Мировой Ворон - Смит Э. Дж.

Внезапно на Нанона нахлынула печаль. Он столкнулся со слугой джеккана, отправился за пределы мира и был слишком занят, чтобы подумать о своих павших собратьях, но сейчас его охватили воспоминания. В Фелле погибла тысяча доккальфаров, а может, и больше. Они по своей воле вошли в Теневое Пламя и обратились в пепел. И сколько бы побед Нанон ни одержал в будущем, он не сможет вернуть Стражей Фелла к жизни.

— Думаю, я понял, почему так хотел снова увидеть Темные Глубины… это место — единственное на моей памяти, где я еще не участвовал в Долгой Войне. Но я не помню, чтобы здесь у меня были друзья.

— Дружба для тебя очень важна, да? — спросил ворон.

Нанон улыбнулся — человеческое выражение, которое на лице доккальфара говорило о многом.

— Только благодаря дружбе я остался на землях людей. Только из–за нее я жалею, что не попал туда раньше, в более молодом возрасте. Я столько времени потерял в Имрии и в глубинах Нар Скопиана. Я провел по меньшей мере сотню лет в Диких Краях Мордии. Но пока я не попал в Тор Фунвейр, друзей у меня не было.

— Многие из них мертвы, — заметил Корвус, страдальчески опустив клюв.

— Верно, — согласился Нанон, вспоминая друзей, потерянных им за века, проведенные вместе с людьми. Он очень хотел вспомнить каждого из них. Кто–то умер от старости в преклонных годах, кто–то — от лезвия меча, другие — от болезней и моровых поветрий. Тир Диус, Далиан Охотник на Воров, Рам Джас Рами — всего лишь самые свежие потери в его списке. Возможно, к ним стоит отнести и лорда Бромви, и Кейла Гленвуда. Вообще–то Нанон не был уверен, что на землях людей у него из друзей хоть кто–то остался в живых.

— Кар!

Нанон встал и размял спину. Она не болела, но ему казалось, что она должна ныть, ведь стычка в Фелле измотала его.

Серый балахон из шерсти казался незнакомым. Насколько Нанон себя помнил, он никогда не носил таких одежд. Через тонкую шерсть свободного одеяния вольно гулял ветер, оно разительно отличалось от той одежды из плотной ткани зеленого и черного цвета, которую он обычно носил в землях людей. Среди людей разумнее всего было одеваться так же, как они, хоть Тир и не смог отказаться от любимого кожаного доспеха и носил его под рубахой из ткани. Благодаря доспехам телосложение у него казалось более крепким, больше похожим на человеческое.

— Почему ты прячешь свой истинный облик? — спросил Корвус. — Даже здесь, где форма и пустота едины и равны.

— Привычка, я не делаю это сознательно, — ответил Нанон. — Даже в Фелле сбросить привычную внешность оказалось тяжелее, чем я думал. Но с ростом в десять футов и горящими черным огнем глазами нелегко завести друзей среди людей.

— Давай я тебе кое–что покажу, — произнес Корвус, внезапно с восторгом задрав вверх клюв. — Это тебе поможет.

— Поможет вернуть к жизни моих друзей или остановит Витара Лота до того, как он поведет в огонь Стражей Фелла?

— Ты сам знаешь ответ, — сказал ворон.

— Тогда ничего из того, что ты мне покажешь, мне не поможет.

— По меньшей мере один из твоих друзей не хочет возвращаться к жизни — потому что его путешествие продолжается и после смерти.

Нанон наклонил голову.

— Ты говоришь о Далиане.

— Да, о каресианце. У него особое место в ордене Джаа. Мы не знаем точно, способен ли Огненный Гигант на какие–либо чувства, но, похоже, Охотник на Воров ему нравится.

— Я рад это слышать, — произнес Нанон без тени улыбки. — И я уверен, что он тоже рад — насколько жалкий старый козел вообще способен радоваться.

— Ты говоришь о нем так, как люди говорят о старых друзьях, — заметил Корвус.

Нанон чуть улыбнулся.

— Я всегда завидовал острому языку Рам Джаса. Я научился только подражать ему, не более.

— Посмотри на небо, Тир Нанон. И увидишь, какие испытания выдерживает один из твоих друзей.

Доккальфар поднял взгляд, и перед ним предстали бездонные слои света. Во все стороны простирались миллиарды различных миров, разворачиваясь, будто плотно свернутые листы тончайшего пергамента. Перед его взором мелькали башни, горы, странные здания, построенные не из камня, дерева или металла, жизнь и смерть во всех их проявлениях являлись перед ним вопреки простым и естественным законам материального мира.

— Если я буду смотреть слишком долго, я сойду с ума?

— Нет. Просто сфокусируй взгляд чуть дальше кончика носа и измени восприятие.

Нанон продолжал смотреть, позволив своему древнему зрению достичь такой дали, куда никогда раньше не осмелился бы заглянуть, он наблюдал за реальностями, не позволяя себе погрузиться ни в одну из них. Он чувствовал себя так, будто пользуется новой частью своего разума или, возможно, новыми глазными нервами, пробужденными Корвусом и Мировым Вороном.

Затем взгляд его задержался, переместился с бесконечности неба на плато огня и раскаленных камней. Ноздри его заполнил запах серы и пепла, воздух искрился от мощной энергии, вокруг сверкали разряды молний. Именно этот мир — возможно, чертоги какого–то божества — привлек его внимание.

— Где это? — спросил Нанон, наблюдая за фонтанами огня, которые поднимались от скал, языки пламени танцевали в воздухе.

— Дальше, чем солнце, что согревает твой мир, — ответил Корвус — теперь от него остался лишь голос в голове Тира.

— Погоди–ка, я что–то вижу! — воскликнул Нанон, сосредоточив взгляд на цепочке острых, раскаленных докрасна скал. Одна деталь привлекла его внимание. Узкая черная щель, через которую периодически вырывалось пламя. — Что это?

— Ноздря, — просто ответил Корвус, и плато пришло в движение.

Все пространство до самого горизонта поднялось и потрескалось, будто каменная кожа, превращаясь в морду удивительного чудовища. Остального Нанон не видел. Смотреть на тело твари с ее морды было все равно что глядеть сквозь туман с одного берега моря на другой. Если форму и удавалось узнать, то отдельные детали терялись в глубине пустоты. Даже большая часть головы скрывалась за скалами, такими огромными, что на землях людей их посчитали бы горами.

— Что это?

— Сюда притянуло именно тебя, — ответил Корвус. — И это должно тебе о чем–то сказать.

Нанон все так же глядел на ноздрю, пытаясь осознать ее чудовищные размеры. Если бы он смог отдалиться от существа и посмотреть на выражение его морды, ему почему–то казалось, он увидел бы на нем досаду — будто у Гиганта что–то зудело, а он не мог даже почесаться, или грусть, потому что он не может дотянуться туда, куда хочет. Нанон сочувствовал существу, хоть и сам не знал почему. У него просто возникло такое ощущение, неожиданное и странное, будто он разделяет чувства Гиганта. Великого Огненного Гиганта, Джаа.

— Не грусти, друг мой, — прошептал Нанон. — Ты еще не потерял свою силу. Такое могущественное древнее существо не должно грустить. Твоя тень все еще жива.

Он чувствовал Далиана: тот питался крохами силы Гиганта, скорее всего, чтобы поддерживать свое существование, пока ищет избранника своего бога. Но это совершенно точно был Далиан. Вопреки впечатлению, сложившемуся у Нанона, когда он посещал его в последний раз в клетке подземной темницы Ро Вейра, путь Охотника на Воров еще не завершился. Бог, которому он поклонялся, заметил его служение, его великую веру и благочестие и захотел сохранить их. В свое время тень Далиана ждут великие деяния. И даже когда рухнет мир, Далиан Охотник на Воров по–прежнему продолжит биться, пока для него еще будут существовать битвы. И на опустевшем поле боя, среди погибших и умирающих, Далиан станет бороться за надежду для своего народа и своего бога до самого конца.

— Как же я рад снова встретиться с тобой, каресианец! Хотя мы не сможем с тобой говорить, знай — я всегда буду твоим другом.

— Нам пора, — сказал Корвус. — Если великий Огненный Гигант заметит нас, наша судьба будет в его руках.

— Мне не хотелось бы показаться невежливым, — ответил Нанон и почувствовал, что на глаза набегают слезы. — Если бы мы только подошли ближе, воочию увидели великолепие огненных чертогов! Я бы с радостью удалился в вечность, зная, какая величественная картина запечатлена в моей памяти.