Королевский флеш - Эд Макбейн

Когда он делал вклады, мерзкое чувство, преследовавшее его после встречи с Китти, почти ушло. Он просто не мог ее понять. Сначала попасть в такую заваруху с этими двумя макаронниками, а затем поддаться им, когда ей нужно было схватить со стола нож для бумаги и всадить его кому-нибудь в глаз, сражаться за себя так, как он однажды дрался в Синг-Синге, когда пожизненник наехал на него. Ты должен им показать. Если нет — тебя затопчут. Да черт с ней. Он сейчас хотел только вернуть себе две тысячи. И она очень пожалеет, если не отдаст их.

Томми Палумбо жил в центре на Малберри-стрит, в Маленькой Италии. Жил с отцом и матерью, но днем никого из них дома не бывало, поскольку они держали бакалейную лавку на Мотт-стрит. Томми сидел на крылечке с парой других ребят, когда на такси подъехал Алекс. Они все повернулись посмотреть, кто бы это мог быть.

Томми узнал его сразу и бросился навстречу. Ему было двадцать два, но он был небольшого роста и хрупкий, потому смотрелся на семнадцать. Он был в дангери[4], белой футболке и легкой голубой поплиновой ветровке. Еще на нем были высокие спортивные туфли. Выглядел он как тинэйджер, собирающийся поиграть в бейсбол.

— Эй, парень, — сказал он и протянул руку. Алекс пожал ее, потом заплатил таксисту и дал ему на чай.

— Твои старики дома? — спросил он.

— Нет, — ответил Томми. — В магазине.

— Тогда, может, зайдем внутрь?

— Конечно, — ответил Томми. — Я все равно собирался тебе кое-что показать.

Они прошли мимо ребят на лестнице, которые смотрели на Алекса так, словно он был легавый. В коридоре было пусто, пахло антисептиком — в Маленькой Италии в домах никогда не воняет мочой, как в Гарлеме. Они поднялись на третий этаж, и Томми открыл квартиру своим ключом. Они сели в гостиной. У противоположной стены стоял диван, а над ним висело распятие. Над головой Иисуса была прибита надпись «INRI»[5].

— Что значит эта надпись — «INRI»? — спросил Алекс.

— «И На кресте Распяли Иисуса».

— Да ну тебя, это что-то по латыни.

— Нет. Именно так, как я говорю, потому что евреи прибили его к кресту.

— Никогда прежде такого не слышал, — сказал Алекс.

— Это правда. Мне бабушка рассказывала.

— Я тут кое-что тебе принес, — усмехнулся Алекс и достал бумажник. Генри заплатил ему двадцатками, потому он отсчитал двадцать пять бумажек и протянул их Томми. — Пять сотен. Хватит?

— Много, — ответил Томми.

— Это же ты свел меня с Генри.

— И все равно много.

— Бери-бери, — хмыкнул Алекс. — Как ты, кстати, с ним познакомился?

— С Генри? Да через того еврея, моего бывшего партнера. Прежде, чем меня посадили. Его звали Джерри Штейн. Помнишь?

— Нет.

— Короче, у нас было два совместных дельца. Потом он стал работать в одиночку, но я не в обиде, мы хорошо ладили. Взяли мы два винных магазина в Бронксе. Он сунул пушку прямо в ухо парню и сказал: вытряхай кассу или я проделаю дырку у тебя в голове. Он и познакомил меня с Генри сразу после того, как я вышел. Знал, что мне нужно дело, и решил, что Генри мне что-нибудь подыщет. Но Генри заявил, что сейчас ему нужен хороший взломщик, вот я и сказал, что знаю лучшего взломщика в Нью-Йорке…

— Да-да.

— Все это ничего не стоит, Алекс. — Томми пожал плечами. — Вот так все и было. Значит, дельце стоящее?

— О да.

— Простое?

— Среднее. Я бы сказал — среднее.

— Неприятностей не было?

— Никаких.

— Хорошо, — сказал Томми. — Подожди, я покажу тебе, что у меня есть.

— Что это?

— Ты просто посиди здесь. Я сейчас принесу.

— Надеюсь, это не пушка?

Томми не ответил. Он с улыбкой вышел из гостиной. Алекс ждал. Он на все сто гребаных процентов был уверен, что это пушка.

— Закрой глаза, — крикнул из соседней комнаты Томми.

— Не дури, не стану я глаза закрывать, — отозвался Алекс.

Томми вернулся в комнату, держа руки за спиной.

— Значит, все же пушка? — сказал Алекс.

— Да, но какая! Как ты думаешь? — Глаза Томми горели, на лице сияла широкая улыбка.

— Скажу, — ответил Алекс. — Такая, которая навлечет на тебя беду, какой бы марки она ни была.

— Смотри, — Томми вынул правую руку из-за спины и ткнул пистолетом Алексу чуть ли не в нос. Пистолет был огромный, такого Алекс в жизни не видел.

— Это что еще за штука? — спросил он. — Убери эту хрень от моего носа! Надеюсь, он не заряжен?

— Нет, — ответил Томми. — Знаешь, что это за пистолет?

— Нет. А откуда ты знаешь, что он не заряжен?

— Да потому, что он не заряжен, сам посмотри, — сказал Томми и повернул барабан, чтобы Алекс увидел, что в нем нет патронов.

— Откуда мне знать, что там не завалялось одного?

— Я же сказал тебе — он не заряжен. Ну, что скажешь?

— Прямо пушка, — ответил Алекс.

— Это и есть пушка. «Магнум» калибра 37,5. Вот так-то. Знаешь, кто сейчас пользуется такими пистолетами?

— Кто?

— Полицейские в Коннектикуте и сельские копы.

— Почему бы тебе не засунуть его подальше? — спросил Алекс. — Знаешь, меня очень нервирует, когда ты им вот так размахиваешь.

— Им можно человеку ногу отстрелить. Выстрел — и ноги нет!

— Да уж, — сказал Алекс.

— Знаешь, какой длины v него ствол?

— Ну?

— Почти в фут! Одиннадцать с четвертью дюймов, так вот!

— Да, — сказал Алекс и посмотрел на ствол. — Убери его, ладно?

— Бывали случаи, — продолжал Томми, — когда в кого-нибудь стреляли из такого, а пуля проходила насквозь и убивала еще одного. Это охренительно сильная пушка! Коннектикутские копы заряжают их пулями со смещенным центром тяжести. Эти пули кувыркаются в воздухе и, когда попадают в кого-то, начинают «гулять» по всему телу. Вот почему, стреляя в толпе, они применяют именно эти пули, ведь они выскакивают под другим углом и не могут долбануть ни в чем неповинного зеваку. Эти пушки такие мощные, что могут продырявить даже мотор. Представляешь?

— Я уже сказал, что представляю. А теперь убери его.

— Знаешь, сколько я за него заплатил? В смысле, на улице.

— И сколько?

— Двести сорок баксов. Из него и бизона свалить можно.

— Жаль, что в Нью-Йорке бизоны не водятся.

— У меня на уме очень крупный бизон, — сказал Томми и заговорщицки ухмыльнулся. — Лучше положу-ка я его в стол. Моя старушка вернется, так ее удар хватит.

— А он у тебя в ящик-то влезет? — спросил Алекс. Томми рассмеялся и вышел из комнаты. — Ты спятил, да? — крикнул Алекс ему вслед.

— Да-да, — ответил Томми.

— Наверное, ты прямо-таки жаждешь снова попасть за решетку.

— Если кто-то попытается меня туда засадить, — ответил Томми, — я ему башку снесу. Этой хреновиной можно отстрелить человеку башку.

— А мне показалось, ты сказал — ногу.

— И голову тоже, — сказал Томми, возвращаясь в комнату. — Хочешь послушать, что мне пришло на ум?

— Нет. Нет, если это касается той игрушки, которую ты только что показал.

— Конечно, касается, иначе какого черта я стал бы ее покупать?

— Потому что ты псих.

— Так ты будешь слушать или нет?

— Томми, хочешь совет? Выброси его в мусорное ведро.

— Он стоил мне двести сорок баксов.

— Выкинь его. Прямо сейчас, — сказал Алекс и достал бумажник. — Вот тебе двести сорок, и выкини свою пушку.

— Она мне нужна, — ответил Томми.

— Зачем?

— Знаешь, с тех пор как я вышел, я чувствую себя совершенным дерьмом. Не понимаю, что со мной. Моя мать все спрашивает, не заболел ли я. Говорит: ты должен быть счастлив дома, почему у тебя все время такая кислая физиономия? Ладно. Сегодня утром я купил эту штуку. Ну, посмотри — у меня кислая морда? Сейчас ты видишь счастливого человека.

— Который готовится отправиться в Синг-Синг.

— Только не я. У меня есть отличные планы на эту штуку.

— И слушать не желаю.

— Эту идею ты мне подбросил.

— Я?

— Ты. Я бы и не подумал об этом, если бы не ты.

— Томми, ты с ума сошел? Ты дурак или притворяешься?

— Ты просто послушай минутку, и сам увидишь. Пива хочешь? В холодильнике есть «Хайнекен» и «Шлитц». Чего тебе дать?

— «Хайнекен».

— Мой старик его любит, — сказал Томми и пошел на кухню. — Он обычно гнал вино, знаешь? В подвале. Теперь не гонит. Теперь только «Хайнекен» пьет. Приносит домой ежедневно три упаковки по шесть бутылок и выпивает их за ночь, пока смотрит телевизор. Для меня приносит «Шлитц». Если я трону его «Хайнекен», он мне башку оторвет.

— Ладно, неси «Шлитц», — согласился Алекс.

— Нет, я скажу, что заходил приятель. Мой старик — настоящий итальянец, для него гостеприимство — большое дело. — Томми вернулся в комнату с бутылкой «Шлитца», бутылкой «Хайнекена» и открывалкой. Он открыл обе бутылки и протянул «Хайнекен» Алексу. — За здоровье всего твоего семейства, — сказал он и опрокинул бутылку в рот. — Хорошо, — он отер губы. — Не хуже этого голландского дерьма. Ну, хочешь послушать мой план?