Несовершенный (ЛП) - Винтерс Уиллоу

Мое тело напряжено, каждый вдох причиняет боль. Почему я так поступаю с ней? Почему не могу просто отпустить ее?

— Я могу дать тебе больше, — шепчу я, зная, что именно это она хочет услышать. — Мы можем попробовать и посмотреть, что из этого выйдет, и скрываться от публики?

Чтобы удержать, я обещаю ей то, что она хочет.

Я ублюдок, раз делаю все это, зная, что она хочет иного.

Но ее глаза загораются, мягкая улыбка адресована мне. В них светится надежда, и моя застенчивая девочка возвращается ко мне.

— Правда? — спрашивает она, все еще тяжело дыша, едва оправившись от того, что я уже сделал с ней.

Она понятия не имеет, что должна бежать от меня. И я прекрасно понимаю, что все равно должен ее прогнать. Вместо этого улыбаюсь ей и целую в кончик носа.

— Правда, — отвечаю я и ненавижу себя еще больше.

Глава 18

Джулия

Нет ничего плохого в трауре,

Но только не проходит он легко.

Слезы, горе рядом ходят,

И боль не кончится вот так.

Но нет причин стыдиться боли,

Давным-давно она звалась любовью.

Воспоминания останутся лишь с нами,

Они вернутся, надо только ждать.

Нет причин для воспоминаний. Я не понимаю, что могло бы вызвать их. Мне не в чем себя винить.

Обнаженная, я лежу в объятиях Мейсона, уставившись в ноутбук. Нет ни одной чертовой причины, по которой мне стоит думать о Джейсе, но я это делаю.

Не хочу. Поднимаюсь выше к спинке дивана и пытаюсь выбросить из головы его улыбающееся лицо. Когда я просыпалась утром, Джейс убирал волосы с моего лица и быстро целовал. Всегда в губы, как бы я ни старалась увернуться. Он полагал, что это мило, хотя я не хотела, чтобы он чувствовал мой запаха изо рта.

Такие легкие и веселые моменты, которые мы разделяли, так прекрасно подходя друг другу, больше всего вызывают боль. Я тяжело вздохнула и попыталась успокоиться, не обращая внимания на пристальный взгляд Мейсона.

Можно подумать, что я испытывала счастье только тогда, когда у меня был любящий мужчина, которого любила сама. Можно сказать, что я рада, что у меня был кусочек счастья, а не испытываю грусть, что все закончилось. Но, по правде говоря, я не могу этого сказать. Не могу и не хочу.

— Что случилось?

От глубокого голоса Мейсона я чувствую себя еще хуже. Я пытаюсь двигаться дальше, но это не так просто.

Сглатываю комок в горле и натягиваю на плечи темно-серый плед.

— Отвлеклась, — признаюсь я, хотя не могу смотреть ему в глаза. Надеюсь, он не будет расспрашивать.

Когда Мейсон притягивает меня к себе и целует волосы, я слышу его тяжелое дыхание. Я не жду от него нежных прикосновений.

Он кладет руку мне на бедро и водит большим пальцем взад-вперед по голой коже. Я жду, но он молчит.

Ноутбук валится с ног, когда я пытаюсь приблизиться к нему, наслаждаясь теплом, нуждаясь в большем. Это так неправильно, не так ли? Расстраиваться из-за смерти мужа, находясь в объятиях любовника.

— Иногда… — Мейсон начинает говорить именно тогда, когда мой взгляд тускнеет и слова на экране начинают расплываться.

Я делаю глубокий вдох и прекращаю это дерьмо. Слезы никогда не помогали. Все без толку.

Мейсон прочищает горло, пока я вытираю глаза, мои щеки пылают от смущения, а сердце бешено колотится.

— Когда умерла моя мама, меня иногда выводили из себя самые странные вещи.

Я удивлена признанием Мейсона и благодарна, что он говорит о себе, а не обо мне.

— Сожалею о твоей маме, — говорю ему мягко, мой голос звучит немного резче, чем хотелось бы.

Я смотрю ему в глаза, которые светлее, чем обычно, может быть потому, что вокруг нас темно. Только сияние его и моего ноутбуков, да городских огней за большим окном гостиной дает мягкий свет в комнате.

Он наклоняет голову набок, заправляя волосы мне за ухо, и я прижимаюсь щекой к его ладони. У него очень большие руки, грубые, но теплые. Идеального размера.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В глубине его груди возникает гул. Короткий, но звучащий одобрительно.

— То, что ты все еще испытываешь боль — это нормально, — говорит он. — Нормально поплакать и выплеснуть боль, даже если у тебя нет сил.

Мое сердце бьется все сильнее, мне становится труднее дышать. Я ищу что-то в его глазах, а он, должно быть, видит панику в моих.

— Или мы можем заняться чем-нибудь еще? — предлагает он.

— Чем, например? — спрашиваю я его.

Он цокает языком, пристально глядя мне в лицо, но не в глаза. Наконец убирает руку и набирает что-то в строке поиска на своем компьютере.

Удивленный вздох срывается с моих губ, когда на экране появляется книга стихов Роберта Фроста.

Я с любопытством смотрю на Мейсона, и он гладит мои волосы, прежде чем притянуть мою голову к себе на плечо. Устраиваюсь поудобнее, когда он предлагает почитать мне стихи.

В этот момент мое сердце болит. Нет, не из-за потери. Сейчас у меня есть что-то крайне прекрасное и я испытываю огромную благодарность, что мне все еще доступны подобные моменты.

— Пожалуйста, — шепчу я и киваю ему в плечо.

Я могла бы часами слушать его глубокий, грубый голос, читающий стихи.

Могла бы целыми днями наслаждаться его теплыми объятиями.

Я могла бы навсегда остаться здесь с этим человеком.

Глава 19

Мейсон

Ты знаешь в глубине души, что правдой это быть не может.

Исчезнет это словно дым, тогда есть ли смысл держаться.

Но в тот момент ты хочешь верить и любить,

Ведь эти чувства греют душу, а не тело.

Так не должно быть. Это не должно стать чем-то большим. Я наблюдаю, как Джулс слизывает мороженое с ложки, и бездумно смотрит новости.

Блокнот на коленях, ручка в руках, она что-то писала, когда я вошел. Сейчас четыре часа утра, а она не может уснуть.

Каждый вечер перед сном мама угощала меня мороженым. Мне следовало находиться в своей комнате и лежать под одеялом, но вместо этого я каждый вечер получал порцию мороженое. Всевозможные вкусы, я никогда не был особо разборчивым. Но мама всегда предпочитала клубничное, ее любимое.

Джулс бросает на меня кокетливый взгляд.

— Хочешь? — спрашивает она, двигаясь по-кошачьи и подползая ко мне.

Я отрицательно качаю головой, но чувствую легкую улыбку на своих губах, когда обнимаю и кладу руку ей на бедро, чтобы придвинуть ее ближе к себе.

Она тихо стонет, зачерпывая последнюю ложку вишневого мороженого. Похоже, она делает это преднамеренно, но Джулс смотрит в телевизор, делая вид, что я ошибаюсь. Слегка приподнимаю задницу с дивана и поправляю пижамные штаны.

Она смотрит на меня, краснеет и проводит рукой по моей обнаженной груди.

— Как мило, что ты угостил меня, — говорит она с особым выражением в глазах. Взгляд, который сообщает мне, что я сделал ее счастливее. — Спасибо, — добавляет она и легонько целует меня в плечо.

Я не возражаю. Честно говоря, я тоже не могу заснуть. Я почувствовал, как она уходит, ощутил отсутствие ее тепла в тот момент, когда она встала с кровати. Для такой грациозной женщины она достаточно шумно встает с постели.

Дал ей несколько минут, чтобы посмотреть, чем она будет заниматься. Затем заглянул в дверной проем, наблюдая, как Джулс потерялась в своих мыслях, как сидит, скрестив ноги, на диване, наклонившись и строча, словно сумасшедшая. Только когда Джулс заплакала, я вошел в комнату. Я подумал, что она нуждается во мне. Полагал, это из-за него.

Но Джулс сказала, что это слезы счастья, закрытия того периода в ее жизни. Не знаю, почему это причиняет мне еще большую боль.

— Нет проблем, я все равно встал.

— Ты ходил на пробежку? — спрашивает она, доедая мороженое и глядя на меня.