Хоупфул - Тарас Владимирович Шира

через пять минут зайду, – улыбнулась заведующая.

Дверь закрылась.

Женя стал наводить на столе какое-то подобие порядка, укладывая хаотично разбросанные записи и страницы в одну стопку.

– Прикинь, вчерашний-то оклемался, – услышал он голос Макса.

– Это который?

– Ну вчерашний инсультник. Мужик тот. Я сегодня с Димычем в курилке стоял с утра, так он говорит, тот ночью встал и пошел. Из реанимации, блин.

– Ну у них же, сам знаешь, глюки начинаются, они не контролируют себя. Двигательная активность наладилась, а мозги в отключке. – Женя собрал все бумагу в одну большую стопку и теперь думал, оставить ее так или разделить на две стопки поменьше.

– Так в том-то и дело, его схватили, давай обратно укладывать. Тонометр нацепили, у него там чуть ли не 120 на 80. Он все понимает. Где находится и почему тоже. На вопросы отвечает. Говорит: домой надо, я здоров.

– Да ладно? – Женя поднял глаза.

– Ага, они сами охренели. Анализы взяли, щас еще проверят, что и как. Но в общем-то, говорят, что он вполне здоров.

– Не, ну это вообще что-то новенькое, – задумчиво сказал Женя. – Я видел его, там все. Можно было уже веночки выбирать.

– Да вообще.

Забежала Настя.

– Мы Полине сказали, что ты в медицине разочаровалась и пошла флористом устраиваться, – ухмыльнулся Женя.

– Приходила?

– Ага, сейчас снова должна прийти.

– Блин… – Настя, положив сумку на стол, стала торопливо причесываться.

– У нас тут чудеса, понимаешь ли, происходят, – подхватил Макс. – Люди встают. Этот вон уже человека похоронил и барбарисок на надгробие уже ему положил, – кивнул он в сторону Жени, – а ты спишь.

– Какие чудеса?

– Да я вот щас Жентосу рассказал. Вчерашний, которого перед обедом привезли. Я ему ЭКГ делал – там вообще все печально было. А ночью ожил сегодня.

– Ого… – расческа застыла в Настиных руках.

– Вот-вот.

– А сейчас как состояние?

– Да поздоровее нас с вами будет он сейчас, – ответил Макс. – Спрошу днем еще у пацанов.

Главной темой утра, да что там утра – всего дня, стало неожиданное выздоровление больного.

Макс гуглил какие-то истории быстрого восстановления после инсульта, но все они были приправлены хорошей долей вымысла. В основном это были байки о том, как сосед такого-то соседа, которого автор лично-то и не знал, разбитый инсультом, через неделю чуть ли не крутил на турнике солнышко.

Мягко говоря, верилось в это слабо, но сегодняшняя новость заставила циников в белых халатах засомневаться.

Женя посмотрел на часы. Как всегда, время тянулось издевательски медленно.

– Макс, – позвал он коллегу.

– А? – поднял тот голову.

– Слушай, ты че сегодня вечером делаешь?

– Да не знаю пока. А че?

– Может, по ляпочке?

Макс оживился. На его уставшем бородатом лице появилась первая искренняя за утро улыбка.

– А давай.

– Отлично. Достанешь?

– Вообще не вопрос.

– Ну все, в восемь жду.

Макс появился на пороге без двадцати восемь – казалось, он пришел на свидание – от него веяло «Фаренгейтом», туфли были начищены, пальто казалось новым без привычных катышков и волос.

– Макс, ну ты прям жениться приехал на мне, – уcмехнулся Женя.

– Ага, не дождешься, – улыбнулся Макс. – Я и пивка захватил.

Женя протянул руку за увесистым пакетом.

– Поверить не могу, такой обходительный, а еще бабу не нашел. Давай я в холодильник уберу.

Макс повесил пальто на вешалку.

– Айда в зал. Я щас второе кресло принесу, – сказал Женя. – Скажешь потом, что должен тебе по деньгам.

Женя сдвинул стоящие в комнате кресла в круг, поставив между ними журнальный столик. Достав из пакета две бутылки «Бада», одну протянул Максу.

Два звука открывающихся бутылок прозвучали почти синхронно.

– Ну что, давай за российскую медицину? – Женя вытянул руку и звонко чокнулся о бутылку Макса.

– Ага, чтоб росла и процветала, – ответил Макс.

Обжигающий пивной холодок приятно запузырился в горле.

– Ну давай, доставай там уже свой гербарий, – махнул он бутылкой в сторону Макса.

– Уже, что ли?

– Ну а чего тянуть. Пива и я без тебя попью.

Макс вытащил из кармана маленький комочек из фольги и небольшую металлическую трубку.

Женя предвкушающе потер руки.

– Жентос, слушай, – заговорил Макс, с аккуратизмом ювелира уплотняя содержимое трубки. – А вот тебе нравится твоя работа? Ну, чем ты занимаешься.

– Макс, – отмахнулся Женя. – Работа не должна нравиться. А то как ты будешь свободное от нее время ценить? Ты и не поймешь, что вот эти три оставшихся до сна часа – твой отдых.

– Не, я серьезно.

– Ну давай щас по одной выкурим и перетрем с тобой, – кивнул Женя.

Женя поднес трубку ко рту. От приятного хвойного запаха марихуаны слегка сводило скулы.

Чиркнула зажигалка.

Женя сделал глубокую затяжку – легкие и горло обожгло дымом. Он жадно вдыхал его в себя, стараясь не выпустить раньше времени ни одной струйки.

Прокашлявшись и вытерев выступившие слезы, Женя откинулся на кресло.

– Ох, вообще забористая. Про работу ты начал. Ты вон посмотри на Настю или других парней из отделений. У кого спроси, вроде и не то чтобы нравится, но и взять и написать заявление на увольнение тоже повода нет. Это, Максимыч, самое опасное состояние, кстати, – Женя с металлическим звоном бросил трубку на журнальный столик. – Когда человеку плохо, ну прям совсем плохо, он что-то меняет. Но надо до точки дойти. Раньше мы не пошевелимся.

– Мы – это кто? – спросил Макс.

– Ну мы все. Народ наш в целом.

– А до точки дойти – это что для тебя? – продолжал допытываться он.

– Да хер его знает. Не знаю. Да блин, Макс, надо из Рашки валить. Нечего тут делать молодым специалистам.

– Я сколько тебя знаю, ты все свалить планируешь, – хмыкнул Макс. – А там че делать будешь?

– Ой, Макс, только не начинай эту херню про то, что хорошо, где нас нет. Избавляйся от этого упаднического мировоззрения. Это мировоззрение черепахи, которой еду протягивают, а она по привычке в панцирь прячется.

– Да не прячусь я никуда, – возразил Макс. – Вон заведующая у нас неплохо зарабатывает, пацаны знакомые у меня в частных клиниках реабилитируют за хорошие деньги. У нас тоже можно карьеру сделать.

– Да куда там. Выстрадать если только ценой своего здоровья. Ты понимаешь, ну не должен человек, который лечит, получать меньше дизайнера, архитектора, фотографа и еще какого-то там херова специалиста по красивой жизни. Ну хоть убей, не должен.

Женя встал и сходил на кухню за пакетом чипсов.

– А знаешь, сколько в Америке врачи получают? – спросил он, вернувшись в комнату и высыпав содержимое в блюдце.

– Прикидываю. Но у них и жизнь дороже, – ответил Макс.

– Хорошо, завтра на работу придешь с утра – забей в инете ради интереса. Сколько стоит там у них за хату платить, сколько еда стоит и сколько зарплата в месяц. У врача в Америке. Любого причем, я тебе не про стоматолога и кардиохирурга говорю. Расскажешь потом Димычу в курилке. Поплачете на плечах друг у друга.

– Тут видишь, с какой стороны посмотреть, Женек, – возразил Макс. – У меня у сестры в вузе на лингвистическом два пацана из Венесуэлы учатся, так те счастливы, что у нас еда на полках в супермаркетах есть и на улицах не стреляют. Большего им не надо.

– Макс, да этим сравнением с детьми из Африки нас с тобой с самого детства на место ставили, – сказал Женя, отправив в рот горсть чипсов. – Типа: а кому-то еще хуже, чем вам, и ничего, не жалуются. Там, блин, уже дети эти африканские все выросли, и до сих пор все икают, и у всех уши горят, и икают. Я прям так и вижу – сидят они ночью вокруг костра жертвенного, и тут давай икать один из них. Прям, знаешь, хоть убей, а остановиться не может. Самый молодой спрашивает: а что это за херня с ним? А те, кто постарше, отвечают: да не обращай внимания, пройдет скоро. Его просто сейчас в России в пример приводят.

Макс расхохотался.

– Давай еще одну? – Женя почувствовал, как настроение неумолимо поднималось. Чипсы казались ему вкуснейшим деликатесом, а Макс – не таким уж и придурком.

– Давай, космополит ты комнатный, – Макс, кряхтя, потянулся за трубкой.

Через обожженное горло дым уже почти не чувствовался.

– Понимаешь, жить в России – это как сидеть на пороховой бочке, – просипел Женя сквозь кашель. – Половину пороха сперли, а остальное – просыпали. Но сидеть все равно, сука, страшно. И патриотизм этот тоже херня полная. Помнишь, как у нас в универе один был? Задрот этот, как же звали-то его. Говорил, типа, дети мои в России жить будут. А как учиться дальше поступать, так он что-то за границу поехал. И че, вернется, думаешь? Я вот его фотки смотрел из Калифорнии, и что-то на них не сильно