100 великих русских эмигрантов - Вячеслав Бондаренко

В 1882 г. Мария познакомилась со знаменитым художником-реалистом Жюлем Бастьеном-Лепажем, стала его ученицей и близким другом. О лиричных, теплых полотнах Марии, выполненных в сдержанной манере, с восторгом отзывались Анатоль Франс, Эмиль Золя и Ги де Мопассан, с которым у Башкирцевой в 1884 г. завязался настоящий «роман по переписке». Мария стала первой русской художницей, чьи полотна приобрел Лувр. Сейчас картины Башкирцевой ценятся очень высоко, так как большая часть ее наследия погибла во время Первой и Второй мировых войн.

М. К. Башкирцева

Но подлинную славу Башкирцевой принесли не картины, а ее личный дневник, который девушка вела на французском языке с 12 лет. Сначала она описывает свое полудетское увлечение молодым английским денди герцогом Гамильтоном, но записи Башкирцевой быстро становятся далекими от банального девичьего дневника. Это дерзкие откровения художника, знающего цену своему таланту и мечтающего о всеобщем признании. «Слава, популярность, известность повсюду — вот мои грезы, мои мечты», — писала Башкирцева в 1873-м. Под стать этой и другая запись: «Придет день, когда по всей земле мое имя прогремит подобно удару грома». Мария то безапелляционно считает себя величайшей на свете («Мой дневник — самое полезное и поучительное из всего, что было, есть и будет написано!»), то бичует себя, планирует самоубийство, предрекает себе близкую смерть: «В двадцать два года я буду знаменитостью или умру».

Изданные в 1887 г. в Париже «Дневники» Марии Башкирцевой имели ошеломляющий успех в Европе. В откровениях полурусской-полуфранцузской художницы молодежь конца XIX столетия увидела себя. В том же году имя Башкирцевой впервые прозвучало и в России — Любовь Гуревич перевела отрывки из «Дневника» на русский. Сначала пресса отреагировала холодно, «Дневник» называли «ярмаркой женского тщеславия», «больным, гнилым произведением», а Марию — «жертвой самообожания». Резкими были и отзывы ведущих писателей. Например, И. А. Бунин писал о «Дневнике» так: «Очень неприятный осадок от этого дневника. Письма ее к Мопассану задирчивы, притязательны, неуверенны, несмотря на все ее самомнение… путаются и в конце концов пустяковы. Дневник просто скучен. Французская манера писать, книжно умствовать; и все — наряды, выезды, усиленное напоминание, что были такие-то и такие-то депутаты, графы и маркизы, самовосхваление и снова банальные мудрствования…»

Однако Гуревич не сдавалась и на протяжении 1892 г. опубликовала в журнале «Северный вестник» свой полный перевод «Дневника». На этот раз успех был оглушительным, «Дневник» выдержал несколько переизданий и стал одной из знаковых книг России рубежа веков. Марина Цветаева посвятила Башкирцевой свой первый поэтический сборник, а Валерий Брюсов признавался: «Ничто так не воскрешает меня, как дневник Башкирцевой. Она — это я сам со всеми своими убеждениями и мечтами». Да и Бунин, перечитывая «Дневник» уже в старости, переменил мнение о нем: «Кончил перечитывать „Дневник“ Башкирцевой. Вторая половина книги очень примирила меня с ней. И какая действительно несчастная судьба!..»

Впрочем, самой Марии Башкирцевой об этом узнать уже не было суждено. Она рано начала страдать прогрессирующей болезнью легких, лечение на европейских курортах не помогало. Уже в 22 года Марию терзали жестокие боли, она начала терять слух и голос, настолько ослабела, что не могла передвигаться самостоятельно. В 4 часа утра 31 октября 1884 г. Башкирцева умерла на 24-м году жизни.

Художницу похоронили в пригороде Парижа Пасси. На ее могиле воздвигли часовню в византийском стиле, в которой хранилась одна из ее картин. Через месяц после Марии скончался от рака желудка и Жюль Бастьен-Лепаж, наблюдавший за похоронами своей любимой ученицы из окна квартиры. В конце 1880-х, когда ажиотаж вокруг «Дневника» Марии достиг в Европе своего пика, могила художницы стала местом паломничества.

До сих пор интерес к личности Марии Башкирцевой не угасает: и во Франции, и в России ей посвящены многочисленные исследования, романы и фильмы, «Дневник» по-прежнему перечитывают поклонники искусства из разных стран, а за право выставить у себя картины Башкирцевой борются крупнейшие художественные музеи мира.

Марианна Веревкина

(1860–1938)

По сей день имя Марианны Веревкиной, к сожалению, остается в России мало кому известным. Будущая художница родилась в Туле 29 августа 1860 г. в семье боевого офицера, полковника (в будущем генерал-лейтенанта) Владимира Николаевича Веревкина и его жены Елизаветы Петровны, урожденной Дараган. При рождении девочку назвали Мариамной, впоследствии она слегка изменила звучание имени. Детство ее прошло в разъездах, связанных со службой отца, — Витебск, Вильно, где она училась в Мариинском женском училище, имение Сергиевское в Смоленской губернии и имение Благодать — в Ковенской… В возрасте 23 лет Марианна поступила в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, а три года спустя, когда ее отца назначили комендантом Петропавловской крепости, переехала в Петербург и начала заниматься живописью под руководством И. Е. Репина. Мастер высоко ценил свою ученицу и даже сравнивал ее с Рембрандтом. Крест на карьере художницы чуть было не поставил несчастный случай — в 1888-м Марианна случайно прострелила себе на охоте правую руку. Ее удалось спасти, но два пальца перестали сгибаться. Чтобы рисовать, девушке пришлось придумать специальную конструкцию для поддержки кисти, много и упорно тренироваться.

В 1891-м в мастерской Репина 31-летняя Марианна познакомилась с 27-летним Алексеем Георгиевичем Явленским — гвардейским офицером, который решил целиком посвятить себя живописи. Явленский стал для Марианны всем — ближайшим другом, соратником, учеником, платоническим возлюбленным… Между ними не было только физической близости. Пять лет спустя пара решила переехать в Мюнхен, чтобы совершенствоваться в живописи. Сделать это удалось благодаря большой пенсии, которую после смерти отца стала получать Марианна.

В Мюнхене художники обосновались на Гизелаштрассе, 23. Там Марианна основала «Розовый салон», который стал центром художественной жизни города. Веревкина на десять лет отказалась от творчества, решив, что «мужской талант» должен реализовать себя в работе, а «женский талант» — в обучении. Всю свою творческую энергию она вложила в своего Лулу — так Марианна нежно называла Явленского: «Если Лулу с Божьей помощью достигнет своей цели, станет художником, какого я предчувствую в нем, я обрету смысл существования, моя жизнь будет прожита не зря».

Марианна Веревкина. Автопортрет. 1910-е гг.

«Марианна фон Веревкин» (так ее звали в Германии) становится музой мюнхенской богемы, ведет дневник, озаглавленный ею «Письма к Незнакомцу», всячески поддерживает работающих в городе русских и немецких художников. Легенда гласит, что самый первый свой абстрактный этюд Василий Кандинский сделал именно по настоянию Веревкиной. Так это или нет, судить трудно, но что Веревкина стояла у истоков абстрактной живописи — абсолютно точно.

Новый период творчества Веревкиной начался в 1905 г. Она возвращается в живопись, причем меняет творческую манеру — отказывается от работы маслом, использует темперу, пастель, гуашь, тушь, вместе с Кандинским основывает «Новое художественное объединение Мюнхена» — своеобразный конгломерат молодой русской и немецкой живописи тех лет, в 1912-м входит в группу «Синий всадник», а в следующем году участвует в Первом немецком осеннем салоне в Берлине.

Концом богатой и беззаботной жизни в Мюнхене стало начало Великой войны 1914–1918 гг. Чтобы избежать интернирования, Веревкина и Явленский были вынуждены бежать из Германии в Швейцарию. Пенсия из России приходить перестала, в деревушке Сен-Пре художникам приходилось расплачиваться за жилье своими картинами. В 1917-м пара перебралась в Цюрих, а два года спустя плохое здоровье Явленского вынудило их переехать на самый юг страны, в Аскону. На холме в центре города тогда существовала коммуна Монте-Верита, где обитали многочисленные «неформалы» 1910-х — анархисты, вегетарианцы, поэты-заумники со всего мира. Веревкина и Явленский поселились в поселке у подножия этого холма.

В марте 1922-го пара рассталась: Явленский, уже давно тяготившийся платоническими отношениями с Веревкиной и нашедший возлюбленную в лице собственной горничной, решил переехать в Висбаден. Веревкину он известил об этом письмом. Для художницы это был тяжелейший удар, тем более что в молодости Явленский обещал отцу Веревкиной, что никогда не покинет Марианну. «С сегодняшнего дня начинается новая жизнь, — писала она. — Я совершенно одна. Вокруг меня — природа, во мне — мое искусство, далеко от меня — мой брат, надо мной — Бог, а позади — полтора года ужасной борьбы».