Одиссея Варяга - Александр Чернов

И по полям, по сопкам по воде!

Перейдя на бег русские солдаты ворвались на сопку, и вскоре добежали до японских траншей. Вернее до того места, где эти траншеи когда то имели место быть. Немногие уцелевшие и не потерявшие после обстрела способность соображать японцы, отстреливались до последнего патрона, после чего с криком "банзай" бросились в штыковую, встреченные очередями маузеров, бивших практически в упор. По ожившему было японскому "гочкису", снесшему первой очередью дюжину наших солдат, отработал Бурнос. Широко расставив ноги и наклонившись для компенсации отдачи вперед, он с рычанием выпустил с рук очередь на полленты, навсегда заткнувшую японский пулемет вместе с пулеметчиком.

Гремя огнем! Сверкая блеском стали,

Броневагоны ринутся в поход!

Куда бы нас приказом не послали,

И Михаил нас лично поведет!

Над сопкой взвился русский флаг. По этому сигналу команды пластунов покатили к сопке двухсотлитровые бочки с сюрпризами. Не прошло и двадцати минут, как первая развороченная бочка покатилась по склону в сторону японцев, оставляя за собой едкий, зловонный дым. Свежий морской ветерок медленно сносил белесую завесу на японские окопы. Попеременно со слезоточивым газом бросали и бочки с обычной дымовой завесой. Через полчаса пелена дыма и газа обещала стать достаточно плотной, чтобы прикрыть выход в атаку разворачивающихся в боевые порядки гвардейских полков.

– Михаил Александрович, а в этой песне, там где Михаил нас лично поведет…

– Это не я придумал, поверьте Алексей Алексеевич. Глас народа, так сказать…

Михаил не стал пояснять Брусилову, что на этой строчке настоял Балк, невзирая на все возражения того самого Михаила. "Проще любить не абстрактную Родину, но конкретную фигуру. А лучше вас на роль талисмана и символа армии не подходит никто". Михаил правда так и не понял следующей фразы – "при правильной личности ее "культ" должен пойти стране только на пользу".

На фоне восходящего солнца из утреннего тумана наконец проявился "Урал", ползущий на буксире у "Силача", "Свири" и "Роланда". Не доходя до пирса примерно сотню метров грузный, осевший гораздо ниже ватерлинии, раненный корабль окончательно сел на грунт. Видя тщетность дальнейших попыток сдвинуть с места десятитысячетонную махину, Балк – второй, которого Макаров, помятуя о том как он управлялся с "Фусо", отправил руководить этой операцией, сменил тактику. Рассудив, что его главная цель как можно скорее доставить на берег десант, он с помощью двух других буксиров подтащил к борту гиганта три доживавщих свой век у дальнего причала угольных баржи. Первые две использовались в качестве плавучего пирса, а третья уже позволяла "дотянуться" до пирса реального. С борта крейсера-лайнера тем временем спускали многоячеистую сеть, по которой гвардейцы с полной выкладкой спокойно и без суеты перебирались вниз на баржи. Вскоре первые солдаты Семеновского полка протопав во скрипящим палубам и наспех набросанным деревянным настилам, предусмотрительно включенным в "хозяйство" Одесского морского батальона, попали наконец на берег.

К этому моменту здесь появился вспотевший и пропыленный, закончивший свои дела на сопке Василий Балк.

– Не зря Великий князь говорил Брусилову, что ты точно что-нибудь придумаешь! – приветствовал двоюродного брата Балк-третий, попутно уклонившись от могучего хлопка по спине, которым тот его приветствовал, – опять болтался на этой пыхтящей посудине там, где настоящие корабли стреляют друг в друга?

– Ну, не всем же на берегу отсиживаться, – ответно подколол Балк Балка.

– Отставить сцену братской любви! У нас тут война, а не пьеса "встреча братьев по оружию"! – неожиданно раздавшийся от причала зычный голос заставил обоих Балков обернуться. Однако с катера в след подходящему контр-адмиралу Рудневу, всем своим видом выказывавшего готовность к разговору на высоких тонах, уже неслось:

– Ваше превосходительство, Всеволод Федорович! На "Варяге" подняли сигнал лично для Вас, "Командующий просит срочно прибыть на "Аскольд"!

– Понял, спасибо, продолжайте наблюдение… Степан Осипович значит уже подошел, интересно, кто там с ним еще? Может быть уже сегодня Того свое и получит. Но сначала у меня получит еще кое-кто…

Ну, здравствуй, красавчик… Ох, и злой же я на тебя, Вася, за это трижды раздолбанное минное поле! Смерти нашей захотел что-ли? Или кромсаться в рукопашной с кучей злобных японцев тебе проще и приятнее чем один раз рубильник повернуть?

– Здравия желаю… Не руби повинну голову, Всеволод Федорович! Не досмотрел. Мой грех…

– Счастлив твой бог, Вася, что "Урал" на плаву остался… Ведь в самом конце, когда все уже сложилось, такую кашу нам заварить мог, блин!

– Федорыч, ну прости же Христа ради! Каюсь, не проверил сам радийный вагон, раздолбаям доверился…

– Ага… Раздолбаям. "Вот сниму с тябя медальку, да медалькой по мордам!" Откуда хоть это помнишь?

– Обижаешь, начальник…

– Так посочиняй на досуге! За копирайт все одно никто не спросит, да и веселее будет. А вот за "Урал" и семеновцев бы спросили. По-полной… Брата благодари. И… С победой вас, черти! Того мы развели в чистую! Эскадра Чухнина здесь. Вся! И мои углееды тоже. Так что теперь МЫ японцам условия ставить будем…

Все, я уехал к Макарову. А по раздолбаям и минным полям у нас теперь с тобой 1:1, если не возражаешь!

Выдержка из книги графа А.А. Толстого "Артурское Утро" (СПб, изд-во "Пальмира", 1954).

Письмо В.К. Михаила Александровича брату (фрагмент)

Комментарии графа А.А.Толстого

…произведённые на основании скучной бухгалтерской работы по учёту истраченных патронов, испорченных винтовок и пулемётов расчёты (на скуку я, впрочем, не жаловался – острых ощущений и увлекательных приключений за время осады Артура и Дальнего хватило с лихвой) повергли меня в настоящий ужас. Я трижды проверял и перепроверял с истинно германской педантичностью собранные для меня штабс-капитаном Штаккелем цифры. Отчаявшись, я обратился к наверняка известному тебе по рассказам доктора капитану Б.*

Он посмотрел на меня, поверь мне, Ники, как на ребёнка. Почти все цифры, к моему отчаянию, были поправлены им даже в сторону увеличения. Пять миллионов винтовок, сорок тысяч пулемётов, триста тысяч ружей-пулемётов и пистолет-пулемётов совокупно, шесть миллиардов патронов в мобилизационном запасе (и половина этого количества в ежегодном производстве во время большой европейской войны) – это непредставимо. Особенно когда вспоминаешь состояние нашей промышленности, казавшейся нам такой основательной и надёжной. И ведь я ещё не закончил подсчёты по расходу артиллерийских снарядов… Боюсь, что "снарядный голод" предстанет в цифрах такой ужасающей геенной, которую ты (и даже я, не испытывавший затруднений с поддержкой со стороны молодцов-артиллеристов из Артура и моряков с залива) не можешь представить.** А ведь ещё есть и новые виды вооружения и снабжения – механизация армии, развитие наших броневых экспериментов, удушающие газы, аэронавтика.

Кстати, известный тебе инициатор всей этой истории Р. предоставил мне при своём (крайне эффектном) прибытии в Дальний американскую газету с описанием полётов бр. Райт. За "адмиральским чаем" (зависть армии к комфорту моряков я полагаю вечной, впрочем, в капитанской каюте "Варяга" заботливо сохранён и покрыт лаком весьма крупный кусок обугленной и выгоревшей дубовой панели – память о прорыве и напоминание о "цене" этого комфорта) Р. немного рассказал мне о перспективах сих хлипких "этажерок". Говорил он со знанием дела, чувствуется его довольно фундаментальная подготовка в области воздухоплавания. По словам Р., первым человеком, с которым он хотел бы встретиться после окончания войны (за исключением тебя, разумеется) для продолжительной, вдумчивой и серьёзной беседы, является неизвестный мне, к сожалению, проф. Жуковский из Московского Училища.***

Возможно, в другое время я был бы воодушевлён открывающимися перед российской армией и флотом перспективами – но проклятые цифры повергали меня в уныние, и все чудеса науки сейчас для меня всего лишь деньги, время и люди, которых нем так не хватает для подготовки к грядущим испытаниям. Хватит ли у России сил оплатить счёт, который выставляет нам неумолимое будущее? Не надорвётся ли основа державы нашей – простой мужик – крестьянин, рабочий, мелкий мещанин?

Будучи брошен войною и в особенности осадою Дальнего в самую глубь народной солдатской массы, я осознал, сколь мало мы, призванные править Россией, знаем всю глубину и всю примитивность жизни огромного большинства нашего народа. Можешь ли ты представить, что некоторые солдаты из самых коренных российских губерний считают нахождение в армии (даже под неприятельским обстрелом) чудесным благом, ибо лишь в армии им впервые доводится досыта поесть (ежели, разумеется, интендант вороват хотя бы в меру)? Меня в самое сердце поразила услышанная от одного из крестьянских сынов ("одноножник" – так описал он семейный свой надел, дав единственным этим метким словом полную картину) поговорка "Коли хлеб не уродился – то не голод, а голод – когда не уродилась лебеда". Однако же за столь скудно питающее его Отечество он же готов драться с необыкновенным упорством и яростью.