Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции. - Михаил Пантелеев

В начале февраля 1934 года Франция стала ареной мощных политических столкновений. Детонатором послужило «дело Ставиского». Этот аферист организовал выпуск облигаций Муниципального кредитного общества города Байонны под залог хранившихся там драгоценностей, которые позже заменил подделками. В конце 1933 года обман раскрылся. Кредитное общество обанкротилось, а Ставиский 8 января был найден мертвым. Власти официально сообщили, что Александр Ставиский покончил жизнь самоубийством выстрелом из револьвера, однако многие были убеждены, что афериста «убрали» из боязни разоблачений его вчерашние покровители из высшего света.

Действительно, обнаружилось, что А. Ставиский пользовался поддержкой многих в палате депутатов, в деле оказались замешаны 3 министра из правительства радикала Камилла Шотана. Эти факты спровоцировали взрыв антипарламентаризма. Несмотря на то что 28 января правительство К. Щотана подало в отставку, ультранационалистические лиги, манипулируя лозунгом «Долой воров», призвали всех недовольных выйти на улицу, чтобы не допустить формирования нового радикального кабинета под руководством Эдуарда Даладье. 5 февраля 2000 сторонников крайне правых митинговали на улицах Парижа. На другой день, 6 февраля, когда обсуждалась программа правительстйа Э. Даладье, ультра собрали уже более 20 000 человек. Манифестанты пытались ворваться в парламент и, когда полиция преградила им путь, стали забрасывать ее булыжниками и кусками асфальта. Вечером полиция вынуждена была открыть огонь, что позволило отбить атаку. Итогом столкновений стали 17 убитых и 2300 раненых, в том числе около 1600 полицейских. Просуществовав всего 9 дней, правительство Э. Даладье ушло в отставку, хотя и получило большинство голосов в палате депутатов. Бывший президент Французской республики Гастон Думерг сформировал правительство «национальной концентрации» с четко правыми ориентирами. Это был несомненный, хотя и неполный успех ультранационалистов.

В февральские дни французская компартия занимала далеко не однозначную позицию. С одной стороны, она продолжала на страницах своего центрального органа, газеты «Юманите», атаковать правительство «буржуазной демократии» Эдуарда Даладье, с другой — вплоть до 8 февраля она ограничивалась тем, что «рекомендовала готовиться (выделено мной. — М. П.) к контрманифестациям против фашистских организаций»[104], предоставляя инициативу прокоммунистической «Республиканской ассоциации бывших фронтовиков». В то же время ФКП, следуя установкам XIII пленума ИККИ, отвергала любые формы совместных действий с социалистической партией. Только 8 февраля Центральный Комитет ФКП призвал трудящихся провести 9 февраля по всей стране демонстрацию с целью «сбить фашистскую волну». Когда же руководство коммунистов узнало, что соцпартия и контролируемый ей профсоюзный центр Всеобщая конфедерация труда наметили на 12 февраля собственную демонстрацию, оно решило поддержать и эту акцию протеста. Однако «Юманите» не преминула выразить уверенность, что «рабочий класс осудит и отвергнет с отвращением социалистических вождей, имеющих цинизм и смелость утверждать, что они вовлекают рабочих в борьбу против фашизма под пение Марсельезы и Интернационала».

Демонстрация 9 февраля была запрещена правительством Г. Думерга. Социалистическая партия призвала трудящихся в этот день не выходить на улицы, дабы избежать столкновений с полицией и не распылять силы. Все же в Париже около 50 000 человек приняло участие в манифестациях. Полиция стреляла в толпу, в результате чего погибло 9 человек. 1214 манифестантов были арестованы.

12 февраля по всей стране прекратили работу 4,5 млн. человек, а на улицы Парижа вышли свыше 150 000 манифестантов. Под крики «Единство! Единство! Фашизм не пройдет!» социалисты и коммунисты сливались в совместные колонны. Успех демонстрации был очевиден.

События во Франции обсуждались в Москве на заседании Президиума ИККИ 17 февраля. От руководства ФКП доклад делал Гастон Монмуссо. Он дал исключительно позитивную оценку деятельности ФКП, заявив, что коммунисты поступили правильно как организовав сепаратную демонстрацию 9 февраля, так и поддержав выступления 12 февраля. При этом он утверждал, что лидеры реформистских профсоюзов и социалистов приняли решение возглавить «движение масс с целью заставить буржуазию продолжать пользоваться их поддержкой». Но главное, Гастон Монмуссо обошел молчанием сомнительную пассивность коммунистического руководства вплоть до вечера 7 февраля. Выступивший затем И. П. Степанов полностью поддержал Г. Монмуссо. «Без демонстрации 9 февраля мы едва бы имели грандиозную всеобщую забастовку 12 февраля. По всей вероятности, и очень возможно, что демонстрация 9 февраля заставила, вынудила социалистов и вождей Всеобщей конфедерации труда пойти на маневр, потому что Недовольство снизу, возмущение в рабочих массах, их готовность… идти на единый фронт борьбы против фашизма представляют очень опасное явление для социалистической партии и вождей реформистской конфедерации труда, — сказал он и заключил: — Было бы правильно, если бы Президиум вынес решение: в общем и целом считать правильной тактическую линию и деятельность компартии…»[105] До появления первых признаков «кристаллизации» идеи антифашистского союза левых сил Оставалось еще три месяца.

9 января 1937 года под видом бельгийского гражданина Бернара Пьера И. П. Степанов был вновь послан в Испанию. Здесь он работал под псевдонимом Морено. Испанский социалист Хусто Мартинес Амутио запомнил его как человека, «всегда одетого в гражданское, с элегантными манерами, неизменно динамичного и внушающего уважение, выглядевшего надменным и авторитарным»[106].

8 февраля итальянские войска без боя заняли андалузский город Малагу, причем солдаты местного гарнизона вместе со штабом перешли на сторону франкистов, а республиканская милиция попросту разбежалась.

После этого события ИККИ принял решение о необходимости замены председателя республиканского правительства социалиста Франсиско Ларго Кабальеро на другого социалиста, Хуана Негрйна, занимавшего пост министра финансов. Бывавший в Советском Союзе и способный объясниться по-русски, он оценивался как фигура, лояльная курсу коммунистов. Разведчик-невозвращенец Вальтер Кривицкий в своей книге дал, в общем-то, верную характеристику кремлевской креатуре: «Что касается Хуана Негрина, то он принадлежал по всем своим свойствам к породе политиков-бюрократов. Хотя и профессор, он был деловым человеком и выглядел типичным бизнесменом. Вообще он представлял собою вполне подходящего для Сталина человека. Подобно генералу Миахе, он хорошо выглядел бы в Париже, Лондоне или в Женеве. Он способен был произвести хорошее впечатление на внешний мир, продемонстрировав перед ним «солидный» и «добропорядочный» характер дела, которое отстаивала Испанская республика. Женат он был на русской и к тому же, как человек практичный во всех отношение ях, приветствовал чистку испанского общества от «смутьянов», «паникеров», «неконтролируемых» элементов, чья бы рука ни проводила эту чистку, пусть даже чужая рука Сталина.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});