Побочный эффект (СИ) - "Miss Doe"

Луна вздохнула, вытерла слёзы и тихо произнесла:

— Садись, папа. Мне нужно кое-что тебе рассказать.

Ксенофилиус послушно сел на старенький продавленный диванчик. Луна перебралась к нему, взяла его за руку и заговорила, глядя в пространство перед собой.

Она начала с отправной точки, с того момента, когда заметила боль в глазах профессора, казавшегося всем окружающим мерзким ублюдком. Рассказала о той памятной отработке, когда часть её крови попала в зелье Северуса. И о странном эффекте этого зелья, который накрепко связал их обоих. Луна подробно объясняла, что и как она чувствовала, когда Северус выпивал это зелье, не подозревая о его странном свойстве. Говорила о том, как всё больше влюблялась в этого человека, становясь им, видя его «изнутри».

Ксенофилиус, обняв дочь за плечи, молча слушал её рассказ, не прерывая его никакими вопросами. Он лишь успокаивающе поглаживал её, когда видел, что его девочка начинает волноваться сильнее. Луна чувствовала облегчение. Как хорошо, что у неё есть папа, которому можно рассказать всё. Груз, свалившийся на её плечи, был слишком тяжёл, чтобы нести его в одиночку.

Луна положила голову отцу на плечо и продолжила говорить о том, какая на самом деле прекрасная душа скрывается за суровым обликом Северуса и его мерзким характером. Она горячилась, словно Ксенофилиус возражал ей. Казалось, она спорила сразу со всеми, кто мог бы сказать гадости про её любимого. Луне было важно объяснить всё так, чтобы папа понял её.

Ксенофилиус гладил дочь по волосам ласковыми умиротворяющими движениями, осознавая, что успокоиться нужно прежде всего ему самому. Рассказ Луны поразил его, словно гром среди ясного неба. Ксенофилиус думал о том, что он не ошибся, наблюдая за своей девочкой во время каникул. Она действительно влюбилась. Но, Мерлин всемогущий — в кого?! Если бы это был какой-нибудь мальчишка — её сверстник, Ксенофилиус смирился бы с неизбежным. Может быть, не сразу, но принял бы это, как данность, как жизненную необходимость. Но… Снейп?! Его ровесник, человек, годящийся по возрасту его девочке в отцы? Мутный тип с тёмным прошлым, последователь и ярый сторонник Того-Кого-Нельзя-Называть, непонятно каким чудом избежавший суда и втёршийся в доверие Дамблдора, которого в итоге и убил! К тому же, Ксенофилиус помнил, как в своё время над этим нищим неудачником хохотала вся школа, смакуя подробности о том, как он висел вверх тормашками на виду у всех, кому выпал случай полюбоваться его голой задницей и прочими «прелестями»… И вот это ничтожество любит его капелька?! Любит, зная о нём всё, если верить тому, что она говорит? А не верить дочери у Ксенофилиуса не было оснований. И чем горячей Луна говорила о достоинствах Снейпа, тем большее раздражение и даже ненависть к нему ощущал в душе её отец. Каков негодяй?! Воспользовался своим положением преподавателя и совратил его девочку! Мерзавец! Ведь она совсем ещё ребёнок…

Луна осторожно выпрямилась, прервав рассказ. Спина у неё затекла. Ксенофилиус положил на колени маленькую диванную подушку и, не говоря ни слова, притянул на неё голову дочери. Луна прилегла на бок, свернувшись калачиком. Ксенофилиус откинулся на спинку дивана, продолжая поглаживать Луну по голове. Луна заговорила вновь. Теперь она рассказывала о том, что произошло с Дамблдором, не вдаваясь, однако, в подробности о хоркруксах. Она сказала лишь, что директор пострадал от сильнейшей Тёмной магии, случайно надев заколдованное кольцо. И что жить ему оставалось не больше года. И что, понимая это, он приказал Снейпу убить его, когда придёт время, чтобы сохранить в целостности душу Драко Малфоя, которому Тот-Кого-Нельзя-Называть поручил это убийство.

Жаль, что в этот момент Луна не видела лица Ксенофилиуса. Иначе она бы непременно заметила, как в его глазах вспыхнул огонёк, который всегда загорается у журналистов, учуявших сенсацию. А сенсация, которая сама плыла в руки Ксенофилиуса, была такой, которая позволила бы его журналу занять ведущую позицию среди всех изданий магического мира. Сведений, полученных от дочери, не было ни у одного журналиста. Теперь важно только их правильно подать. Хотя… Такую информацию как ни подай — она произведёт впечатление разорвавшейся бомбы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ксенофилиус ощутил привычный зуд в ладонях. Ему захотелось немедленно сесть за статью. Что там говорит его капелька? Просит сохранить в тайне всё, что он от неё услышал? Ну конечно, он пообещает ей это. Она говорит, что от этого зависит жизнь Северуса и многих других людей. И её счастье тоже? Но раз уж так случилось, что она влюбилась в этого… Снейпа… Её имя будут связывать с ним. Имя его дочурки, его капельки связывать с именем преступника! Ведь для всех Снейп — убийца. Как ни крути, убийство — это преступление. По приказу или без, но преступление. Он не позволит думать об избраннике собственной дочери, как об убийце. Магический мир должен знать, почему Снейп убил Дамблдора. Даже если жизнь самого Снейпа при этом подвергнется опасности. Это уже его проблемы — что и как он будет объяснять своему хозяину. Главное — честное имя Лавгудов не пострадает. Если что-то случится с самим Снейпом… Что ж? Конечно, его девочка помучается какое-то время, поплачет… Но ведь у неё есть он, её отец. Он поможет ей пережить эту потерю, и в конце концов, она поймёт, что всё случается к лучшему. Поймёт и забудет этого своего… Забудет, как страшный сон и полюбит какого-нибудь доброго смелого мальчика той светлой и чистой любовью, на какую только способна его капелька. Ведь она достойна только самого лучшего. И кто, как не её отец, должен позаботиться о ней и о её репутации. И попутно сделать гигантский скачок в своей карьере журналиста и издателя. О, теперь «Придира» станет главным журналом современной магической Британии! А может быть, и всего мира.

— Всё будет хорошо, — Ксенофилиус попытался придать своему голосу как можно больше уверенности и умиротворённости. — Всё будет хорошо, вот увидишь.

— Папа, ты… Не сердишься на меня?

— Ну что, ты, капелька? Как я могу сердиться на тебя? Ты же не виновата, что тебя настигла любовь. Она не спрашивает ничьего согласия.

— Спасибо, папа. Ты не станешь ругать Северуса в своей статье?

— Ну-у… Ты ведь понимаешь, что я не могу совсем обойти молчанием этот вопрос?

— Понимаю, — вздохнула Луна. — Но ты хотя бы сам веришь мне и не обвиняешь Северуса?

— Конечно, капелька.

Луна действительно испытала облегчение, рассказав обо всём отцу. Он понял её и принял её выбор! Какой же замечательный у неё папа! Теперь ей будет легче переносить разлуку с Северусом и тревогу за него, потому что рядом есть человек, который её понимает и поддерживает. И готов разделить с ней беспокойство и страх за любимого.

— Иди спать, девочка моя, — Ксенофилиус продолжал гладить дочь по волосам. — Ты устала. День был трудным. Тебе нужно отдохнуть.

Журналистский зуд в руках давал о себе знать всё сильнее. Нетерпение становилось невыносимым. Ксенофилиусу срочно нужно было засесть за статью. Луна поднялась, обняла отца за шею и поцеловала в щёку.

— Спокойной ночи, папа.

— Спокойной ночи, капелька.

Ксенофилиус поцеловал дочь в ответ. Не проявить при этом признаков нетерпения стоило ему отчаянных усилий. Едва дождавшись, пока Луна скрылась на лестнице, ведущей в её комнату, Ксенофилиус схватился за перо и стал быстро писать, почти без исправлений, едва поспевая за мыслями, теснившимися в его голове и так и льющимися на пергамент бурным потоком.

Поднявшись к себе, успокоенная Луна вынула из потайного кармана монетку. Никаких сообщений на ней не было. Луна погладила старенький галлеон, прикоснулась к нему губами и прошептала:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Спокойной ночи, Северус. Я люблю тебя.

Уснула она быстро и спала крепко — впервые с того дня, как Северус покинул Хогвартс.

Проснувшись на следующее утро, Луна сладко потянулась в кровати. Внизу, в мастерской, привычно грохотал и лязгал печатный станок. Его обыденный звук никогда не мешал Луне спать. Вот и сейчас. Наверное, он уже давно работает, и стол в гостиной завален стопками нового выпуска «Придиры», чудесно пахнувшего свежей типографской краской. Интересно, что же папа написал о Северусе?