Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима - Гельмут Хёфлинг

Тит устроил морскую битву между «коркирейцами» и «коринфянами» и в амфитеатре Флавиев.

Домициан, все время завидуя предшественнику и брату Титу и стремясь его превзойти, приказал не только залить арену Колизея водой и устроить там сражение, но и выкопать неподалеку от Тибра новое большое озеро и окружить его трибунами для зрителей. В битве, устроенной там в 89 г., принимало участие почти столько же кораблей, сколько и в настоящем морском сражении.

Печальный итог всех этих отмеченных манией величия мероприятий подвел через сто лет после того греческий историк Дион Кассий (ок. 150–230 г. н, э.), смотревший на блистательную резню несколько в ином свете, чем бывший с императорами на дружеской ноге придворный поэт. Ведь жизнью поплатились не только все гладиаторы, но и многие зрители:

«Когда внезапно разразился ужасный дождь, сопровождавшийся сильнейшим ветром, он никому не позволил покинуть зрелище для того, чтобы переодеться, в то время как сам менял один плащ за другим. Многие простудились и умерли. Чтобы утешить людей, он приказал угощать их всю ночь напролет».

Император Траян (98-117 гг. н. э.), при котором Римская империя достигла наибольших размеров, также развлекал народ морскими сражениями. Наряду с новым амфитеатром — amphitheatrum Castrense — он повелел устроить еще одну арену для морских сражений — naumachia Vaticana — к северо-западу от воздвигнутой позднее усыпальницы Адриана (замок Ангела).

В ознаменование тысячелетия города Рима, праздновавшегося в 248 г. н. э., битву на воде устроил император Филипп Араб (244–249 гг. н. э.).

Страх перед гладиаторами

«Ведь его… Блез умертвил минувшею ночью руками своих гладиаторов, которых он держит и вооружает на погибель нам, воинам. Отвечай, Блез, куда ты выбросил труп? Ведь даже враги, и те не отказывают в погребении павшим. Когда я утолю мою скорбь поцелуями и слезами, прикажи умертвить и меня».

Об этих тяжких обвинениях, брошенных подстрекателем Вибуленом, сообщает нам Тацит в своих «Анналах». Эпизод разворачивался на фоне опасного мятежа трех расквартированных на Дунае паннонских легионов, возникшего в 14 г. н. э. после вступления на трон императора Тиберия. Командовал ими легат Юний Блез, разместивший в лагере наряду с регулярными войсками и собственный гладиаторский отряд. Этих сорвиголов он использовал по собственному произволу, чтобы убирать неугодных солдат, так по крайней мере утверждал Вибулен, один из главарей мятежа. Жертвой последней ночи якобы стал его собственный брат.

«Свою речь он подкреплял громким плачем, ударяя себя в грудь и в лицо; затем, оттолкнув тех, кто поддерживал его на своих плечах, он спрыгнул наземь и, припадая к ногам то того, то другого, возбудил к себе такое сочувствие и такую ненависть к Блезу, что часть воинов бросилась вязать гладиаторов… часть — прочих его рабов, тогда как все остальные устремились на поиски трупа. И если бы вскоре не стало известно, что никакого трупа не найдено, что подвергнутые пыткам рабы решительно отрицают убийство и что у Вибулена никогда не было брата, они бы не замедлили расправиться с легатом. Все же они прогнали трибунов[63] и префекта лагеря, разграбили личные вещи бежавших…»

Это был далеко не первый и не последний случай использования гладиаторов вне арены. Римляне чувствовали себя в безопасности перед гладиаторами, если те были на арене или в зорко охранявшихся казармах, так же как перед хищниками за решеткой. Но ужас и тревога охватывали их, если жестокие, отчаянные молодцы вырывались оттуда либо их пытались использовать для достижения своих целей тщеславные политики, мятежники и заговорщики.

Бегство Спартака и его товарищей из капуанской школы в 73 г. до н. э. привело даже к серьезному восстанию рабов. Страх, охвативший Рим в ту пору, вспыхивал вновь и вновь всякий раз, когда гладиаторы опять оказывались на свободе. Так, «в народе уже вспоминали о Спартаке и былых потрясениях» (Тацит), когда при Нероне (54–68 гг. н. э.) гладиаторы чуть не вырвались из казармы Пренесты (Палестрина). Однако стража подавила эту попытку, так же как и еще одну, менее опасную, предпринятую 80 гладиаторами в Риме во времена императора Проба (276–282 гг.).

Не меньшей представлялась и опасность со стороны банд гладиаторов, принадлежавших революционно настроенным политикам. Так, 21 октября 63 г. до н. э. сенат, заседая в связи с необходимостью подавления заговора Каталины, наряду с другими решениями постановил удалить из Рима гладиаторские отряды, передислоцировав их в Капую и другие города страны, с тем чтобы с самого начала выбить из рук заговорщиков очень важные козыри. Насколько оправданной была такая предосторожность, показали позднее бесчинства народных трибунов — демагогов Клодия и Милона, использовавших шайки гладиаторов.

Теперь становится понятным, почему в 49 г. до н. э., в начале гражданской войны, приверженцев Помпея охватил страх перед бойцами Цезаря, содержавшимися им в капуанской школе. Осужденная всеми попытка консула Лентула включить их в состав армии была сведена на нет Помиеем, распределившим гладиаторов между римскими семьями в качестве телохранителей.

Марку Антонию, напротив, удалось привлечь их к своей борьбе против Августа, причем они довольно долго оставались ему верны. Армии Л. Антония и Д. Брута[64] также были усилены гладиаторами.

Точно так же и Сакровир, поднявши в 21 г. н. э. восстание против владычества Рима, призвал в свое войско в качестве солдат галльских бойцов-крупеллариев, или «латников».

«Несколько гладиаторов-фракийцев он поставил начальниками над германскими телохранителями, гладиаторам-мирмиллонам он убавил вооружение» — то, что сообщает Светоний об использовании императором Калигулой гладиаторов в качестве личной охраны (а Сабин, отличавшийся необыкновенной физической силой, поднялся даже до должности трибуна преторианцев), вполне соответствует и их применению императором Нероном, составившим из них отряд, во главе которого он по ночам рыскал по улицам города, пугая римлян.

Набирали гладиаторов в свои войска также императоры Отон, Вителлий, Марк Аврелий и Дидий Юлиан. Когда в 69 г. н. э., после смерти Нерона и вскоре после убийства Гальбы, в споре за власть столкнулись Отон и Вителлий, Отон усилил свои войска 2000 гладиаторов. По словам Тацита, это была «постыдная разновидность вспомогательного войска, которой, однако, в пору гражданских войн не брезговали и более взыскательные полководцы». Однако бойцы, обученные ведению поединков на арене, защищали позиции Отона на реке По отнюдь не так мужественно, как регулярные войска.

Солдатской стойкости и смелости недоставало и гладиаторам, нанятым более успешно действовавшим Вителлием: представившуюся впоследствии благоприятную возможность они использовали для того, чтобы перебежать к его последнему и более удачливому сопернику Веспасиану.

Но и Веспасиану было от них немного радости, ибо, по словам Тацита, при штурме Тарацины лишь «несколько гладиаторов оказали отпор врагу и дорого продали свою жизнь, остальные устремились к кораблям, где их ждала та же гибель».

«На безрыбье и рак — рыба», — гласит известная пословица. Тем же самым правилом руководствовались и в Риме, если нужда в «пушечном мясе» становилась особенно острой. Именно такая ситуация возникла в результате германских вторжений, и тогда Марк Аврелий (121–180 гг. н. э.) вынужден был в начале первой Маркоманнской войны (166–175 гг.) пополнить обескровленную чумой армию отбросами общества — рабами, бандитами и гладиаторами, использовавшимися им в деле спасения отечества в качестве вспомогательных войск. Отряду гладиаторов, который он вооружил, находясь в столь тяжелом положении, было присвоено многообещающее название «Послушные». В 193 г., во время гражданской войны, услугами капуанских гладиаторов решил воспользоваться и император Дидий Юлиан, сидевший в Риме, когда узнал, что к городу подходят войска Севера.

Гладиаторы, обученные в своих казармах биться не на жизнь, а на смерть, вместо того чтобы развлекать народ, могли быть направлены против него твердой рукой безответственного политика. Сознание того, что инкорпорированные в общество гладиаторы представляют собой постоянную угрозу его безопасности, порождало страх и панику при всяком новом происшествии, связанном с ними.

Подобное же чувство опасности, охватившее многих, возникло, естественно, и в результате участия одного из членов императорского отряда гладиаторов в убийстве Домициана 18 сентября 96 г. н. э. Измученный дурными предчувствиями и потрясенный предсказаниями астролога Асклетариона и затем германскою гадателя, через некоторое время вследствие обмана император все же поверил, что опасность миновала. Обрадовавшись, он по своему обыкновению поспешил было в баню перед тем, как приступить к обеденной трапезе, «по спальник Парфений остановил его, сообщив, что какой-то человек хочет спешно сказать ему что-то важное», сообщает Светоний. Тогда, отпустивши всех, он вошел в спальню и там был убит.