Королевский флеш - Эд Макбейн

— Так ты Фелис? — сказал он юной нянечке.

— Да, — ответила она.

— Ты ходишь в школу?

— Да.

— И где?

— Филдстон, Ривердейл.

— Это что, частная школа?

— Да, — ответила она. — Это вы шотландское виски пьете?

— Да, — он посмотрел на стакан в своей руке.

— Терпеть не могу, — сказала она. — Я люблю рай-виски с имбирем.

— Что же, тоже неплохое питье. Сколько тебе?

— Пятнадцать.

— Рановато пить, как думаешь?

— Мои родители об этом знают, — отрезала она.

— Ну, тогда ладно, — сказал он, подумав: «Чтоб тебя».

Он прикончил виски и налил было себе еще стаканчик, когда в комнату вошла Джессика. Она была в зеленом платье с глубоким вырезом и расширяющейся книзу плиссированной юбкой, дюйма на три не доходящей до колена. На ней были зеленые серьги и кулон, что висел прямо между грудей. Он не знал — настоящие это изумруды или подделка, с такого расстояния этого не разобрать. Однако он подозревал, что это подделка. Она подвела глаза зелеными тенями, губы — бледно-оранжевой помадой и надела зеленые туфли на высоких каблуках. У нее были потрясающие ноги, и с первого взгляда на ее платье он понял — лифчика на ней нет. Она вошла в комнату прямо как актриса или манекенщица, осознавая, что выглядит сногсшибательно. Она явно ждала его одобрения, и в то же время ей было от этого неловко, потому она потупила взгляд.

— Ты великолепно выглядишь, — сказал он и вдруг почувствовал себя полнейшим дураком. Она выглядела не великолепно, а просто невероятно, а ему в голову не приходило ничего, кроме «Харбин Инн» на пересечении Сотой и Бродвея. На нем были серые брюки и голубой блейзер с простым золотистым галстуком, и ему показалось, что он слишком небрежно одет. Надо было надеть костюм. — Нет, ты правда прекрасна.

— Ты тоже отлично выглядишь, — сказала она и глянула на пустой стакан в его руке. — Ну, пойдем? Или ты еще хочешь выпить?

— Если ты готова — идем.

— Фелис, — она повернулась, и плиссированная юбка ее платья колыхнулась. — Питер в кроватке, но еще не спит, пожалуйста, зайди к нему минут через десять.

— Ладно, — ответила Фелис. — Когда вы вернетесь?

— Ну, я не знаю. А тебе нужно домой к определенному времени?

— Нет, я просто хотела знать.

— Понятия не имею. Фелис, никого не впускай. Когда мы уйдем, запри дверь и никому не открывай. У меня есть ключ.

— Ладно, — ответила Фелис. — Телефон не оставите?

— Я не знаю, куда мы пойдем. Я все равно позвоню попозже, — сказала Джессика.

— Хорошо, — ответила Фелис.

— Ну, идем? — Она пошла в прихожую. — Мне надеть пальто, Алекс?

— Ну, не знаю. Я не выходил на улицу. В одном платье может быть прохладно.

Она взяла из шкафа в прихожей легкое пальто, и они вышли. Фелис закрыла за ними дверь. Если кто-нибудь сюда залезет, он хорошо поживится. Замок-то паршивый.

У него были секреты.

Секреты от нее и от всех на свете.

Самый большой секрет заключался в том, что он был домушником. Жил вне закона и гордился этим. Он был не как она и все те добропорядочные обыватели, что сидели рядом с ними в ресторане. Он жил своим умом, умением и дерзостью. Он был авантюристом, который ищет приключение за приключением, каждый раз преодолевая очередное препятствие. Но он держал свой секрет глубоко и крепко запертым в душе, как в том самом сейфе типа «пушечное ядро». Ни Джессика, никто из ресторанных завсегдатаев или официантов не вытянет из него этой тайны. Она была только его, крепко запертая за слоями непроницаемой стали, которую не отогнешь, не просверлишь, не взорвешь. Тайна могла выглядывать наружу через зеркальное стекло его глаз, но в его глазах никто ее не увидит — лишь свое отражение. Он был взломщиком, и это был его величайший секрет. Секрет надежно спрятанный, и это давало Алексу некое ощущение превосходства, шика и опасности — примерно так смотришь на меч в ножнах. Хотя видишь только рукоять, ты знаешь, что внутри таится бритвенно-острый клинок.

Были еще и другие тайны.

Он в душе получал удовольствие от того, как она выглядела, как поворачивались головы, когда они вместе входили в ресторан, как на нее украдкой смотрели мужчины. А потом сияние ее красоты вдруг охватило и его, и он сам стал выглядеть привлекательнее, сильнее, умнее, чем эти лохи, у которых не было за столом Джессики, склоняющейся к нему, чтобы прикурить сигарету, смеющейся, серьезно изучающей меню. Потом она сказала, чтобы он сам заказал на двоих, поскольку он наверняка понимает в китайской кухне получше, чем она. Он знал, что все мужчины в ресторане завидуют ему — это была их тайна, хотя такая явная, — но подозревал, что все, и мужчины, и женщины, завидуют им, красивой, золотоволосой, синеглазой паре, которым так хорошо вместе.

Они особенные, и в этом все дело. От них распространялась аура необычности. И это добавляло остроты его времяпровождению — он, взломщик Алекс Харди, и она, самая красивая девушка в ресторане, ловит каждое его слово, глаза ее внимательно вспыхивают, она так часто касается его руки. В душе он прямо-таки таял от удовольствия просто быть здесь с такой необычной женщиной, хотя в первый день их встречи в такси она не казалась такой красивой.

Втайне он еще гордился и тем, что разбирается в китайской кухне и способен со знанием дела и элегантно заказать блюда из меню — его осведомленность была столь же несомненна, как и его искусство взломщика. Он понимал в китайской кухне, понимал в ремесле взломщика, понимал в джазе, и потому он говорил о джазе, поскольку хотел, чтобы потом она послушала джаз, а это вело к его последней тайне, которой он тоже не хотел с ней делиться, но о которой, как он подозревал, она уже догадывалась. Тайна эта заключалась в том, что он собирался сегодня с ней переспать. Не только потому, что она была красива, не только потому, что все мужчины здесь признавали ее красоту и потому завидовали ему и терзались в душе оттого, что он будет с ней спать. Он ни на миг в этом не сомневался и был уверен, что она уже приняла это как факт, и надеялся, что все мужчины здесь это тоже понимают, и оттого чувствовал себя еще значительнее, чем осознавая все прочие тайны вместе.

— Я долгое время собирал записи джазовой музыки, — сказал он. — Еще с детства.

— Ты имеешь в виду Диксиленд? — спросила она.

— Да, кое-что, — ответил он, — но в основном другие. У меня много Чарли Паркера, он тут король, и я по-настоящему врубаюсь в него.

— М-м, — сказала она.

— Ты не знаешь, кто такой Чарли Паркер?

— Нет, — согласилась она.

— Тогда тебе предстоит настоящее наслаждение, — сказал он. — Если ты хочешь, мы можем вернуться и послушать записи.

— Я проголодалась, — сказала она. — А ты?

— Да, мы тут немного перекусим, — согласился он. — Официант принесет закуски и напитки, которые мы заказали, а потом все остальное. Это по-настоящему хороший китайский ресторан и тут по-настоящему хорошая северная кухня. Можно заказать обычные свиные ребрышки или блинчики с овощами, но я думаю, тебе захочется чего-нибудь другого.

— Да, — ответила она.

— Тут потрясающе готовят морского окуня. Надеюсь, ты любишь рыбу?

— Да, люблю.

— А, вот и напитки. Спасибо, — сказал он официанту, — даме лимонный коктейль с виски, мне скотч. Здесь его готовят в бумажном мешочке, — сказал он, поднимая стакан. — Будь здорова.

— Будь здоров, — повторила она, и они чокнулись.

— Мне здесь нравится.

— И мне.

— Ты прекрасна, — сказал он, — просто потрясающе красива.

— Спасибо. Мне жутко здорово, — она слегка передернула плечами и хихикнула. — Я так давно никуда не выходила. Это что-то совершенно новое для меня.

— Что именно?

— Выйти в свет с мужчиной, — она запнулась. — В смысле, не с мужем. Я была замужем шесть лет и все это время никуда ни с кем, кроме мужа, не выходила.

— Ну, все когда-нибудь бывает в первый раз, — сказал он.

— Век живи, век учись. Расскажи мне еще о твоей джазовой коллекции.

— Ну, объяснить джаз трудно. Когда мы будем слушать записи, я расскажу тебе о музыкантах и об исполнителях, что знаю. Если ты захочешь потом пойти послушать записи.

— Посмотрим, — сказала она. — А тут поблизости нет никаких шоу?

— Я не смотрел в газетах. Посмотрим, хорошо? Если хочешь в кино, пойдем. Все, что захочешь. А вот и закуски.

— М-м, пахнет соблазнительно.

— Они такие и есть. Официант, принесите немного кисло-сладкого соуса и горчицы. Еще выпить хочешь, Джессика? Повторите.

— А как ты стал театральным электриком? — спросила она.

— Ну, мой отец был электриком, — сказал он. — Попробуй. Это водяной орех, завернутый в бекон.

— Он был театральным электриком?

— Да. Так и я в это дело втянулся. Понимаешь ли, мы были очень близки. Отец и сын.