Сонные глазки и пижама в лягушечку - Том Роббинс

Свернув на боковую улицу, вы замечаете в центре квартала большое скопление народа и рефлекторно нажимаете на тормоз, чтобы сдать назад, на Вторую авеню. Однако, приглядевшись, успокаиваетесь: люди одеты в дорогую стильную кожу и стоят в очереди перед бархатным канатом, натянутым между золочеными столбиками. Вы тихонько подаете вперед. Ни транспарантов, ни неоновых знаков. Скромная бронзовая табличка на дверях сообщает, что это заведение – ночной клуб «Женский луч». Робот, похожий на Марселя Дюшана, с дымящей сигаретой в резиновых губах, запускает посетителей по одному, придирчиво осматривая их лица и одежду, отсеивая неряшливых, несостоятельных и неспокойных. Правильно, так и надо! В восьмидесятые такой порядок был нормой. А сейчас клубы и рестораны пришли на грань разорения, и посетителей буквально затаскивают с улицы за шиворот. Марсель (здорово его запрограммировали!) отрывает дверь, чтобы впустить экстравагантную пару, одетую в одинаковые костюмы из розовой змеиной кожи. На короткий миг перед вами мелькает переполненный зал и освещенная сцена, где, обхватив барабаны обезьяньим филиппинским захватом, сидит ваш отец – типичная, тысячи раз виденная поза. Прежде чем стальная дверь захлопывается, до вас долетает несколько знакомых строф:

Цепко зажав под мышкуБольшого плюшевого мишку,Приз с карнавала лживой любви,Я забираюсь в фургончик Смерти,Повинуясь гипнозу щекотки,И лакричных липких леденцов.

Да уж, памятный стишок, называется «Ежедневный неудачник». Мать написала его как раз перед тем, как сигануть с моста Авроры.

Вы медлите, надеясь еще раз взглянуть на отца, но сзади нетерпеливо бибикает длинный лимузин. Приходится уехать.

23:22

«Повинуясь гипнозу» пробудившихся дочерних чувств, вы могли бы по пути домой проехать мимо моста Авроры. Но это большой крюк, и к тому же вы не уверены, что мать покончила с собой именно там. По правде говоря, вы вообще не знаете, каким образом она ликвидировала свои бренные активы. Единственное воспоминание, причем очень яркое, – это когда в июне (вам было двенадцать лет) мать, подражая своему поэтическому кумиру Сильвии Как-ее-там, включила духовку и сунула туда голову. К несчастью (или к счастью?), она допустила позорную оплошность. Плита была электрической.

Вместо того чтобы надышаться газом и уснуть вечно сладким сном, она лишь слегка подрумянилась и сожгла себе волосы. Воняло в квартире ужасно. Вы выбрались из кровати, чтобы посмотреть, откуда такая вонь, – и увидели, что мать стоит на коленях посреди кухни, с головой, дымящей, как паровозная труба, а отец льет на нее красное вино из кувшина. Вот такой вы ее видели в последний раз.

Ночь она провела в больнице, лечась от ожогов головы, а на следующее утро вас с братом отвезли на все лето в Окленд, к бабушке Мати. В августе мать совершила вторую попытку – на этот раз успешную. Маленькую Пипи решили избавить от подробностей.

23:35

Вы паркуете машину перед домом. Если Белфорд ожидает, что его возлюбленная будет всю ночь прочесывать Куин-Энн-Хилл в поисках чертовой обезьяны, то он полный идиот. Даже если бы не нападение, вы все равно не стали бы искать Андрэ. Только не сегодня. Завтра – другое дело.

Перед тем как войти, вы почему-то смотрите на Сириус. Сириус-А. Сириус-В невидим невооруженным глазом. Если он вообще существует. Этот тип мог вас просто дурачить. «Эй, малышка! Хочешь посмотреть моего белого карлика?» Надо будет спросить толстуху Кью, наверняка знает. Она однажды рассказала, что все тяжелые элементы во вселенной – даже те, которые входят в состав человеческого тела, – возникли в результате жуткой предсмертной агонии звездного железа. Знание, которое, по ее словам, напоминает людям о родстве с дальними галактиками. Вам ее рассказ напомнил лишь о том, что нужно принять витамины.

Разглядывание Сириуса (он и вправду яркий) не идет на пользу травмированной шее. Поднявшись по ступенькам, вы стучите в дверь Кью-Джо. Ответа нет. Что ж, пойдем к себе, проверим автоответчик. Всего одно сообщение: Белфорд звонит из аэропорта, говорит, что уже скучает. Боже, какой слабак, думаете вы, хотя и сами, честно говоря, по нему скучаете. Безумно хочется с кем-нибудь поговорить.

Повинуясь внезапному порыву, вы возвращаетесь к квартире Кью-Джо и заходите внутрь. Ничего не изменилось. Она так и не приходила. Карты по-прежнему раскинуты по столу, и тетрадка для записи клиентов все так же лежит на шифоньере… Ага, вот куда надо заглянуть – в тетрадку с клиентами! Молодчина, Гвендолин! Увы, на пятницу только одна запись: полуденный визит к британской огороднице. И небрежная памятка: «Позвонить ЛД». Очевидно, Ларри Даймонду. Но телефонного номера нет, чтоб он провалился! А если посмотреть в справочнике? Увы, тоже ничего. Может, Познер знает его телефон? А что, Познер еще не спит, он ведь сова. Впрочем, сейчас ему звонить не хочется – надо сперва произвестковать свой истончившийся панцирь.

Усевшись за столик, включив тусклую лампу в абажуре с бахромой, вы начинаете перебирать карты – сначала вяло-рассеянно, потом все более целеустремленно. Ни одна из них не подрисована, что слегка утешает, хотя загадка Номмо от этого проще не становится. Порывшись в сумочке, вы достаете злополучную карту, чтобы вернуть ее в колоду. Пусть другие ломают над ней голову. Тут и без лапчато-перепончатой звезды забот хватает. Но коснувшись карты, вы внезапно ощущаете в спине странный электрический холодок – и без всякой логической причины снова беретесь за тетрадь с записями. Вот оно, раскорячилось на предыдущей странице, словно медуза: не заметишь, пока не наступишь, зато уж если наступишь… «Пятница, девять тридцать. Ларри Даймонд. «Гремящий дом», 783-0190».

Что сказать, когда он ответит? Может, стоит изменить голос? Попросить к телефону Кью-Джо, стараясь при этом не пищать, как мышь? Всего час назад на вас было совершено нападение. Почему вы до сих пор не в кровати? Не в душе? Не в больнице? Не в полиции? Дрожа всем телом, вы нажимаете кнопки: 7, 8, 3…

В божьем эфире есть дыра, куда улетают телефонные гудки: один за другим, по пути пронзая мозг, – прямо в Шамбалу шума, чтобы слиться с хором вечности или родиться вновь, например, в виде скворчания сковородки или мычания бычка. Ну ладно, еще один гудок – и отбой. Последнее «ту-у-у» прерывается, оно скорее похоже на «туп», а следом повисают две секунды консервированной тишины, столь не похожей на старую добрую, по-деревенски свежую, натуральную тишину. И наконец, звучит записанное сообщение:

– Зачем вы звоните? Только зря время теряете. Или, может, у вас есть правильное либретто?

Помимо шока, вызванного содержанием записи, еще две вещи потрясают воображение: во-первых, на заднем плане раздается непонятный стук и грохот, а во-вторых – это тот самый голос, который вы слышали во сне.

Суббота, 7 апреля, утро

Громыхающий сыр

6:00

Как-то раз в припадке сентиментальности вы спросили Кью-Джо: сбываются ли вещие сны? «При чем здесь сны? – удивилась подруга. – Ты, наверное, имеешь в виду свои жалкие буржуазные амбиции? Сны не могут сбываться или не сбываться. Они и так часть нашей реальности».

Вы пытались думать об этом всю прошлую ночь, ворочаясь с боку на бок, мучаясь от бессонницы. Но мыслей в голове было слишком много, они толкались, точно детские машинки: не успеешь сосредоточиться на одной, как ее сзади или сбоку долбанет другая. Хотелось подумать о рынке, о стратегии выживания – на случай, если в понедельник не случится повышения, – однако на церебральном мотодроме беспрестанно суетились и стукались посторонние мысли. Например, несмотря на тщательное обследование вагины, не выявившее следов сексуального насилия, вы то и дело принимались думать о проверке на СПИД. Учитывая разгул болезни, такая проверка казалась благоразумной. А если и стыдной, то лишь отчасти. Гораздо менее, чем перспектива рассказать историю о спущенных трусиках в полиции. Кстати о полиции: не заявить ли… Нет, чепуха! Кью-Джо объявится завтра утром, к черту эту ораклиху!

Увы, забыть о ней не удавалось. Трижды за ночь вы вставали, чтобы ей позвонить, а после третьего раза заодно позвонили и Ларри Даймонду. Чуть ли не с облегчением выслушав все то же сообщение, вы, разумеется, начали думать о странном сне про либретто. И об этом дурацком слове «бозо». Судя по всему, Кью-Джо гадала Ларри Даймонду в пятницу утром, перед тем как отправиться на просмотр сувениров из Тимбукту; можно поспорить на сто акций «Майкрософта», что именно он, Ларри Даймонд, раскрасил ту карту. Но зачем? Выходит, она ему позволила! Опять же, зачем? А может, даже помогла? Зачем?…

Мотая головой по подушке, вы почувствовали боль в шее – и слава богу, потому что мысль о боли вышибла машинку Ларри Даймонда за ограду мотодрома, а несколько секунд спустя ее саму – бабах! – долбанула следующая мысль.