Развлечения для очень взрослых девочек (СИ) - Аникина Анна

Слезы удержать уже не получилось. Взвинченная Лёля зарыдала тут же. Громко. Не стесняясь. Намочив Кузьмину футболку.

Ещё несколько минут потребовалось, чтобы дыхание пришло в норму. Потом ещё несколько на приём успокоительных поцелуев. И только после Александр снова завёл машину и влился в поток.

Увидев дом, Лёля ахнула. Вот это дача! Интересная архитектура. Сложная крыша. Большие окна. Кусты сирени под ними. Да, дом говорил о своих хозяевах многое!

С крыльца им махала рукой моложавая блондинка небольшого роста. Стильная стрижка. Джинсы и футболка. Мама?

— О, мама выскочила, не утерпела, — подтвердил Лёлину догадку Кузьмин.

Пока Александр парковался, Лёля заметила, как из глубины сада им на встречу идёт… Шурик! Только такой, каким он станет лет через двадцать. Боже мой! Они же одинаковые! Отец и сын.

Перед глазами откуда-то из подсознания взялась другая картинка. Одинаковых мужчин не двое, а трое. Третий — высокий подросток лет пятнадцати. Точная копия отца и деда. Склодовская аж часто заморгала. Настолько ясно ей пригрезилось.

Кузьмин помог ей выйти из машины. И крепко держал за руку, а потом и вовсе притянул под бок.

Кузьмины-старшие заулыбались.

— Мам, пап, знакомьтесь. Ольга Владимировна Склодовская.

Лёля обалдела от такого официоза. Вопросительно уставились на Кузьмина. А потом до неё дошло. Он давал ей право самой сократить имя. Знал, что для кого-то она так и остаётся Ольгой Владимировной, кому-то Олей, и только для редких людей — Лёля. Бывшая свекровь вообще звала её исключительно Ольгой и никак иначе.

— Здравствуйте, Олюшка, — решил за неё вопрос Евгений Сергеевич.

Лёля улыбнулась в ответ на приветствие.

Елена Васильевна очень старалась не разглядывать её прямо. У неё плохо получалось. А Евгений Сергеевич, похоже, решил что-то для себя в самый первый момент. И был абсолютно расслаблен.

Шура повёл её показывать дом. На первом этаже, не выдержав, к ним присоединилась его мама. И похоже, была намерена рассказать в подробностях происхождение каждого предмета мебели и каждой детали интерьера.

Лёля в ответ поведала историю ковра, лежавшего сейчас на втором этаже её дачи. Его увезла из Сталинграда в эвакуацию Лёлина бабушка, тогда — четырнадцатилетняя девочка. Этот ковёр спас им жизнь. На нем спали, им укрывались суровой зимой сорок третьего в Куйбышевской области.

Весь вечер Александр старался не выпускать её руку.

— Шура, я даю тебе честное слово, что Олюшку тут никто не съест. Отпусти её уже, — не выдержала Елена Васильевна, — И дай нам накрыть чай в беседке.

Лёля помогала накрывать. Видела, что Кузьмин всё равно отслеживает её взглядом.

— Я про Катю хотела тебе сказать, — осторожно начала Елена Васильевна, — Мы с дедом готовы её к себе забрать. Чтобы вам не мешать.

— Как? Зачем? — Лёля не поняла, — Как дочь может мешать отцу?

— Это правда, что Катя будет у тебя учиться?

— Да. Я буду классным руководителем и математику буду вести. Вы не волнуйтесь. Мы очень постараемся справиться. Пока не знаю как… Но постараемся. Все.

— Спасибо тебе.

— За что? — снова удивилась Лёля.

— За Шуру. За Катю.

— Но я же…

— Ты удивительная, Шура прав. И мы с отцом счастливы за него. За вас. Любая помощь у тебя будет.

Глава 39

Итоговый педсовет Склодовская сидела тише воды. Обычно она рьяно отстаивала свои позиции, участвовала в дискуссии, ссорились с замом по безопасности из-за отчётности по инструктажам. Теперь Ниночка нервно на неё поглялывада. Видно, ждала провокации. А провокации не было.

Удивлённо поднимала брови завуч Тамара Павловна. Переглядывалась с директрисой. Если Ольга Владимировна молчит, быть потом большому взрыву. Но нет. Тишина.

От греха подальше Склодовской отдали все заработанные отгулы, присоединив к отпуску. Не делали попыток всучить ей отстающие классы из других параллелей. Утвердили нагрузку. Шестые и одиннадцатый. Плюс классное руководство. Состав преподавателей на её классах тоже не поменялся.

Лёле бы жить да радоваться. Она, собственно, старалась. Прекрасно же, что отпуск будет чуть длиннее. И планы на следующий год определены.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

То, что одиннадцатый класс. Что ж. Закономерно. Дети растут. Этих она вела аж с пятого. Всему, что умеют по математике и информатике, их научила Ольга Владимировна. Их оценка — её оценка. И впереди ещё год, чтобы скорректировать недочёты.

А вот что будет с её шестым "А", когда туда придёт новая ученица, и предсказать сложно. Будут рады ей? Или наоборот? Рано или поздно станет известно, кто они друг другу. Дети обсудят. Родители перетрут между собой. Коллеги почешут языками. Терпение, жаль, не запасешь впрок.

А ещё у них с Кузьминым не совпадали отпуска. Лёлины пятьдесят шесть календарных дней практически не пересекались с его двадцатью восьмью. Он запланировал отпуск с учётом приезда дочери и времени на её адаптацию. Это было грустно и немного обидно. Вот она — проза жизни. Впрочем она тоже выбрала бы интересы своего ребёнка. Если бы он у неё был.

Эти мысли стали прилётать в голову всё чаще. С одной стороны появлялась возможность стать мамой. А с другой — липкий страх очередного женского провала и катастрофы. Которую, пожалуй, ей уже не пережить. Не всплыть, не выбраться.

— Пап, привет! Я в отпуске. Да, все хорошо. Вы мне пропуск заказали? Конечно приеду. Нет, пап, дольше недели не потяну. Вот не смешно шутишь. Привет маме. Нет, звонить ей не буду. Сам скажи. Целую.

Всё. Отступать некуда. Она поедет в Североморск. До Мурманска самолётом, а там отец будет встречать. Перед внутренним взглядом сразу возник вид на Кольский залив. Разнокалибреные гаражи, приткнувшиеся рядом с берегом, громадины военных кораблей, чёрная форма моряков.

Улетала вечерним рейсом из Внуково. Кузьмин провожал. Вроде бы совсем ничего особенного. Она едет к родителям. Он остаётся работать. Всего неделя. В зале вылета они стояли, взявшись за руки. Поток пассажиров обтекал их с разных сторон. Потом Лёля просто сделала полшага и прижалась к его груди щекой. Мужские руки сомкнулись кольцом у неё за спиной.

Лёля обнимала его почти отчаянно.

— Солнце, не плачь. Я тут. С тобой. Ну хочешь, возьму за свой счёт и явлюсь пред ясные очи твоим родителям? Рано или поздно надо знакомиться.

— Шурка, я не думала, что мне так тяжело будет улетать. Там же пропуска, ты знаешь. Просто так сюрпризом не нагрянешь. И конференция опять же. И юбилей профессора.

Каждый из них понимал, что так правильно. Ей лететь. Ему оставаться. И для обоих это было неожиданно и впервые — так сложно отпустить и попрощаться. Всего-то на три часа, пока будет лететь самолёт. Потом будет связь хоть круглые сутки.

Вдох. Выдох. Лёля перехватила ручку чемоданчика. И пошла в сторону спецконтроля, оборачиваясь каждые пару метров.

Кузьмин стоял, не шевелясь.

Она осилила десять метров. Вернулась быстрыми шагами, расталкивая поток пассажиров. Повисла на Шуре.

— Шурка, ты знаешь…

— Я люблю тебя, солнце, — первый сказал Кузьмин.

— Это я тебя люблю.

— Значит я счастливчик.

Самолёт набирал высоту.

Склодовская смотрела в иллюминатор на уменьшающиеся дома и деревья.

Кузьмин долго стоял возле машины. Курил.

Глава 40

Отца в зале прилёта Лёля увидела сразу. Сложно не заметить медную кудрявую, хоть и очень коротко стриженную шевелюру. Особенно если её обладатель — крупный мужчина в форме контр-адмирала.

На Владимира Максимовича обращали внимание все без исключения. Мужчины, женщины и дети. Лётчики и пограничники.

Лёля же была просто счастлива, что можно почувствовать себя девочкой рядом с большим и сильным папой.

— Влюбилась что ли? — сходу спросил её отец, едва они уселись в машину.

— Что, так заметно? — рядом с папой можно было не делать лицо, а говорить, как есть.

— Он в курсе, что ты не сирота?

— Ещё как в курсе.

Фразу про "ты не сирота" Склодовский первый раз сказал дочери на её свадьбе. Чтобы знала, её есть, кому защитить.