На свои круги (СИ) - Турлякова Александра Николаевна

- Я знаю...- прошептал,- матушка рассказала мне...

Ллоис дёрнулась, как от удара, ожгла его из-под ресниц блеском серых глаз, нахмурилась, поджимая дрожащие губы. Вот-вот и расплачется.

- Знаете?- спросила на выдохе.

- Мне всё равно,- быстро заговорил Эрвин, будто боялся, что его перебьют,- она пыталась этим остановить меня, оградить вас, но я не могу. Я постоянно думаю о вас. Ллоис! С первого мига, как увидел. Вы спасли меня, я обязан вам жизнью. Я не могу... Не могу быть рядом, и не сметь прикоснуться, поцеловать, прижать к сердцу!- Он вскинул руки к груди, протягивая к девушке раскрытые ладони. Где он обронил перчатки – даже не помнил!- Это мука... Вы вылечили мою рану, но нанесли ещё большую в сердце...

Она смотрела на него огромными глазами, удивлённая его признаниями, его чувствами. Вряд ли она когда-нибудь ещё мечтала пережить подобное, услышать такие признания, поставив на себе крест, оградив себя своим прошлым. Она не думала, что позволит кому-то когда-нибудь перешагнуть этот созданный вокруг себя круг отчуждения. Но его взгляды, его поцелуй, его внимание медленно все эти месяцы осени и зимы топили её лёд в сердце. Этот молодой человек, не помнивший своего прошлого, казался ей не таким, как все те мужчины в её прошлой жизни. Поселившаяся в сердце любовь переплавила весь мир вокруг, изменила её, и то, что было когда-то, казалось теперь страшным кошмаром, никогда не существовавшим в её жизни. Эта неожиданная любовь изменила её взгляды на мир и людей вокруг.

Возможно, она бы даже позволила ему войти в её новый мир, в её новую жизнь.

Эрвин сделал шаг ей навстречу, и она не отшатнулась, не постаралась избежать прикосновения, она позволила обнять себя и прижать к груди. И пусть сердце стучало внутри от волнения и страха, она ощущала жар прикосновений рук, тела молодого человека, мужчины.

Эрвин целовал её лицо, глаза, лоб, губы, он напивался поцелуями страсти, наполнял себя. Сейчас бы он не ушёл ни за что на свете, не смог бы отпустить её. Он лихорадочно рвал на себе пуговицы камзола, пока не остался в одной рубашке. Ему хотелось быть ближе к любимой, чувствовать прикосновения её кожи, тела к своему.

Свет горящей свечи метался по каменным стенам. Эрвин от страсти и безумного желания плохо понимал, что происходит. Он успел лишь добраться до постели, прижимая к себе своё сокровище, когда осознал, что происходящее само по себе своей реальностью лишает его сил. Это происходит! Это случилось сейчас, оно произошло! Он с ней, и она его любит, раз позволяет ему быть рядом!

Он издал сдавленный звук и уткнулся лицом в плечо девушки. Ему хватило всего лишь поцелуев и её любви...

Ллоис вздрогнула, испугавшись за него, и шепнула:

- Эрвин? Что случилось?

- Всё нормально...- ответил, не поднимая лица.- Я люблю тебя.

Ллоис улыбнулась, осторожно положила ладонь ему на голову, запустила кончики пальцев в волосы. Как же здорово это – касаться любимого человека.

Он обнимал её, согревал её, и, угревшись в объятьях друг друга, они заснули.

Уже ночью Эрвин снова разбудил её своими поцелуями, и сонная, с улыбкой она позволила ему то, что, казалось ей, не позволила бы никому. Его движения, его прикосновения, шёпот были нежными, невесомыми были поцелуи. Ночь и обретённая любовь раскрепостили их. Ллоис позволяла ему, отдавалась ему, забыв о прошлом, и от счастья чувствовала себя безумной.

- Ты станешь моей женой?- спросил её Эрвин, когда они лежали рядом под одним одеялом на узкой кровати бегинки. Ллоис хмыкнула с улыбкой.- Я не знаю, кто я, кто мои родственники, чем я буду кормить тебя, ты всё равно согласишься?

Она хрипло рассмеялась и ничего не ответила. Она любила его и готова была идти за ним хоть куда.

Утром со звоном колокола Ллоис поднялась и стала собираться на службу.

- Не уходи...- Эрвин наблюдал за ней с постели.

- Я не могу, я должна, мне надо помолиться.

Эрвин вздохнул, блуждающий взгляд остановился на вязаных перчатках на полу. Он обронил их, когда зашёл сюда ещё вчера вечером и застал её. Это было так давно. Перчатки...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И вдруг его осенило! Перчатки! Он аж поднялся на руке. Конечно же, перчатки! Как он забыл?

- Ллоис?

- Да?

- Когда меня нашли, на мне были кожаные перчатки, ведь так?

- Были.- Она нахмурилась, пытаясь понять ход его мыслей.- Они в сундуке. Я найду их. Зачем они?

- Сегодня.

- После службы.

- Обязательно. Хорошо?

- Конечно. Зачем они тебе?

- Надо.

Она пожала плечами и вышла.

часть 7

Ания тяжело прикрыла глаза и отвернулась. Она заболела. После той ночи уже утром она почувствовала себя плохо. Болела голова, больно было глотать в горле, начался жар. Пропал аппетит, и не было желания видеть хоть кого-то.

Баронесса Марин, хоть и была гостьей, взяла на себя заботу о больной хозяйке. Хлопотала, ухаживала, отдавала приказы горничным, не отходила ни на шаг.

Ания все дни напролёт лежала в постели задумчивая и отстранённая, безвольно принимала все ухаживания и заботы. Старый барон постоянно справлялся о ней, несколько раз заходил проведать, прощупывал лицо долгим придирчивым взглядом, словно пытался понять, а не обманываю ли его и действительно ли это болезнь?

Ания при появлении супруга тут же отворачивалась и закрывала глаза, чтобы не видеть его. Ей хотелось только одного – увидеть лицо молодого барона, своего пасынка. Но все словно сговорились, ни единым словом никто не обмолвился о том, где он и что с ним. Спрашивать открыто Ания боялась, рядом постоянно была либо камеристка, либо баронесса Дорг. Как через них спросить у горничных про молодого господина? Ания боялась сплетен и слухов. Что, если старый ревнивый муж узнает о её мыслях, узнает, что она волнуется о молодом человеке? Чем это будет грозить ему?

«Ну почему, почему ты не придёшь сам? Почему ты не спросишь, как я? Что со мной? Орвил... Орвил, где ты? Что он сделал с тобой, этот старый изверг?»

А у самой так и стояло перед глазами, когда она убегала вверх по лестнице, как старый барон весь свой гнев обратил на сына.

И от этих бесплодных страданий она ещё больше чувствовала, как в сердце разгорается пламя невыносимой любви, от которой кружилась голова, хотелось кричать на весь свет. И каждый день превращался для неё в немыслимую муку.

* * * * *

- Это они?- Ллоис коротко кивнула на его вопрос и присела рядом на скамью.- Хорошо.

Эрвин долго крутил перчатки в руках. Проверял швы, обработку, край. Это были хорошие кожаные перчатки, дорогие. Левая перчатка была более крепкая, с усиленным двойным верхом.

- Это охотничьи перчатки.- Он натянул левую перчатку на руку и внимательно осмотрел ладонь, покрутил туда-сюда перед глазами и вдруг вскинул руку вверх, шепнул:- Они для соколиной охоты...

Ллоис глядела на его вскинутую вверх ладонь и будто видела, как на неё садится стремительный клекочущий сокол. Сглотнула, прогоняя видение.

- Это значит...- Кашлянула и повторила громче:- Значит, что ты, может быть, рыцарь или егерь из окружения какого-нибудь барона или кого там ещё...

Эрвин опустил руку и перевёл на неё задумчивый взгляд, покачал головой.

- Я не помню. Но это дорогая вещь.- Он медленно стягивал перчатку.- Я не думаю, что егерь или любой другой слуга пользовался бы такими перчатками. Они пошиты на заказ...

- А может, ты какой-нибудь милорд?

Она улыбнулась, но в глазах стояла грусть. Она боялась этого, она не хотела, чтобы её слова были правдой, потому что, если это будет так, он никогда не будет с ней. Кто она рядом с ним? Даже если он и рыцарь или барон, она же – крестьянская девушка, не умеющая читать и писать, дочь сожжённой на костре ведьмы! Да, может, она и спасла ему жизнь, может, она и была с ним в тяжёлые дни его жизни, но, если всё так, она и рядом-то с ним быть не посмеет, не то, что стать его женой, как он звал её только сегодня ночью.