Российский и зарубежный конституционализм конца XVIII – 1-й четверти XIX вв. Опыт сравнительно-исторического анализа. Часть 1 - Виталий Захаров

Появилось и еще одно отличие от английского масонства. По уставу 1755 г. необходимым условием вступления в масонскую ложу стало исповедание римско-католической веры. Тем самым французское масонство становилось на путь полного приспособления к местным порядкам. Символично, что с 1755 г. главная ложа стала называться Великой ложей Франции. Правда, контролировала она меньше половины всех французских лож. Масонская разноголосица, идейные разброд и шатания были намного большими, чем в Англии. И это еще одна особенность французского масонства.

Ну а поиск тайной высшей мудрости, многостепенные системы привели к проникновению в ряды французских масонов многочисленных авантюристов типа графа Сен-Жермена или Калиостро, подрывавших репутацию масонства в глазах общественного мнения.[160]

Но, тем не менее, несмотря на похождения подобных авантюристов, масонство в 1780-х гг. становилось все более популярным во французском обществе. В немалой степени этому способствовало два момента. Во-первых, широкая благотворительная деятельность, которой занимались масоны (помощь нуждающимся, содержание сиротских домов и т. д.). Во-вторых, приток в масонские ложа известных ученых и общественных деятелей. Например, в 1769 г. астроном Ж.-Ж. Лаланд основал ложу Наук, в которой состояли Вольтер, Кондорсе, Франклин, изобретатели воздушного шара братья Монгольфье, будущие деятели Французской революции Бриссо, Демулен, Дантон, Мирабо, воспитатель П. Строгонова математик Ж. Ромм. Научными исследованиями занималась и основанная в 1789 г. «Энциклопедическая ложа» в Тулузе.[161]

В 1785 г. происходит организационное объединение Большинства Французских масонов в Великий Восток Франции. Его гроссмейстером стал герцог Филипп Шартрский (в будущем Орлеанский), что полностью соответствовало аристократическим тенденциям французского масонства. Одновременно был принят и единый Устав, признававший 7 степеней – 3 английских (иоанновских или символических) и 4 высших: Избранного Рыцаря, Шотландского Рыцаря, Рыцаря Востока и Рыцаря Розенкрейцера. Тем самым сложилась так называемая «французская система», явившаяся компромиссом между классическим английским масонством и рыцарско-мистическим (которое особенно импонировало французским аристократам).

Почти все исследователи отмечают в 70–80-х гг. XVIII в. рост политизированности французского масонства, ставший впоследствии его характерной особенностью. Объясняется этот процесс, на наш взгляд, неудовлетворенностью части масонов, представлявших, по сути, элиту французского общества, абсолютистским режимом, который упорно не проводил назревших преобразований и по – прежнему не допускал к участию в управлении страной даже просвещенное дворянство. Выражением этого недовольства стало быстрое распространение среди французских масонов так называемого мартинизма. Его основоположником считается некий Мартинес Паскуалис, человек неясной биографии, судя по всему, авантюрист, о котором известно лишь то, что он жил во Франции. В 1754 г. он основал особое масонское послушание «Избранных Кохенов». Суть его учения сводилась к тому, что после грехопадения человек отпал от Бога, но постоянно стремиться снова с ним слиться (это исходит из самой природы человека). Достигнуть этого состояния можно якобы при содействии особых духов, обрести помощь которых можно посредством особых обрядов, медитаций и т. д. В 1765 г. Великая ложа Франции объявила это учение ложным, но у него появились многочисленные сторонники, в частности известный мистик аббат Фурнье, просветитель и материалист, барон Гольбах и особенно маркиз Клод Луи де Сен-Мартен, по имени которого и названо это учение. В 1774 г. он анонимно выпустил книгу «О заблуждениях и истине», имевшей огромный успех в самых разных странах.[162]

Во многом полумистические, полуэлитарные идеи Сен-Мартена перекликались с эгалитаристской концепцией Жан-Жака Руссо, не имевшей к мистике никакого отношения и базировавшейся на доктрине Просвещения. В целом доктрина Сен-Мартена напугала правящие круги Европы (и небезосновательно) и на рубеже 1770–80-х гг. в большинстве европейских стран, включая Россию, мартинизм был официально запрещен.

Тем не менее, мартинизм нашел отражение и в официальной масонской доктрине. В одном из масонских трактатов того времени говорилось, что «…цель франкмасонства – возвратить человечество к первоначальному равенству (выделено нами) и установить между масонами союз общности, отметая различия, порождаемые среди нас рождением, сословием и должностями… Титул брата не пустое обращение: все сообща (т. е. и дворяне и буржуа) наслаждаются приятностями братства. Заслуги и таланты выделяются, но все, кто имеет счастье обладать ими, проявляют их без страха и гордости чтобы те, кто лишен этого преимущества, не чувствовали ни унижения, ни зависти.[163]

Как видим, эгалитаристские настроения были более чем выражены в доктрине французских масонов и явно напоминали лозунги будущих якобинцев.

В связи с этим, хотелось бы остановиться на проблеме соотношения французского масонства и Великой французской революции. Еще в 1797 г. французский эмигрант иезуит Огюст Баррюэль издал книгу «Памятные записки по истории якобинства», в которой доказывал, что Великая французская революция была организована масонами. Ему вторил английский публицист Джон Робинсон, утверждавший о существовании заговора франкмасонов и иллюминатов против всех религий и правительств Европы.[164] Их аргументы были следующими. Во-первых, девиз Французской революции «Свобода, равенство, братство» является масонским лозунгом. Во-вторых, по мнению Баррюэля, к моменту начала революции количество масонов во Франции превысило якобы 600 000 человек, они заняли ключевые позиции в системе местного управления и только и дожидались сигнала Центрального Комитета о начале восстания. В-третьих, Якобинский клуб по своей структуре очень напоминает масонскую ложу. В-четвертых, все ведущие деятели революции Демулен, Бриссо, Мирабо, Лафайет, Дантон, Кутон, Робеспьер (хотя о его принадлежности к масонству мнения разделились) являлись масонами. Наконец, в-пятых, глава французских масонов герцог Филипп Орлеанский принял самое активное участие в революции, отказался от родового титула, принял имя Филиппа Эгалитэ (от фр. «равенство»), вступил в Якобинский клуб, по списку которого был избран в Конвент, где голосовал за казнь короля. По мнению Баррюэля, его план заключался в намерении сместить старшую ветвь Бурбонов и самому придти к власти, основав новую династию (в 1830 г. его сын Луи Филипп и в самом деле стал французским королем).

Что ж, аргументы достаточно серьезные и обоснованные. Но мы склонны согласиться с точкой зрения современного исследователя истории масонства Д. Э. Харитоновича, который считает, что гипотеза о «масонском заговоре» как главной причине Французской революции абсолютно несостоятельна, так как никакого революционного заговора (масонского или немасонского) просто не существовало. Революция представляла собой массовое и во многом стихийное движение, заставшее врасплох и сами масонские ложи. К тому же самих масонов было не больше 5–6 тысяч даже при самой широкой экстраполяции (хотя, конечно, можно сказать, что дело не в количестве, а в качестве), и во время революции большинство лож никакой активности не проявляли, видимо, дезориентированные стремительно развивавшимися событиями. Мало того, в декабре 1792 г. Великий магистр Филипп Эгалитэ сложил с себя свои полномочия, заявив, что он вступил в сое время в масонство и возглавил его, так как «оно являлось неким подобием равенства…», но теперь он решил «покинуть призрак ради действительности», тем более, что «республика, особенно в начале своего учреждения, не должна допускать никакой тайны и никаких тайных обществ». Тем самым он нанес французскому масонству существенный удар, подорвав его организационное единств. И уж совсем противоречит теории «масонского заговора» тот факт, что его лидеры (те же Бриссо, Демулен, Дантон, Робеспьер) зачем-то перессорились и поубивали друг друга. Кстати, и сам бывший Великий магистр Филипп Эгалитэ был казнен во время террора в ноябре 1793 г. Мало того, в 1794 г. несколько лож, например, в Дижоне, были вообще закрыты комиссарами Конвента «как возбуждающие подозрение и нетерпимые при республиканском режиме, когда свобода сделалась всеобщим достоянием, пользование коим не нуждается во мраке таинственности».[165]