Корабль в пустоте - Андрей Венедиктович Воронцов

недоверием относился к активным поискам наших корней в далекой древности, а вот почитал, послушал вас и вижу – не так всё просто.

– Самое пикантное, что вовсе не мы начали поиски этих корней! Такова была европейская историография вплоть до появления «норманистов»! Помню, на одном «круглом столе» по истории немецкий профессор, злобный такой дяденька, говорит: «Вы фальсифицировали свою историю еще в семнадцатом веке, когда архимандрит Иннокентий Гизель написал о могильщике Римской империи Одоакре: «князь некий славеноросский Одонацер»! Славеноросский! В пятом веке! Как вам это нравится?» «Позвольте, – возразил ему я, – Иннокентий Гизель всего лишь перевел то, что написали вы!» «Как это?» «А кто выбил на плите: “Odoacer rex rhutenorum”, «Одоакр, царь рутенов», в древней пещерной церкви в Зальцбурге, на том месте, где Одоакр сбросил со скалы полсотни священников и монахов? Архимандрит Иннокентий? И разве мы писали, начиная с десятого века, что русы – потомки библейского народа росс? А теперь нам об этом и вспоминать нельзя?». Сразу заткнулся, побагровел, сидит, моргает.

– А кто это написал – о народе росс?

– Византийский хронист Лев Диакон в своей «Истории».

– Вы думаете, это правда?

– Не знаю, – но более поздние историки, например, немец Моземан-Фаброниус и курляндец Рейтенфельс, утверждали, что правда.

Батюшка припарковался у кладбищенских ворот, покачал головой.

– Наша история – это бездна. Лучше не заглядывать, а то голова закружится. Знаете, некоторые начитанные прихожане спрашивают у меня: батюшка, если, по Нестору-летописцу, прародителем славян является сын Ноя Иафет, то мы, получается, произошли от евреев? И смех, и грех. Я отвечаю: считайте, как хотите: в любом случае все произошли от Адама.

– Да, но ведь, согласно Библии, еще не было ни евреев, ни других народов, когда родились Сим, Хам и Иафет, а был «на всей земле… один народ, и один у всех язык».

– Книга Бытие, глава одиннадцать, стих первый – шестой.

– Совершенно верно. Завидую такой памяти! Я еще могу вспомнить цитату, а уж номер главы и стиха – дудки. Родоначальником евреев всегда считался праправнук Сима Евер. «Сыны Еверовы» – сказано о евреях в той же Книге Бытие…

– Глава десятая, стих двадцать первый…

– … а Евер появился на свет через несколько поколений после Иафета. Стало быть, евреи – отдельная ветвь потомков Ноя.

Мы вышли из машины. «Рено» остановился в метрах двадцати от нас. Я был рад, что отец Константин затеял этот разговор об этруссках и венетах, а не стал, например, спрашивать, что случилось со мной вчера, после нашего разговора. Лучше показать ему сначала могилу Минцловой, а потом поведать о Лилу и Кирове в зеркале.

Кладбище не казалось таким мрачным, как вчера в сумерках. В свежей, не запыленной еще листве наперебой цвирикали птицы. На могильных цветниках сияли, как пасхальные яйца, красные, белые, желтые головки тюльпанов. Золотой купол часовни весело блистал в омытой солнцем синеве. Над ротондочкой здания слева от ворот столь же весело, белыми буквами по синему, входящих приветствовала вывеска «Колумбарий», которую вчера я не заметил впотьмах.

– «В огне этом, о, истлей, В огне этом тот и оный», – саркастически процитировал священник, отвернулся от колумбария и положил поклон на часовенный крест. – Христос пришел в мир более двух тысяч лет назад, а язычников, похоже, меньше не стало. Куда дальше? Имейте ввиду, что мне здесь находиться долго нежелательно, а то батюшка, что служит панихиды в этой часовне, подумает, что я пришел у него хлеб отбивать.

– Как-то у вас всё непросто.

– Зато у вас всё просто: чтобы здесь похоронить кого-то, нужно выложить целое состояние. Помереть выходит дороже, чем жить. Вот люди и жгут своих близких.

– Собственно, мы пришли, вот нужная нам могила. Почитайте, что написано на плите, – я указал подрагивающим перстом на надгробье Минцловой.

Отец Константин подошел и прочитал:

– «Минская Анна Родионовна». А кто это? Да упокоится с миром, если крещена.

– Какая Минская? Минцлова Анна Рудольфовна! – Я подошел ближе и прочитал на плите вслед за батюшкой: «Минская Анна Родионовна. 1865–1942». – Позвольте, как же это?.. – Я был совершенно ошеломлен.

– Минцлова? Это та, о которой я вчера рассказывал? С чего вы взяли, что она здесь похоронена?

– Я прочитал вчера на плите, – упавшим голосом сказал я. – Правда, было уже темновато…

– А кто вам сказал, что это ее могила? Та женщина, с которой вы приехали?

– Нет, она хотела показать мне нечто, связанное, как я понял, с загадкой исчезновения этрускологов. Но не сообщила, что. А когда я вышел из ее машины, она вдруг развернулась и уехала. Я пошел сюда и…

Я чувствовал, что объясняюсь на манер булгаковского Бездомного в психбольнице и понимал, что отец Константин имеет все основания считать точно так же. Но он, к моему удивлению, сделал другой вывод:

– Очень похоже на бесовское наваждение. Это они так с нами играются. Я-то уж знаю, наслышался подобных вещей на исповеди. – Он задумался. – Тут важно понять, что лукавому нужно от всех вас. Он ведь не просто так цепляется, а за какое-то ваше слабое место.

Тем временем в воротах замаячили Набыченный и его напарник – высокий худой мужчина в солнцезащитных очках. Бросив на нас быстрые взгляды, они с таким деланным вниманием стали изучать прейскурант колумбария, будто подумывали стать его клиентами.

– Батюшка, давайте поговорим в машине, – шепнул я. – Вон те двое – посмотрите, пожалуйста, не оборачиваясь, – из ФСБ, следят за мной от самой гостиницы. Думаю, не нужно им слышать, о чем мы говорим.

– Вот как? Да они, небось, давно прицепили вам «жучка», – тоже шепотом, покосившись на агентов, предположил отец Константин.

– Прицепили, конечно, да я отцепил.

– О, я вижу, вас голыми руками не возьмешь.

Мы вернулись к «ладе». В воротах я оглянулся на «хвост»: Худой снимал на смартфон надгробную плиту г-жи Минской, а Набыченный что-то высматривал внизу – наверное, на предмет тайника. Прежде чем сесть в машину, я обошел ее кругом, внимательно исследовав окна: именно на них, я слышал, крепят «жучки» в расчете на голосовую вибрацию внутри салона. И точно – в уголке лобового стекла скромно пристроился зеленый древесный клоп. Я снял его, на что он, обычно легкий на подъем, совершенно не отреагировал, зато в пузе замигало оранжевым. Я осмотрелся и посадил железного клопа на пятнистый ствол платана у ворот.

– Неужели снова «жучок»? – нахмурился батюшка, когда я сел к нему.

– Да, теперь в виде древесного клопа. Прошлый раз была божья коровка. Видимо, у них на вооружении сейчас энтомологическая серия.

Агенты, между тем, боясь нас потерять, быстрым шагом вышли из ворот и поспешили