Развлечения для очень взрослых девочек (СИ) - Аникина Анна

Лёля покрутила головой. Об этой стороне отношений родителей она ничего не знала.

— Их было одиннадцать. В среднем раз в четыре года мне присылают гадость про отца. Не смей верить!

У Лёли тряслись руки. Дыхание перехватывало. В глазах плясали разноцветные круги.

Мама сунула ей в руки чашку с водой. Зубы застучали об край.

— И что делать?

— Пиши своему Шуре. Прямо пересылай фото и спрашивай, что это. Сейчас же!

— Я не буду этого делать!

— Будешь! Или это сделаю я!

Людмила Викторовна потянулась к Лёлиному телефону.

— Мама, не смей! Я не хочу унижаться!

— Ты хочешь поверить бессовестной твари, которая даже показаться не хочет, а не своему мужчине?

— А ты всегда верила папе?

— Да, дочь. Я всегда верила.

— И ни разу не проверяла?

— Я всегда, ты знаешь, остро чувствую ложь. Не могу тебе объяснить, как. Так вот, он ни разу мне не солгал. А это, — она ткнула пальцем в телефон — наглая и вонючая ложь. Пиши!

Дрожащими руками Лёля разблокировала телефон. Набрала сообщение.

"Шура, мне с неизвестного номера пришла эта фотография. Объясни."

И перестала дышать. Забралась на стул с ногами. Людмила Викторовна подошла и обняла дочь.

Ответ пришёл минут через пятнадцать, когда в голове у обеих Склодовских пролетела уйма кадров разного содержания.

Глава 45

От звука входящего сообщения Лёля дернулась, как от выстрела. Повернула телефон к себе экраном.

"Это Наташа Медведева — жена моего однокурсника Жени Медведева и отличный врач. У ребят будет тройня после ЭКО. Мы на юбилее нашего профессора в Меде", — спокойное сообщение от Кузьмина.

Это странно, как легко ощутить энергетику сказанного, даже если это всего-навсего сообщение в мессенджере.

Теперь и Лёля чувствовала. То, что написал Кузьмин — правда от первого до последнего слова. Не потому, что ей бы этого очень хотелось. А потому, что она это твёрдо знала.

Не разрешавшая себе плакать при матери, она разрыдалась. От облегчения. От стыда за свои мысли и намерения. От того, что по своей воле была готова поверить кому-то. Но не Шуре.

Людмила Викторовна к слезам относилась неодобрительно.

— Толку то плакать, — утирая слезы дочери салфеткой и укачивая её, как маленькую, приговаривала она, — Видишь, всё хорошо. Теперь дай ему время разобраться, что за мрази было нужно это сделать. Это его война. Не твоя. Дай ему победить за вас обоих. Ценнее будешь.

Мысленно Лёля уже рвалась расследовать всё самостоятельно. Никогда и никто не воевал за неё. Рассчитывать всегда приходилось только на себя. Отойти в сторону сложно, когда тебя и твоего мужчину затянули в липкую вонючую субстанцию.

Хотелось взять билет и часа через четыре оказаться рядом с Шурой. Посмотреть ему в глаза.

— Мам, мне, наверное, надо полететь.

— Не надо. Вот есть у тебя ещё два дня. Тогда и полетишь.

— Но я хотела посмотреть в глаза.

— Ты ему не поверила?

— Поверила, — уверенно ответила Лёля.

— Тогда что ты ему хочешь показать своим приездом?

Договорить им не дал телефонный звонок. Кузьмин. Лёля вышла с кухни в свою комнату.

— Привет! — прошелестела в трубку.

— Солнце, привет! — обеспокоенный родной голос на том конце, — Скинь мне номер, откуда пришла фотография. Хотя я, кажется, догадываюсь, чья работа. Она успела тебя расстроить?

— Она?

— Ну, да. Фотография. Она. И человек, который это сделал, тоже "она".

— Да. Я испугалась. И мне было больно.

— Можно я попрошу?

— Конечно.

— Пожалуйста, если когда-нибудь неважно кто будет что-то говорить обо мне или присылать что-то, я буду знать об этом сразу. Как сегодня. Потому что нет ничего хуже, чем недосказанность и недопонимание. Пожалуйста, если тебя кто-то расстроит или обидит, я буду знать об этом первый. Обещай мне, солнце.

— Обещаю.

Слёзы, которые уже почти высохли, снова потекли неконтролируемым потоком.

— Видео, Лёль, включи, пожалуйста.

Склодовская переключила режим. На экране появилась какая-то стена, потом лицо Кузьмина. Было слышно музыку и речь в микрофон. Видимо, Шура куда-то вышел из зала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Солнце, хочешь, я завтра в Мурманск прилечу? Я погуглил. Билеты есть. В обед буду на месте.

— Шурка… Шурка, Господи…

— Лёееля моя, девочка родная, ну не плачь пожалуйста. Завтра буду.

— Шура, нет. Не надо. Я сама прилечу уже послезавтра. Ты меня лучше встречай.

Глава 46

У Кузьмина всё аж оборвалась внутри, когда от Лёли пришло сообщение с фотографией и просьбой объяснить. Она, блин, не требовала, не истерила. Хотя имела полное право. Стало страшно, что это на самом деле не вежливость, а холодная ярость. И кто-то довёл его светлую девочку до этого состояния. Цинично и целенаправленно.

После разговора и взгляда глаза в глаза Александр успокоился. Подышал глубоко, как делал перед сложными операциями или принятием важных решений. И пошёл обратно в банкетный зал. Пора было разобраться с этой проблемой.

Поискал взглядом своих интернов. Семченко обнаружился рядом со своими ровесниками, последними выпускниками профессора Валеева, чей юбилей они тут дружно праздновали. Сергея держала за руку худенькая брюнетка с каре. Где же Вересова? Где эта, мать её, змея. Напрасно, ох, напрасно она пытается сейчас зайти за спины мужчин и спрятаться от его взгляда.

— Ирина, я всё равно бегаю быстрее Вас. Вы же хотели, чтобы я бегал за Вами, правильно?

Вересова, такая простушка внешне, сжалась в комок. Ни дать ни взять воробушек, которого сейчас заклюет хищник.

Сзади, как на грех, подошёл Женька Медведев. Ну что ж, может и к лучшему.

— Александр Евгеньевич, ты чего девушку пугаешь? Праздник же.

Вересова дернулась, чтоб уйти.

— Стоять!

От его окрика дёрнулся и застыл даже Медведев.

— Вот, Евгений Иванович, гляньте! Ирина у нас мастер художественной фотографии. И фотка, мать твою, удачная. Вон, смотри, как хорошо мы все вышли.

И показал Медведеву фотографию. Вересова сделала ещё одну попытку уйти.

— Стоять!

Это уже Медведев. Он за свою семью порвёт сразу. Разбираться не будет.

— Что это значит?

— А это, Жень, значит, что Ирина моей Лёле отправила компромат. На меня и твою жену, стало быть. И я вот думаю, что делать.

Медведев сжимал и разжимал кулаки. Вересова тряслась.

— Ира, мне Вас жаль, — вдруг выдал Кузьмин, — Вы никогда не станете хорошим врачом.

— П-п-почему?

— Потому что человек Вы… Так себе. Поищите себе другое дело. Не надо Вам людей лечить. Пойдём, Жень. А Вам, — Кузьмин снова обернулся к Вересовой, — я желаю испытать в своей жизни настоящие чувства. От души желаю. И предупреждаю. Появитесь ещё раз мне на глаза — сотру в порошок.

Глава 47

Следующим утром к Кузьмину заглянула дежурная медсестра.

— Александр Евгеньевич, там Вас спрашивают.

— Кто? Я не назначал вроде.

— Военный. В чёрной форме.

— Пригласите ко мне, пожалуйста.

— Проходите, пожалуйста, Александр Евгеньевич Вас ждёт, — услышал Кузьмин из коридора голос медсестры. И чеканные шаги в сторону его кабинета.

Правду сказать, он знал, кто появится на пороге. Но то, что Лёля настолько похожа на отца, не ожидал. Происхождение медных кудрей выяснилось. Серых пронзительных глаз — тоже.

Он поднялся навстречу Лёлиному отцу. Тот протянул руку. Рукопожатие вышло крепким. Будто силой мерились.

Ростом и сложением Лёля, видно, в маму. Отец — мужик могучий.

— Ну, здравствуй, Кузьмин Александр Евгеньевич. Наслышан. Позволь представиться. Склодовский Владимир Максимович. Отец твоей…, - тут Склодовский вдруг замялся, подбирая слова.

— Вы отец Лёли. Моей любимой женщины. Я это сразу понял. Рад Вас видеть.

Кузьмин ждал. Должен же был Лёлин отец объяснить свой визит. Сделал приглашающий жест в сторону дивана.

— Чай, кофе? Покрепче?

— Кофе, если можно, — Владимир Максимович устроился на диване.