Проживи мою жизнь - Терри Блик

По прошлому приезду она помнила, что неподалёку находится отличный ресторанчик «Вино и паста Карбонара». Майя дошла до бизнес-центра «Европа», который разместился в двухсотлетнем купеческом доме, поднялась на третий этаж, кивнула приветливым официантам и присела за стол у панорамного окна. Внизу, в жаркой, томящейся июньской ночи неспешно прогуливались парочки, по тротуарам на роликах катались молодые люди и девчонки – в кепках, наколенниках, размахивали руками, делали пируэты, а здесь было тихо, негромко играла музыка, и запахи готовящейся в домашней печи фирменной пиццы на тончайшем тесте, пряных трав, острых сыров ещё больше подогревали и без того волчий аппетит.

Заказав аньолини с кроликом, овощи на гриле, базиликовое мороженое, попросила принести бутылку классического кьянти.

Расторопный официант поставил на стол острое масло и соус, тарелочку с маленькими булочками, налил вина, дождался утвердительного кивка и испарился. Пока ждала заказ, потягивала ароматное кьянти, отрешённо оглядывая безграничное сумеречное пространство за окном.

Тягучая ночная Исеть была похожа на пробитую брешь в бетонном, увенчанном кованными цепями ограждении. Майя думала, что эта река чем-то напоминает её жизнь: «Вроде бы упакован с ног до головы в броню порядка, правил, предсказуемости. Думаешь, что всё расписано и предусмотрено, со всех сторон защищена. А потом вдруг предаёт отец. И мать – тем, что встаёт на его защиту. Неожиданно исчезают братья: Юл, например. Ведь я совершенно не стремлюсь его видеть. Август вроде и есть, но это – уже не он. И всё это – засасывающая чёрная брешь».

Верлен раздумывала над тем, что до встречи с Орловой с этой пробоиной она как-то справлялась: «До тебя, Диана, моей семье не было дела до того, как я провожу вечера, чем занимаюсь, о чём думаю… Почему, стоило мне заняться тобой и твоим окружением вплотную, всё рвануло? Да так рвануло, что уже не просто брешь. Водовороты. И ведь я пришла к тебе только из-за Марты.

Но что, что может объединять с событиями этих дней сестру? Есть ли вообще здесь связь? Совпадение? Закономерность? Марта, Марта… Чем же ты жила последние годы? Почему ты так изменилась после Сорбонны? Что случилось с тобой в студенчестве? И почему, чёрт побери, я не выяснила это тогда?».

Верлен расплатилась и вышла в душную ночь. Возвращаться в гостиницу не хотелось совершенно, поэтому она прошла до набережной и села на скамейку у самой воды. Ни негромкие беседы проходящих мимо людей, ни доносившиеся издалека весёлые выкрики гуляющих компаний, не пробивались сквозь укутавший её кокон воспоминаний одного из трудных разговоров, состоявшихся год назад, единственного, когда сестра пыталась объяснить ей, почему…

* * *

Марта сидела на широком подоконнике, подтянув сильные ноги коленями к подбородку, отвернув лицо к залитому дождём стеклу, вычерчивая пальцами ломаные силуэты, отбивая рваные такты и всем своим видом демонстрируя нежелание разговаривать.

Майя долго ходила по съёмной квартире, в которой, вернувшись из Парижа, без объяснения причин поселилась сестра, потом села на краешек узкой кушетки, на которую был небрежно наброшен шерстяной клетчатый плед.

– Послушай, Март. Мне совсем не нравится, что ты живёшь здесь. Тут даже летом холодно, неуютно. Грязный двор, под окнами помойка. Душ какой-то непонятный – то ли на лестнице, то ли в кухне. Что за странная блажь? Жила бы в родительском доме, что тут страшного? Отдельный вход, своя комната, все удобства… Ну зачем ты ушла?

Марта даже не повернула головы, буркнула:

– А тебе-то что?

Майя подавила желание вскочить и встряхнуть сестру за упрямые плечи:

– Я волнуюсь.

Марта продолжала чертить замысловатые фигуры на окне:

– Ну, а я-то тут при чём? Волнуйся на здоровье, раз тебе заняться нечем.

– Март!

– Что – Март? Я двадцать пять лет Март, дальше что? Хочешь контролировать кого-нибудь, заведи себе собаку или кошку.

Это был постоянный, нескончаемый спор, который не приводил ни к чему хорошему, и стоило бы остановиться, но Марту будто прорвало. Она неожиданно выпрямилась, прижав лопатки к оконному косяку, и сверкнула глазами на старшую сестру:

– Ты вот всё время твердишь: Март, Март! Да что ты вообще обо мне знаешь? Март! – зло передразнила и прикусила губу. – Ты же ни черта не смыслишь в том, что такое моя жизнь. Моя, не твоя. Если тебе нужен комфорт, сауна, тренажёры эти, вечеринки с правильными людьми, дворецкие, садовники, повара – ну так и целуйся с ними! А я не могу! Вот все ваши рассуждения о благосостоянии и благоразумии, о приличиях и сдержанности – всё это не для меня.

Я не буду всё время жить в тепле и сытости, но под колпаком! Я не могу согласовывать приход своих друзей с охраной, объявлять, когда у меня будет свидание, тем более, если вдруг у меня случится незапланированный секс! Я хочу спать с тем, с кем хочу, и просыпаться с ней же, и завтракать, и кормить её малиной и пирожными, таскать ей в постель ландыши и астры, валяться вместе сонным субботним утром под одеялом, петь арии, истерически смеяться, танцевать с ней страстное танго обнажёнными, целоваться в кухне или тискаться в прихожей! Но – без чёртовых камер, без этих дурацких требований держать себя в руках и вести себя прилично!

И пусть тебе кажется, что здесь неуютно или ещё как-то, но когда я – понимаешь, я, мои мысли, моя музыка, мои книги, рисунки, друзья, встречи, коньяк или домашние пирожки – когда я здесь, мне здесь хорошо, потому что это – я и есть. И мне с собой – лучше не бывает!

Видимо, у Майи был странный взгляд, потому что Марта совсем разъярилась:

– Что ты так смотришь на меня, как на больную? Что у тебя есть, кроме твоей работы? Ты ужинаешь с Максом два раза в месяц по расписанию, два раза в месяц! Два года! Почему ты так делаешь? Потому что так правильно, папа его одобряет, он вписывается в семью, и вообще у него безупречная биография и репутация? Поэтому? Что с тобой происходит, когда ты держишь его за руку? Когда он взлетает над тобой в оргазме, что происходит с тобой? Хочешь ли ты, чтобы именно Макс поселился рядом с тобой, чтобы впиваться ему в губы, словно пески наполняя водой, чтобы искать под подушкой сюрприз по утрам, растворяясь в счастье страсти, хочешь ли ты, чтобы жил он в тебе? Чтобы общий был мир – для него и тебя?

Вдруг звенящий голос Марты сорвался, и она разрыдалась, как в детстве, горько и безутешно. Майя неловко поднялась, чувствуя себя сухой сломанной веткой, подошла к окну, загребла пушистую голову сестры, прижала к груди, где после гневной тирады сумасшедше колотилось сердце. Поцеловала в душистую макушку, промолчала. А что тут скажешь? Ни на один вопрос умная старшая сестра не знала ответа.