Сметенные ураганом - Татьяна Осипцова

Чуда не произошло. Постепенная перевозка урожая заняла всю осень. Холодильник наполнился стеклянными банками с куриными и кроличьими консервами, закрутками овощей и грибов. Картошка, морковка, лук… Света надеялась, что, даже если по карточкам ничего не достанет, все равно они не будут голодать.

К зиме семьи Ганелиных и Харитоновых съехались. Эта четырехкомнатная квартира не шла ни в какое сравнение с апартаментами Улицких на Петровской набережной, однако места хватило всем. Даже для Григория Ивановича нашелся отдельный закуток – «тещина комната».

С переездом и обустройством на новом месте время пролетело быстро, незаметно подступил новый год, а там и весна, опять мысли о посадках, опять кролики, куры. Без этого никак бы не прожили они самый голодный 1990 год, да и 91-й не обещал быть лучше. И хотя неизвестно откуда взявшиеся молодые политики вещали с экрана телевизора, что разработанная ими пятисотдневная программа восстановления экономики вытащит Советский Союз из трясины нищеты и голода, почти никто не верил в это.

Каждый устраивался как мог. Кто-то тащил с работы и продавал, оправдывая себя тем, что ему недоплачивают, кто-то занялся индивидуальной трудовой деятельностью, появились первые кооперативы. Однако большинство населения, как и Света с родными, кормилось благодаря труду на своих участках. Только хлеб на шести сотках не вырастишь, да и обувь с одеждой тоже. Зато на городских рынках появился «секонд хэнд» – предприимчивые деляги продавали вещи, собранные благотворительными организациями Запада. Куртки, брюки, свитера, платья, одежду для детей как попало наваливали на обычные раскладушки, и нищий постсоветский народ копался в них, надеясь найти добротную импортную шмотку за копейки. Светлане тоже частенько приходилось перерывать кучу барахла в поисках приличной, не сильно ношенной одежды – иного выхода не было, денег в семье вечно не хватало.

Осенью Света устроилась работать уборщицей в библиотеку. Она опасалась оставлять без присмотра свою инвалидную команду – мама и тетя Поля, тяжелые гипертоники, могли свалиться в любой момент, а Маню несколько раз в год, то с сердцем, то с почками, укладывали в больницу. Вскоре нашла еще одно место, в НИИ, там тоже надо было убирать по утрам. Весной увидела объявление, что требуется уборщица в частную парикмахерскую, на вечер – ее это вполне устраивало.

Днем она объезжала город в поисках дешевых продуктов, притаскивала полные сумки, мыла полы в квартире, стирала. По утрам Маня или Сонька отводили Олежку в садик, днем Полина Григорьевна и Светина мама делили обязанности по готовке и присмотру за маленьким Павликом. Вечером женщины по очереди занимались с детьми. Все, кроме Светы. У нее не было ни сил, ни времени на воспитание сына. Если в редкие минуты ее отдыха Олежка просил почитать книжку, порисовать вместе или помочь сложить головоломку, она отсылала его:

– Олег, оставь меня в покое, мама устала. Пойди к бабушке или к тете Мане – они с удовольствием с тобой поиграют.

«И как ей не надоедает возиться с малышами, – недоумевала Света, глядя, как Манюня, уложив своего сына в кроватку, терпеливо отвечает на бесконечные Олежкины „почему", учит рисовать, делает аппликации, играет с ним в солдатиков. – Я бы с ума спятила, если б пришлось всем этим заниматься. По мне, так лучше в трех местах шваброй махать, чем целый день с ребенком провести».

Известие об изоляции Горбачева в Форосе и захвате власти ГКЧП застало семью на даче. Черно-белый старенький телевизор не выключался. Музыка Чайковского, изредка разбавляемая заявлениями путчистов и короткими новостями, повторяющими эти заявления, звучала тревожно.

– Да выключите вы этот ящик! – кричала на своих Света. – Оттого что вы к нему прилипли, ничего не изменится! Или думаете, Янаев с Крючковым вас накормят досыта?

– Что ты, Светочка, они же узурпаторы! – всплеснула руками Полина Григорьевна. – Горбачева жалко…

– Жалко? – прищурилась Света. – А мне – нисколечки! До такой разрухи страну довел… Вы раньше когда-нибудь нищих видели? А теперь – на каждом углу! Дети беспризорные в подвалах живут, а никому дела нет! Да мы все нищие, кроме тех, кто там наверху власть делит!

– Светочка, ты не права. Появилось много политиков, которые болеют за страну.

– Вот именно, что слишком много, – горячилась она. – Целый съезд депутатов! И ни черта они не болеют, я вас уверяю, тетя Поля. Они за власть борются, потому что в любом случае у власти сытнее – в Кремле ведь особое снабжение! И Собчаку вашему любимому наверняка не надо картошку сажать, чтобы с голоду не подохнуть. Все, хватит политдискуссий! Манька – ты кур накормила?.. Сонька – марш поливать!.. Мам, ты у телевизора полдня, а ужин? Детям некормленым спать ложиться?..

Она собралась вернуться на кухню и тут заметила только что влетевшего в дом сына и чуть не взвыла.

– Олег, горе ты мое, где ты так угваздался?.. Тетя Поля, вы его разденьте, а я воду поставлю греться. И Пашку заодно помоем.

В новогоднюю ночь Президент СССР попрощался с великой страной, которую за три недели до этого поделили в Беловежской пуще. Вместо Союза Советских Социалистических Республик появилась суверенная Россия и непонятное межгосударственное образование – СНГ.

Все охали и ахали. Ольга Петровна не могла поверить: как это, и Таллин, и Рига, и Киев теперь заграница? Маня с тетей Полей хвалили Ельцина за решительность, а Григорий Иванович каждый день напивался, оплакивая родину.

Светлана тоже поохала вместе со всеми, но вскоре решила, что ее это не касается, своих забот полно. До конца зимы еще далеко, а Олежка так вытянулся, что пальтишко еле попу прикрывает, и валенки малы. У нее самой зимние сапоги «каши просят».

Из всех подарков Шереметьева Света носила только эти сапоги и кожаную куртку на меху. Остальное: нарядные платья, босоножки на высоченном каблуке – постепенно выходило из моды и было запрятано в шкаф подальше. Некуда ей было наряжаться, да и некогда. Она даже в зеркало теперь раз в день смотрелась, по утрам, когда собирала волосы в тугой узел на затылке.

Первое время при любом упоминании о Шереметьеве Светлана впадала в бешенство. «Он гад и предатель – кинул родину, свалил за границу!» – кричала она Манюне, бесконечно благодарной, что Юрий приехал тогда и отвез ее в больницу.

О том, что Шереметьев звал ее с собой, Света молчала. Молчала потому, что со временем стала сомневаться, правильно ли поступила, отказавшись. Поехав с ним, жила бы она сейчас в достатке и довольстве в какой-нибудь тихой Швеции, и не было бы этих бесконечных забот, этой каторжной работы, тревожных мыслей о завтрашнем дне. Он отказался жениться, но все-таки признался, что любит. Света вспоминала его жадные, но нежные руки, его поцелуи… Да, он страстно хотел ее, и уж она бы дожала его после – женился бы, как миленький! И Олежку взяла бы с собой туда, на благословенный Запад, а может, и остальных со временем перетащила. Сколько людей уже уехало, и никто не возвращается, все стараются семью к себе вызвать.

Сознавая, какой шанс упустила, Светлане хотелось выть от обиды. Поэтому, едва вспомнив Шереметьева, она говорила себе: «Я не буду думать о том, что упустила. Этот сукин сын вообще не заслуживает, чтобы о нем думали!»

Впрочем, вспоминала она его не так уж часто. Некогда было.

Наступление эры рыночной экономики поначалу обрадовало Светлану появлением продуктов в магазинах. Их становилось все больше, но они дорожали на глазах. Кооперативные ларьки, вырастающие на улицах как грибы после дождя, стали вызывать раздражение. Во всех были разные цены, и, чтобы не переплатить, приходилось обегать чуть не полсотни ларьков на Сенной. Каждый раз Света возвращалась с набитой съестным тележкой, расстроенная ежедневно растущими ценами. А еще ее бесили азербайджанцы, владельцы ларьков, вечно торчавшие возле своих точек, загораживая проход и громко переговариваясь. Поди пойми, какие шуточки они отпускают ей вслед на своем тарабарском языке! Вслух она ругала торгашей, взвинчивающих цены, а в глубине души рождалась зависть.

Вот же умеют люди нажиться, заработать! Самое выгодное это дело – продуктами торговать. Государства рушатся, президенты приходят и уходят, а кушать хочется всегда.

Еще она завидовала теткам, раскладывающим на занозистых дощатых ящиках яркие кофты с люрексом, куртки из искусственной кожи, женское белье. Все это было ужасного качества – кофты быстро растягивались, нарядные кружевные трусики разваливались после третьей стирки – но тетки-то наживались! Света представления не имела, где и почем они добывали свой товар, но подозревала, что прибыль от такой торговли неплохая.

Вот бы и ей так – достать товара, а потом продать с выгодой! Но где взять деньги, чтоб его купить? А продать она могла только ставшие ненужными нарядные платья, и со временем продала почти все там же, на Сенной.