Обрученные судьбой. Книга вторая. На переломе - Роман Булгар

– Ты… как тут оказалась?

– Рэм, я здесь живу. Здравствуй, Рэм. Я рада тебя видеть.

Внутри у мужчины крупно колотило, он, скрывая все свое волнение, суховато произнес:

– Здравствуй, Рина.

– Ты, я вижу, не рад нашей встрече? – красавица моргнула.

На лице у Марины появилась недоуменно обидчивая улыбка. Она покраснела, и он, не желая обижать ее, поспешил исправить ситуацию:

– Нет, Рина, я рад. Просто я никак не могу прийти в себя. Я рад видеть тебя. Безумно рад.

– Пойдем со мной, – она потянула его за собой. – Идем же, идем…

Послушно повиновался, увлекаемый ее уверенной настойчивостью, и только, когда они поднимались по лестнице, он запоздало спросил:

– Куда мы идем?

– Потом. Потом ты все сам поймешь.

Входная дверь за ними захлопнулась. Ее губы потянулись навстречу его лицу. Он отступил от нее на шаг назад и уперся спиной в стенку.

Прикрыв глаза, Рэм грустно усмехнулся. Вот он и сам, сам по своей собственной глупости угодил в западню. Так просто теперь из ее рук не вырваться. Ни за что не вырваться. Но хочет ли этого он сам? Вырваться и уйти? Трудно признаться даже самому себе. Настолько Марина своим появлением все запутала, перекрутила в противоречивый жгут…

Тонкие женские пальцы нежно и ласково дотронулись до его лица. Рэм вздрогнул, ибо неожиданно и ошеломляюще остро подействовали на него ее прохладные прикосновения. Они зажгли в нем огонь желания.

– Не надо, Рина, – на его лице проступили муки внутренней борьбы. – Я не могу. Я женат.

– Один поцелуй, – она закрыла глаза и потянулась к нему. – Всего один невинный поцелуй…

Всем своим видом Рина говорила, что многого она пока не просит. И разве можно было отказать человеку, которого не видел столько лет? У него не хватило сил отвести от себя руки, добравшиеся до его затылка.

«Всего один поцелуй, и я… я тотчас уйду», – мелькнула в мозгу мужчины примирительная мысль.

– Рина, всего один поцелуй… – предупреждая, произнес Рэм.

И кого же он снова хотел обмануть? Самого себя? Он же прекрасно понимал, чем все оно может закончиться. Он еще не забыл упоительный вкус ее губ. Они тянули его за собой, и ничего он уже не мог поделать со своим собственным влечением. Шаг, еще один шаг…

– Рэм, ты вспоминал обо мне? – спросила она, нежась на груди человека, ближе которого, наверное, у нее в жизни никогда не было.

– Да, Рина. Да, моя сладкая погибель. Я очень часто вспоминал. Да и сейчас вспоминаю о тебе.

– Да? Это при живой-то красавице жене? – вопрошала его Марина.

Подняв на лежащего рядом мужчину свои сияющие радостью глаза, женщина недоверчиво покачала головой. Потом она вздохнула:

– Ты, Рэмка, сочиняешь, чтоб сделать мне приятное…

И ей подумалось, что, наконец-то, и он научился лукавить. Раньше молвил он то, что видел и думал, что чувствовал и чем жил. Жалко оное осознавать, но слышать все-таки приятно, если не думать, что…

– Нет, это чистая правда… – признался Рэм.

По его лицу проскользнула грустная улыбка, и он пальцем легонько нажал на кончик ее носика:

– Если ты, Рина, еще не забыла, то я никогда не был склонен к тому, чтобы говорить тебе неправду. Ты права, рядом с Диной, кроме как о ней, ни о чем другом не думаешь. Но она не в состоянии всегда быть со мною. И тогда… – он снова улыбнулся. – Знаешь, я часто ловил себя на мысли, что втайне жду того, что снова услышу веселый перестук твоих жизнерадостных каблучков, что кто-то шаловливо накроет мои глаза своими узкими ладошками, и тогда я снова услышу твой чудный голос…

Прикрыв глаза, он вспомнил, как подобное случалось не раз, когда он служил в Германии, когда у них с Диной было все ужасно плохо.

– Рэм, это что, признание в том, что я тебе небезразлична?

Женские глаза радостно распахнулись. Неужели, все же случилось то, на что, казалось, надежды никогда не имелось.

– Да, Рина. Ты мне, как оно выяснилось, вовсе небезразлична. Когда ты уехала из Германии, я вдруг понял, что полюбил. Чувство пришло, и я не знал, что мне с ним делать. Я не стал бороться с ним, – Рэм ласково дотронулся до ее губ и провел по ним пальцем. – Я просто спрятал его глубоко внутри себя и изредка, когда мне никто не мог помешать в этом, извлекал его оттуда и заново переживал все то, что было между нами. Может, кто-то и посчитает меня ненормальным, но это меня нисколько не волнует. Это мое собственное, глубоко личное…

Рэм машинально потер скулу. Ему всегда казалось, что именно там оно навеки и останется. Если бы не нежданная и негаданная встреча с его прошлым, и горьким, и сладким одновременно.

– А Дина знает? Она что-нибудь спрашивала обо мне?

– Дина?.. Нет, – он неопределенно пожал плечами. – Она никогда не интересовалась именем той, с кем я в Германии жил до нее. Мне всегда казалось, что она намного старательнее, чем я сам, обходит тот вопрос десятой стороной. Сам не знаю почему, но это так…

Неожиданный вздох вырвался из женской груди. Чего в нем было больше: огорчения, сожаления или же тихой радости? О чем задумались чудные глазки, укрывшись дымчатой пленкой? Глядя в них, Рэм молчал, ожидая очередного вопроса, который долго ждать себя не заставил.

– У вас, Рэм, с ней все хорошо? – сероватые глаза-озера очистились от хмари и засияли в тревожном ожидании.

В ее душе затеплилась надежда. А вдруг, а вдруг… И тогда, тогда…

– Да, Рина. Ты же знаешь, что она прекрасный человек.

Согласно кивнув, Марина снова вздохнула:

– Знаю. Поэтому я ей, как только узнала, что у вас родилась дочь, и уступила. Живя со мною, ты бы скоренько проклял и меня, и себя…

– А ты, девочка, изменилась… – негромко произнес мужчина.

Пока суд да дело, мужские чуткие глаза и пальцы замечали все.

– Я стала некрасивой и больше тебе не нравлюсь?

В заданном вопросе, кажется, было чуть каприза. Немного кокетства примешалось в нем. И присутствовало еще что-то неясное.

– Нет, почему же, – он широко улыбнулся. – Ты стала женственнее. У тебя в жизни, Рина, было большое потрясение. Возможно, оно связано со мной. Прости меня, Рина, если это, действительно, так. Но ты сумела пережить все. В твоих глазах я не увидел следов боли, тоски и печали. Они у тебя играют всеми жизненными красками. Не думаю, что то лишь следствие того, что я рядом с тобой. В тебе нет гнетущей неуверенности. Значит, дела у тебя складываются, в общем-то, неплохо…

И Рэм чувствовал, что все это несказанно его радует. Намного было бы хуже, если б дела у Рины складывались бы не столь хорошо. Тогда его вина во всем произошедшем только удвоилась бы или утроилась б.

– Хотя отсутствие постоянного мужского внимания чувствуется…

В этом он не мог ошибиться. Об этом говорило, громко кричало ее тело, бесстыдно раскрывшее перед ним всю свою неудовлетворенность.

– Да, – женщина целиком подтвердила его предположения, – тут ты прав. У меня страшно-страшно давно не было мужчины.

Найдя ее руку, Рэм прикоснулся губами к тоненьким пальчикам, заодно прикрыл от женщины свой взгляд и тихо произнес:

– Я тебе как-то говорил, может, еще помнишь, что тебе следовало бы завести себе близкого друга.

– Зачем? – Марина удивленно улыбнулась. – У меня есть ты. Ты же мне друг? Нет, ты скажи мне, скажи…

Совершенно не понимая, куда она клонит, мужчина неопределенно пожал озадаченными плечами:

– Друг…

– И ты мне больше, чем друг?

Окинув ироничным взглядом разобранную постель, Рэм, конечно же, был вынужден подтвердить:

– Выходит, что больше…

– Ну вот! Зачем же мне еще кто-то?

Рэм крепко-крепко зажмурился. Боже, в нем все содрогнулось. Она совсем не понимает того, о чем он толкует. Или же она искусно ведет неведомую, пока нисколько непонятную ему игру? Чего она добивается? Ах, Рина-Рина…

– Рина, девочка, но я далеко от тебя. Что толку от далекого друга?

И снова его щедро одарили лукаво загадочной улыбкой:

– Да, ты прав, конечно. Тепла от тебя, как от луны. Но даже мысль о тебе согревает мою душу. Мне этого вполне пока достаточно. Пока…

Глядя на Рину, мужчина хмыкнул. Его-то все равно на мякине не провести. Он давно уже не мальчик и кое-что в этой жизни пока еще понимает, и кое в чем неплохо разбирается. Особенно в женских глазах.

– Может, это и не мое дело, но у тебя, Рина, все-таки кто-то есть. Ты не похожа на одинокую по всем статьям женщину. Признайся…

Вспыхнули ярким огоньком женские глазки, которые он смог столь верно просчитать, и предусмотрительно поспешили уйти в сторону:

– Рэм, я бы пока не хотела касаться этой темы.

– Значат ли эти твои слова, что мне следует скромно замолкнуть? – прикрыв свой рот широкой ладонью, Рэм озорно подмигнул.

Если ей неприятно, то он оставит все свои наблюдения при себе. Только, насколько он еще помнит, Рина всегда обожала послушать его.