновенная шаверма, шавермос вульгарис. Зрелище впечатляющее, сродни флеш-мобу, правда, не разовому, а повторяющемуся изо дня в день в течение многих лет.

Возвращался в офис Костя вприпрыжку. Вдобавок к любви к жизни и нахлынувшему оптимизму в нем проснулась страсть: ему хотелось обнимать каждого просто улыбнувшегося ему, хотелось кричать, как все здорово и какие все вокруг молодцы. Наконец, даже Ирина Федоровна, до того не казавшаяся Косте даже симпатичной, не то, чтобы красавицей, в одно мгновение сделалась идеалом. Костя даже потер глаза, как и любой приличный человек, думая, что это какой-то оптический обман, что не бывает такой короткой юбки и столь зауженной сверху и откровенно прозрачной блузки.

— Ирина Федоровна, да вы мой ангел-хранитель! — заявил Костя, зачем-то положив руку на ее левую ягодицу.

— Константин Сергеевич, держите себя в руках, — сквозь зубы процедила, озираясь по сторонам, Ирина Федоровна. — У вас полно работы, и, насколько я помню из личного дела, который я лично заводила, в графе о семейном положении у вас написано, что вы…