Концепции власти в средневековой Руси XIV-XVI вв. - Василий Телицын

Романа Мстиславича не иначе как «самодержцем всея Роуси» и в деяниях своих сравнивается с одним из последних правителей единого Древнерусского государства – Владимиром Мономахом: «ревнова же бо дъедоу своемоу Мономахоу погоубившемоу поганыа Измаильтяны рекомыа Половци»[288]. Продолжая эту линию, южнорусский книжник называл Романа «цесарь в Роускои земли», в то время как его сын – Даниил Романович Галицкий, никогда не княживший в Киеве, по сообщению летописца владел «Роускою землею, Киевом и Володимером и Галичем»[289].

Примерно в это же время (в конце XIII–XIV вв.) начинается продвижение на западные и южные русские земли Великого княжества Литовского. Постепенно оно подчинило себе территории Полоцкого и Пинского княжеств, Волынской, Киевской, Переяславской и большую часть Черниговской земли, а в начале XV в. захватило Смоленское княжество[290], которое до этого момента было одним из активных игроков на международной арене того времени. Впоследствии Литва, присоединив к себе большинство южных и западных русских земель (т. е. территории бывшего Древнерусского государства, населенные восточными славянами), в конце XV в. также выдвинет свои претензии на наследие Древней Руси.

Монгольское нашествие и следующие за ним события оказали колоссальное влияние не только на политическую структуру, но и на социокультурное развитие и общественное сознание Северо-Восточной Руси, куда после падения Киева переместился центр русской государственности. В Ростово-Суздальском княжестве со столицей во Владимире-на-Клязьме, которое в домонгольских летописях именовалось «Суздальской» или «Ростовской» землей, после монгольского нашествия в общественно-политическом поле, так же как и в Галицкой Руси, появляются идеи о власти местных князей над всей территорией Древнерусского государства. При этом в данном контексте нельзя не отметить ошибочность суждений о якобы состоявшемся уже в середине – второй половине XII в. переносе номинальной столицы всей Руси из Киева во Владимир. Как отмечает А.А. Горский, такое событие имело место значительно позже – при Александре Невском и его потомках, в то время как в XII–XIII вв. Суздальская земля была, наравне с Черниговской, Смоленской и Волынской, одной из сильнейших, но не главной[291].

Как уже было сказано выше, в памятниках ростово-суздальской книжности XII–XIII вв. отождествление территории Северо-Восточной Руси с «Русью» в широком смысле встречается крайне редко. В некрологе Всеволода Большое Гнездо, одного из сильнейших русских князей, помещенном в Лаврентьевской летописи, «благочестивым князем всея Руси» и «внуком Владимира Мономаха» древнерусский книжник именует не владимирского князя Всеволода, а его отца Юрия Долгорукого, который по нормам того времени, как раз и являлся «князем всея Руси», так как княжил в Киеве. Данную тенденцию подтверждает тот факт, что даже после монгольского нашествия «Русской землей» продолжает иногда именоваться территория Среднего Поднепровья[292].

Однако в текстах из Северо-Восточной Руси встречаются и исключения. Текст Лаврентьевской летописи передает слова Всеволода Большое Гнездо, обращенные к его старшему сыну Константину, где сказано, что: «Новгород Великыи старейшиньство имать княженью во всей Русьскои земли», а на самого Константина возложено «старейшиньство в братьи твоеи, но и въ всеи Русской земли»[293]. Другой пример содержится в составе «Летописца Переяславля Суздальского», где помещен некролог Всеволода Большое Гнездо, в котором сообщается, что князь «не токмо единои Суждальской земли заступник бе, но и всем странам земля Роусьскыя и Новгородскои, и Муромскои»[294]. Таким образом, в первом случае Новгород называется ростово-суздальским книжником едва ли не главным городом всей Руси, а во втором – хоть Русская земля и обозначает Южную Русь, однако она вместе с Новгородской и Муромской входит в сферу влияния владимирского князя. Вероятно, данное сообщение – первый пример того, как книжники Северо-Восточной Руси начинают «распространять» власть владимирских князей на Русскую землю в широком значении.

В дальнейшем после монгольского нашествия таких примеров становится больше. В «Слове о погибели Русской земли», созданном предположительно автором южнорусского происхождения в Северо-Восточной Руси в период между 1238 и 1246 гг.[295], тот же ростово-суздальский князь Всеволод предстает властелином всей Руси, т. е. территории, заселенной восточными славянами и противопоставленной окружающим ее иноверцам – «поганым странам»[296]. Похожую картину можно увидеть в Лаврентьевской летописи в рассказе о поездке князя Ярослава Всеволодовича в Орду к Батыю, где нижегородский книжник вкладывает в уста хану следующие слова, обращенные к русскому князю: «Буди ты старей всех князей в Руском языце»[297], т. е. среди всего русского народа, а не только в своем княжестве.

Таким образом, во второй половине XIII в. в памятниках, созданных на северо-востоке, можно проследить три тенденции.

Первая состоит в том, что в источниках продолжают использоваться традиционные для домонгольского периода наименования. Отождествление «Руси» исключительно южными территориями встречается в Лаврентьевской летописи, хотя и довольно редко[298]. Сама же Северо-Восточная Русь продолжает называться «суздальской землей». В житии Александра Невского, датированном 80-ми годами XIII в.[299], князь Александр именуется «солнцем земли Суздальской»[300], в то время как упоминания термина «Русь» и производных от него в источнике не встречается.

Согласно второй тенденции, термин «Русская земля» продолжает изредка употребляться в широком смысле, для обозначения всей территории Древнерусского государства, однако контекст употребления данного термина позволяет нам сделать вывод об определенном сдвиге в восприятии всего пространства бывшего Древнерусского государства. Если в XII–XIII вв. в памятниках Ростово-Суздальского княжества термин «Русь» и производные от него употребляются в основном в узком смысле, а русскими князьями называются в основном князья Южной Руси, то после монгольского нашествия и в связи с упадком Киева власть над всеми территориями восточных славян в некоторых источниках как бы «переходит» к князьям Северо-Восточной Руси.

Третья тенденция заключается в том, что, начиная со второй половины XIII в., термин «Русская земля» начинает использоваться древнерусскими книжниками для обозначения территории бывшего Ростово-суздальского княжества, а правящие там князья именуются «русскими князьями». При этом в указанный период в северорусских землях также утверждается понимание «Руси», «Русской земли» в широком значении, в состав которой входят и Ростовская земля, и Новгород[301].

Совместное бытование, по крайней мере, первой и третьей тенденции прекрасно передает рассказ Симеоновской летописи о монгольском походе на земли Северо-Восточной Руси 1293 г., известном как Дюденева рать: «Въ лето 6801 бысть въ Русскои земли Дюденева рать на великого князя Дмитрея Александровича и взяша стольныи градъ славныи Володимерь … Скажемъ же, каково зло учинися в Русскои земле …князь великiи Дмитреи и з своею дружиною побеже к Волоку, и оттоле къ Пскову. И тако замятеся вся земля Суждалская (выделено мной. – В.Т.)»[302].

Отметим, что превращение Северо-Восточной Руси в «Русскую землю» в конце XIII – первой половине XIV в. совпало с постепенным ослаблением Галицко-Волынской земли, которая оказалась зажатой между Литвой, Польшей и Венгрией, и в середине – конце XIV в.