Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский

Оттуда я проехал в 6-й Сибирский авиационный отряд, которым командовал лихой барон Боде[830]. Мне казалось, что я попал в какой-то оазис среди всей разрухи, до того блестяще мне представился этот отряд. Приехал я к ним совершенно для них неожиданно, как раз перед отправлением одного летчика с наблюдателем на разведку в сопровождении истребителя. На моих глазах аппараты взлетели на воздух, несмотря на отчаянный ветер. Особенно лихо поднялся истребитель, небольшой боевой аппарат. Как только пустили машину, этот аппаратик стремглав покатился по полю прямо к деревьям, казалось вот-вот сейчас столкнется с ними, но дойдя шагов 20 до них, истребитель этот сразу взял высоту, поднявшись почти отвесно, это был отважный трюк, удивительно эффектный. Затем поднялся корнет Казанский[831] с наблюдателем на другом аппарате. Аппарат бросало ветром, как мячик, но летчики скоро справились и взяли направление к позиции.

Когда они исчезли из виду, я обошел все мастерские, гаражи, помещения команд, выслушивал доклады. Во время чая в собрании летчики вернулись, пройдя в 1 ½ часа 150 верст. Прямо с аппарата они явились ко мне с рапортом. Я прошел с ними в оперативную комнату, где мне был сделан подробный доклад с указанием на карте всех обследованных пунктов немецкой позиции. В отличном расположении духа я вернулся к себе…

19 числа я присутствовал на открытии и освящении лазарета Елизаветинской общины недалеко от стоянки штаба моего корпуса. Это тот самый отряд, о котором я не раз упоминал в своих воспоминаниях о войне 1916 года, когда командовал 7-й Сибирской дивизией. Было очень симпатично, уютно на их празднике, встретили меня с тем же гостеприимством, как бывало и ранее. Состав врачей и сестер был почти прежний, т. к. они стояли всего в версте от нас, то я часто в свободное время ездил к ним отдохнуть душой.

20 числа я посетил 31-й полк, обойдя окопы, а также и несколько батарей, проверил стрельбу с одного из наблюдательных пунктов. Знакомился и с работами на участках 7 и 8 дивизий. Результаты своих наблюдений я поместил в приказ по корпусу от 23 октября. <…>

Знакомясь с приказами и донесениями, бывшими еще до меня, я не мог не обратить внимания на особенно частое неисполнение приказов в 27-м Сибирском полку. Меня это поразило, т. к., когда я командовал 7-й Сибирской дивизией, этот полк был одним из лучших и исправнейшим. Чтобы проверить, действительно ли этот полк так обольшевичился, я назначил полку смотр на 21 октября в 10 ч. утра с тем, чтобы затем с одним батальоном проделать тактическое ученье, проверив обучение одиночного бойца.

Накануне смотра начальник дивизии предупредил моего начальника штаба, что в полку неладно и что он опасается как бы чего не вышло. Отменять смотр я считал малодушием и к 10-ти часам утра на автомобиле с дежурным адъютантом отправился к месту расположения полка. Подъехав к дер. Некрашевичи я увидал издали густую массу людей – присмотревшись, разглядел выстроенные в порядке батальоны на указанном мною месте. Но по мере того, как я приближался, мне стало казаться, что чего-то не хватает – полк стоял в порядке, но без ружей и снаряжения, в шинелях в рукавах при поясах и только. На правом фланге – оркестр музыки и все начальство дивизии с Вивьен дe Шатобреном во главе.

Я слез с автомобиля, принял рапорт дежурного по полку офицера, затем командира полка. Музыка заиграла встречу. Все как будто честь честью. Я подошел к начальнику дивизии, бригадному, которые бледные стояли на правом фланге. Поздоровавшись с ними, я стал обходить батальоны, здороваясь с каждым отдельно и вглядываясь в лицо каждого стрелка. Полк стоял очень опрятно одетый, выровнен был отлично, но мне сразу бросился в глаза нахальный взгляд некоторых, казалось, он говорил: «А вот посмотрим, вышли мы без ружей, попробуй-ка, скажи что-нибудь, мы покажем». На мое приветствие ответили дружно, хорошо.

Я обошел весь полк, нарочно очень медленно, обдумывая свое дальнейшее поведение. В строю было около 2500, так что прошло порядочно времени, пока я окончил обход. Выйдя перед серединой полка, я приказал загнуть фланг и меня окружить. Все сразу бросились, я понял, что сделал ошибку – строй обратился в толпу. Чтобы исправить, я приказал им несколько отодвинуться и стать в порядок. Послушались, у меня же несколько отлегло на душе. Очевидно, подействовал мой спокойный, неторопливый тон.

Я обратился к полку с несколькими словами, сказав, что всего год назад я покинул 7-ю дивизию, прокомандовав ею 2 месяца и теперь опять попал в родной мне корпус, приехал я к ним, обязанный по долгу службы проверить все части моего корпуса и составить себе понятие об их боеспособности и что, помня лихую службу полка, я никак не мог ожидать встретить такое преступное неисполнение моего приказа. Я сказал, как недостойно звания свободного гражданина пользоваться безнаказанностью и не исполнять приказаний в боевой линии, как мне тяжело разочароваться в 27-м полку и убедиться, что рассчитывать я на него не могу и т. д.

В ответ на это из рядов раздались голоса: «А зачем у нас всегда измена?». «Зачем генералы изменяют?» «Остров Эзель продали». Я пригласил говорившего выйти ко мне, но никто не вышел. Затем другой голос раздался: «Лучше бы вместо смотра, посмотрели бы халупы и землянки, где мы живем, как вши и блохи нас едят, как голодаем» и т. д. Затем раздались протесты по поводу моих слов о небоеспособности полка. Т. к. никто из говоривших не пожелал выйти, то я приказал отойти стрелкам на места, что они исполнили.

Сказав начальнику дивизии, что я нахожу излишним производить какой-либо смотр недисциплинированной толпе, я приказал распустить батальоны по халупам и землянкам, а сам отправился на кухню пробовать пищу и осматривать помещения.

Мое хладнокровие по-видимому обезоружило людей, и они несколько сбавили тон. Пока я обходил землянки, ко мне подошел председатель полкового комитета и сказал, что стрелки, собравшиеся на лугу, просят меня подойти к ним и побеседовать, при этом он меня предупредил, что не советует мне идти, т. к. толпа очень возбуждена. Я сказал ему: «Передайте, что я приду, окончивши обход землянок» – и продолжал, не торопясь, переходить из одной землянки в другую.

Осмотрев все, я направился к толпе, за мной шел бледный, как полотно, начальник дивизии и растерянный командир полка. Мне дали дорогу, я прошел в середину толпы, обратил внимание на принесенный стол. Один из стрелков обратился ко мне с просьбой встать на стол, чтобы меня можно было лучше слышать. Я отказался, сказав, что не привык говорить со столов или со скамеек, говорю только, сидя верхом или стоя на земле. Они не настаивали. Наступило молчание. Я прервал его, сказав: «Ведь вы просили меня придти поговорить с вами, почему же вы молчите, предлагайте мне вопросы, я буду охотно вам отвечать».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});