Сказки PRO… - Антон Тарасов

— Константин Сергеевич, держите себя в руках, — сквозь зубы процедила, озираясь по сторонам, Ирина Федоровна. — У вас полно работы, и, насколько я помню из личного дела, который я лично заводила, в графе о семейном положении у вас написано, что вы…

В этот момент Костя положил вторую руку на вторую ягодицу Ирины Федоровны, за что получил звонкую пощечину.

— Так, Константин Сергеевич, давайте-ка полегче. И, между прочим, обеденный перерыв уже закончился. Марш на рабочее место!

Руки Кости как-то сами собой перестали держаться за чужие ягодицы. Через полминуты он уже не помнил об этом происшествии. А силы все прибывали и прибывали: Костя пел себе под нос, улыбался и раздавал направо и налево воздушные поцелуи. Такой легкости в теле у него не было никогда. Руки и ноги ничего не весили, они как будто плыли по воздуху.

— Что-то ты разошелся, Станиславский, — заметил Павел Витальевич. — Ты случайно шаверму пивом не запивал? Смотри, если поймают за этим делом, то у нас с этим очень строго, начальство терпеть не может пьяных в офисе.

При слове «начальство» Павел Витальевич недвусмысленно кивнул в сторону бухгалтерии, но, казалось, что Ирина Федоровна только довольна таким вниманием к своей персоне.

— Неа, никакого пива, — бросил Костя и сел за свой стол.

Он открыл справочник на нужной странице и стал водить по ней пальцем — пренебрежительно, слегка манерно, и при этом продолжая улыбаться. Только к улыбке прибавился едва заметный тик: Костя начинал дрожать, но не от холода, так как в офисе было душно. Найдя фирму, название которой Косте приглянулось больше, чем все остальные, он набрал номер. Трубку долго не снимали, наконец, ответил равнодушный женский голос:

— Компания «Ремсвязьнадзор», добрый день.

— Здравствуй, красотка. Я представляю издательский дом «Прорыв» и у меня очень мало времени, так как через несколько часов четыре наших журнала отправятся в верстку.

— Ой, — испуганно взвизгнула секретарша. — Подождите, соединю с директором.

Костя терпеливо ждал, пока в трубке играет музыка. Он покачивался на стуле, дергался и улыбался. Ждать пришлось долго: либо секретарша объясняла своему начальству, в чем состоит дело, либо начальство было занято. Впрочем, обычно в таких ситуациях бывает и то, и другое.

— Слушаю вас, — ответил хриплый мужской голос, и Костя от неожиданности даже подпрыгнул. — Мне сказали, что у вас предложение по рекламе, и оно очень горящее?

— Горящее некуда, — ответил Костя.

Теперь уже он издевался над потенциальными рекламодателями, а не они над ним. Уже он мог себе позволить предлагать натягивать в рекламных целях резиновые гофры для канализационных труб на манекенщиц и просить креативить, причем здесь и сейчас. Шаверма делает из голодного сытого, из неуверенного в себе уверенного, из скромного раскрепощенного — да, все это было про Костю. Он и сам ожидал, что все это непременно будет, что на этот раз успех его не минут, но чтобы в таких масштабах.

— Мы уже размещались у вас, а потом мы уволили человека, который за это отвечал, все контакты как-то затерялись, — продолжал хриплый голос. — У нас все готово, рекламный модуль на половину полосы, готовы выслать его хоть сейчас. И прямо сейчас хочется получить документики на оплату, на все четыре журнала, пожалуйста, на ближайшие номера. Все-таки пятница-развратница, сами понимаете, хочется сбежать с работы пораньше. А погоды-то какие стоят!

Внутренне Костя соглашался и с погодой, и со спешкой. Но только когда хриплый голос говорил про половину полосы — всего-навсего! — Костя поморщился. Почему-то это показалось ему мелочным после рекламной кампании, которую он сумел продать накануне и своими утренними подвигами.

— Уже высылаю, — лениво ответил Костя. — Все по факсу, оформите, назад пришлете с курьером и пообщаетесь с бухгалтерией. Да и что я вам тут рассказываю, если все уже знаете.

Костя не стал дожидаться ответа и бросил трубку. Конечно, он помнил слова Павла Витальевича о том, что все разговоры по телефону записываются и при всех подозрительных ситуациях начальство их прослушивает. Но им обуревала легкость, желание что-то делать, двигаться вперед и еще раз вперед. Как и все, Костя в детстве мечтал стать летчиком — и если бы ему сказали, что он станет микрочастичкой офисного планктона, будет носить неудобные брюки, жмущие в пятках ботинки, чудовищного цвета галстук и зваться Константином Сергеевичем, то он просто плюнул бы вслед тому, кто это сказал. Вокруг все летело, как и Костя по офису. Казалось, мечта сбывается в каких-то локальных масштабах, в отдельно взятом офисе.

Наступление на производственном фронте продолжалось. Костя шел в атаку.

— Компания «Мегакардан»? Это издательский дом «Прорыв». Слушайте внимательно и ничего не упустите…

— Алло, фирма «Снабантифриз»? Издательский дом «Прорыв» на проводе. Реклама горит, но вы еще успеете, если сейчас не прозеваете…

— Слушайте внимательно, если это фирма «Клаксон плюс», если нет, то считайте, что повезло вам, а не им. Это издательский дом «Прорыв», сейчас мы должны договориться о размещении рекламы, но мы очень спешим…

Костя с воплями прошмыгнул с бумагами в бухгалтерию, до смерти напугав Ирину Федоровну. Все были заняты своими делами, и никто ничего не заметил — в послеобеденное время работа кипела, реклама продавалась, телефоны раскалялись докрасна. Костя вернулся обратно к своему столу, но неожиданно, вместо того, чтобы присесть на стул и продолжать работать, запрыгнул на стол и прокричал что-то нечленораздельное:

— Его-егу-егу-гу!

При этом он бил себя кулаками в грудь, словно Тарзан в старом голливудском фильме. Поначалу на него не обращали внимания, такова офисная привычка дистанцироваться и ограждаться от всего, что происходит вокруг, ради усилий, сулящих процент к зарплате в конце месяца. Но ничто человеческое, в том числе и любопытство, офисному планктону не чуждо, и удивленные взоры устремились, в конце концов, к Косте и его столу. Это был уже не стол, а настоящая сцена какого-нибудь захолустного варьете. А Костя был его звездой. Костю трясло, он продолжал кричать и колотить себя в грудь.

— Станиславский, ты в своем уме? Ты что, рекламу в Кремль продал что ли? Или весь номер журнала распродал? — боязливо поднимая голову, интересовался Павел Витальевич.

Костя не отвечал. Ирина Федоровна наблюдала за представлением недолго: ее рука потянулась к телефону. В этот момент Костя хлопнул в ладоши и засвистел как Соловей-разбойник. Будь у него метла или ступа, и он бы полетел на них — единственный вопрос куда. В офисе было тихо: никто не говорил по телефону, кроме Ирины Федоровны, никто не шелестел документами, не отматывал скотч, не гремел папками, не стучал по компьютерной клавиатуре.

— Помешательство нервное у него, — пропищал Константин Александрович. — Я такое в интернете видел, сначала срываются, а потом громят все подряд.

Слова оказались пророческими: Костя спрыгнул со стола, перевернул его и принялся топтать рассыпавшиеся бумаги и разбившийся телефонный аппарат.

— Ох, — простонала Ирина Федоровна. — Остановите его!

Четверо менеджеров с опаской подошли к столу Кости и, не решаясь приблизиться, стояли за перегородкой и наблюдали за тем, что будет дальше.

— Реклама, мать вашу! Да кто вы такие! А я, я продал за два дня все! И что мне за это будет? Жалкий процент! А я и не такое могу! Да они сами умоляют меня, чтобы я высылал документы. Да они без меня не могут. И вы все тоже не можете! Рожденный ползать летать не может! Оно и понятно, слышите? Не может! Это я про вас, что уставились?

Неожиданно для всех Костя упал навзничь. По офису прокатилось эхо испуга. Рекламный отдел замер в испуге. Павел Витальевич даже покрылся испариной и медленно стек на стул. Ирина Федоровна в нетерпении теребила массивный золотой кулон, раскачивавшийся на ее немного кривой шее на не менее массивной золотой цепочке.

— Смотрите, — сказала она подошедшему высокому седому старцу в дорогом лоснящемся костюме. — Константин Сергеевич, там…

Константин Сергеевич уже бился в конвульсиях, продолжая пытаться что-то кричать.

— Врача бы кто-нибудь вызвал, — робко произнес Павел Витальевич.

Но тут Костя вскочил, как ни в чем не бывало отряхнулся, поставил перевернутый стол на место, собрал разлетевшиеся листы бумаг и принялся прилаживать к телефону отвалившуюся при падении переднюю панель и выскочившие кнопки.

— Работаем, цирк закончен, — громко скомандовала Ирина Федоровна, и офис снова загудел, зашелестели документы, застучали клавиатуры компьютеров, затарахтели принтеры и защелкали скоросшиватели в папках.

Что с ним произошло, Костя до конца не осознавал. Для него это было сродни мигу ликования, когда само ликование, само его содержание оказывается гораздо важнее формы выражения. Кто-то пишет смс-ки любимым и хвастается успехами, кто-то делает то же самое в кабинете у начальства, тайком, во время совещания. Кто-то никак не выражает переполняющие его производственные эмоции. А у Кости, благодаря съеденной шаверме, отыскались силы сотворить нечто более выразительное. «Верю», — сказал он сам себе. Чем не Станиславский?