Сонные глазки и пижама в лягушечку - Том Роббинс

Мотая головой по подушке, вы почувствовали боль в шее – и слава богу, потому что мысль о боли вышибла машинку Ларри Даймонда за ограду мотодрома, а несколько секунд спустя ее саму – бабах! – долбанула следующая мысль.

А на часах уже шесть, и ваши веки тяжелы, как резиновые бамперы, но коробка передач, разболтанная мыслями о работе, громыхает слишком сильно, чтобы можно было уснуть. И вот вы спрыгиваете с кровати и шлепаете к окну – и с легким удивлением обнаруживаете, что дожди вернулись.

6:16

Дожди вернулись. Отлетевшее небо подтянулось к земле, словно на резинке, и горные вершины пропороли ему мочевой пузырь. Ваше здание облеплено чем-то серым, мокрым и мягким – можно подумать, что его переваривает гигантский моллюск.

В этом весь Сиэтл. Быстротечная ясная весна споткнулась, и ее обогнали затяжные дожди. Дожди сбежали со склонов Сасквочь, поднялись из болот вслед за гусями; они стучат, как тотемные зубы, и пахнут сырой кожей древних вигвамов; они сумели упростить современный город со всеми его небоскребами и электричеством: краски потускнели, колеса замедлились, пейзажи затуманились, а цивилизованный ум обратился внутрь себя, чтобы нос к носу столкнуться со спящей в душе дремучей саламандрой. Час за часом дожди будут перекрашивать веселые фасады домов, пока те не превратятся в серые скалистые пещеры, а передвижные кофейные фургончики у их подножий, эти маленькие заправочные станции, поставляющие Сиэтлу жизненную силу, засветятся под своими зонтиками, как хижины шаманов. Капли падают с каждого карниза, с каждой антенны; они блестят на оконных стеклах, на тормозных огнях машин, на неоновых вывесках. Плотный, настырный, всеизменяющий дождь сужает пропасть между природой и цивилизацией, и на дне этого ущелья шевелятся забытые желания.

Вы где-то читали, что на языке Ботсваны слово «пула» означает одновременно и «деньги», и «здравствуй». Весьма разумно! Встречаешь кого-нибудь и говоришь: «Деньги!» А он тебе в ответ: «Деньги!» Замечательная форма приветствия, искренняя и деловая. Упоминалось также, что «пула» иногда означает «дождь». Тоже неплохо. Денежки падают с небес. Ботсванские старожилы знают, что будет дождь, потому что у них начинает ломить кошельки. Глядя на нотную грамоту дождя, вы пытаетесь представить, что это деньги водопадом сыплются на землю, однако воображению мешает мысль о разорившихся бизнесменах, которые в этот момент прячутся от непогоды под мостами и картонками. Может, сущность денег лучше передается словом «алоха»? Внутри каждого «здравствуй» прячется свое «прощай».

Что до дождя, то он полностью соответствует двусмысленности слова «алоха». С одной стороны, он защищает гораздо надежнее, чем кажущееся любвеобильным солнце: приглушает сияние монстра, гасит пламя дракона. И в то же время в мареве дождя, как в карманах утопленника, могут скрываться запрещенные опиаты и ржавые ножи.

Вы готовите кофе, надеваете халат – вместе с дождями пришла прохлада – и возвращаетесь к окну. Андрэ боится воды, думаете вы. Может, дождь загонит чертову скотину домой? Увы, вместо Андрэ возвращаются давно забытые желания, много лет назад уступившие место финансовым целям.

– «Сирс», «Филип Моррис», «Мерик», «Дженерал электрик»… – затягиваете вы. Но волшебные слова бессильны против дождя.

9:10

Кью-Джо Хаффингтон обожает дождь. Она уверена, что сиэтлская погода – это подарок, божье благословение. Блаженны те, кто здесь живет, блаженны маленькие грибы, растущие в этой погоде. Кью-Джо твердит, что северо-восточные дожди не только питают, но и освежают, освящают, очищают, – и это несмотря на то, что она знакома с результатами исследований, обнаруживших в дождевой воде кислоту. С вашей точки зрения такая непоследовательность лишний раз доказывает склонность подруги к самообману, хотя следует признать, что даже в святой воде, которой крестят младенцев, кишмя кишат микробы, под микроскопом похожие на злобных адских чудовищ, однако это вовсе не мешает доброму делу.

Приход дождей, конец периода засушья – одно из немногих событий, способных поднять Кью-Джо с кровати в девять утра. Вы надеетесь, что сегодня так и произошло – дожди вытащили подругу из потных гадких простыней, в которых она, вне всяких сомнений, радостно барахталась всю ночь. Вера в ее благополучное возвращение столь сильна, что вы даже присаживаетесь за компьютер – в надежде, что испарения аммония ублажили финансовых богов.

Братство богатых, в ряды которого вас крайне возмутительным и несправедливым образом не допускают, продолжает в один голос заверять, что насильственное усекновение налога на увеличение рыночной стоимости капитала послужит электрошоком для коматозной экономики, хотя Сол Финкельштейн со товарищи полагает, что такая процедура лишь углубит рвы вокруг замков. Прошли те времена, когда уменьшение федеральных процентных ставок могло стимулировать ссуды, а следовательно, и покупательную способность; в наши дни эти дешевые приемчики, подобно трюкам скрюченного артритом факира, способны обмануть лишь самых близоруких зрителей.

Есть еще другие – большей частью маргиналы и невежды, обвиняющие во всем дефицит бюджета. Но посвященные вроде вас прекрасно знают, что казначейство может просто напечатать побольше денег – милая картина, от которой тянет прослезиться, – и от бюджетного дефицита не останется и следа. В этой бочке зеленого меда есть, однако, ложка дегтя: старые добрые купюры обесценятся, рвы вокруг роскошных замков сузятся, и самые прыткие зайчики из среднего класса (к числу которых вы, перебирая мускулистыми ножками, скромно относите и себя) запросто смогут их перескочить; а поскольку монетный двор расположен по ту сторону рва, на стороне богатых, на такой расклад можно не надеяться.

Гораздо более серьезная проблема – американская склонность к игре на понижение. Уж сколько раз конгресс и президент пытались восстановить равновесие рынка, но все попытки неизбежно сводились к скипидарной инъекции в задницу того или иного избирательного сектора; между тем ни для кого, даже для безнадежно наивных, давно не секрет, что политики гораздо больше заинтересованы в переизбрании, чем в спасении нации. Те «американцы», которые действительно имеют какую-то власть, уже много десятилетий назад стали космополитами, и на национальные беды им наплевать. И поделом! Да, хорошо бы иметь в Тоскане тихую виллу, на которой можно отсидеться! Или на Багамах… Где угодно, только не в Тимбукту. Интересно, для чего профессиональному финансисту понадобилось забираться в такую дыру? Поймав себя на этой мысли, вы мотаете головой: боже, неужели нельзя обойтись без ссылок на Ларри Даймонда? Не выдержав тряски, один волосок (седой, разумеется) срывается и падает на клавиатуру, как мертвый змееныш Медузы Горгоны, перечеркнув буквы A, S, D и F.

Пора признать: вам одной не по карману тихое убежище в зарубежном раю. А Белфорда Данна черта с два уговоришь покинуть родину в час беды. Так какой же остается выход, если принять во внимание несостоятельность, несвоевременность и недостаточность всех вышеперечисленных мер? Только один: новая война.

А почему бы нет? Вы набиваете «война» на клавиатуре (смахнув при этом падший волосок) и смотрите, как зловещее слово горит на экране тревожным фосфоресцирующим огнем. Всем известно, что принципы военной экономики действуют на территории Соединенных Штатов с 1941 года. Так уж получилось, что, когда закончилась Вторая мировая война, многие испугались повторения Великой Депрессии, а некоторые считали, что милитаризация послужит отличным инструментом контроля масс и зарубежных конкурентов, и поэтому вместо того, чтобы перековать мечи на орала, мы изобрели очередного врага – измотанный, обнищавший и «безбожный» Советский Союз – и бросили все силы на изготовление новых мечей. Этот исторический урок, кстати, преподал вам отец при поддержке своих обкуренных приятелей-радикалов, а значит, и относиться к нему нужно соответственно. Однако сегодня утром вы помимо воли находите в нем зерна истины. Никто не станет отрицать, что наше общество, помешанное на национальной безопасности, опирающееся на неутомимую работу военно-промышленного комплекса, достигло процветания. Но лишь на время. Милитаризированная экономика, тянущая деньги из налогоплательщиков, словно тысячефутовый подросток, высасывающий жирный молочный коктейль, в мирное время не может преуспевать вечно. Постепенно упала производительность, а вслед за ней и конкурентоспособность промышленного сектора, что привело к снижению заработков и уровня жизни, и все невоенные, плохо финансируемые отрасли, такие как образование, здравоохранение и защита окружающей среды, приказали долго жить. Тем временем поверженные враги, Германия и Япония, наплевали на вооружение, сосредоточились на производстве мирной продукции и начали обставлять Америку во всех областях, от банков до заводов, что и продолжают делать до сих пор, несмотря на собственные сбои в начале девяностых. Этого тоже никто не станет отрицать. Быть может, в будущем нам удастся сместить акцент с военного сектора на гражданский и догнать лидеров гонки. Но это в будущем. А сейчас рынок лежит в луже крови, а ваш «порше» прячется в кустах от сборщиков платежей. Сейчас единственное, что в состоянии помочь коматозному больному – это еще одна ампула войны.