Квартирник у Маргулиса. Истории из мира музыки, которые нас изменили - Евгений Шулимович Маргулис

каком-то выпивоне у наших друзей была гитара, и Олег спел, и меня зацепило, ребят. Первый раз в жизни. Я стал поклонником, поэтому они здесь у нас сегодня.

(Песня «Давай с тобой поговорим».)

– Хочу вам сказать, что Олег – это тот редкий случай музыкантов, у которого нет музыкального образования, но в принципе…

Олег Митяев: и слуха.

– В принципе, он ближе к нашей компании, у которой тоже нет музыкального образования. Я где-то прочитал в твоем интервью, что ты «Битлс»-то и не слушал, хотя мы, в принципе, в одной возрастной категории.

О. М.: В Челябинске были другие песни. Да, я не понимал этого, что-то они там «мау-мау» – смешно даже. Фотокарточки красивые были, мы их перепечатывали, а то, что они поют, мне как-то… А знаешь почему? Потому что я человек замедленного развития. Помню, ехал где-то под Челябинском, лесной дорогой, и тогда появились эти плееры. И вдруг я их услышал. Вообще разорвалась бомба! Для себя открыл после 28 лет, по-моему. Это было вообще. Ну и до сих пор эта любовь продолжается. Но вообще в песеннике все было очень перепутано – там у меня были и «На братских могилах не ставят крестов», и «Поющие гитары», и «Битлз» на русском языке. Никакого английского у нас не было. В пятом классе, когда надо было выбирать язык, я пришел и сказал: «Мам, а что-то английская группа вся забитая». Она говорит: «А ты иди в немецкую, ты на немца похож». И я пошел в немецкую, и как оказалось – судьба.

– Судьба? В смысле?

О. М.: Судьба, потому что у меня сейчас вышла книга моих песен на немецком языке, в Германии…

– А ты сам переводил?

О. М.: Нет. Там сначала студенты, преподаватели, потом несколько поэтов – немецких бардов. И они сейчас поют по всей стране. Мне теперь ничего не остается, как записать на немецком языке… (Напевает на немецком.)

– Давай на оригинале, Олег. Обратите внимание, первый раз в жизни у нас в программе нет трек-листа. Мне это напоминает, конечно, сольный концерт Кобзона, потому что вы видите, сколько у него там песен?

О. М.: Да, я сейчас задумался, какую вам спеть песню. Из 300 песен, конечно, сложно выбрать какие-то. Но я почему вспомнил 300 песен? Когда я узнал, что Федор Конюхов берет в путешествие мои песни, очень обрадовался, потому что таким образом я уже два раза был на Эвересте.

– Это твоя ответка, да.

О. М.: А один раз вокруг Австралии с ним обошел на яхте, потом на веслах через океан – он в основном греб… Ваня Ургант говорит: «Я представляю – он гребет, а в наушниках: «Как здорово, что все мы здесь сегодня…». Ну вот песня, например, «Когда проходят дни запоя». Была такая записка на концерте. Мальчик из пятого класса говорит: «Нас заставляют учить стихи, и я всегда учу ваши тексты. И за текст «Одноклассницы» мне поставили пять, за текст «В осеннем парке» мне поставили пять, а за текст «Когда проходят дни запоя» поставили пять с плюсом».

(Песня «Когда проходят дни запоя».)

– Корень нашей фамилии с Леней Маргулиным (музыкант из команды Олега Митяева. – Прим. ред.) происходит от слова «марголит», что означает «жемчужина». Я думаю, что мы с ним все-таки братья, и надо будет сделать альтернативную фамилию – братья Жемчужные. Мне почему-то так показалось.

– Я прочитал, что в детстве ты хотел быть собаководом? Вранье?

О. М.: Нет, почему.

– А почему не стал?

О. М.: Не судьба…

– Поющего собаковода у нас никогда не было.

О. М.: Нет, это вообще целое дело, все мое детство… Я вообще не понимаю, как это происходило. Но от школы до дома, по всей этой дороге были частные дома, и в каждом дворе была собака. И вот когда идешь, они тебя облаивают и с этой стороны, и с этой. И в конце концов за год я познакомился со всеми собаками. И были, конечно, там такие чудовища. Например, полубульдог, звали его Френд. И у него эта дырочка прям выгрызена вся была. Это такое страшилище. И я на нем катался потом на лыжах по озеру, мне хозяйка разрешила, сказала: «Тебе – разрешаю».

– Слушай, возвращаясь к твоему богатому немецкому прошлому. Где-то ты сказал замечательную фразу, что немцы никак не могли понять фразу «не наточенные ножи».

О. М.: «Что она так расстраивается? Есть же электроточилки, давайте отправим ей, и у нее все наладится!»

– Да.

О. М.: А еще, знаете, допустим, там были такие вещи, как, например, «Что ж ты осень натворила?», – песня как обращение к женщине. А у них осень мужского рода, и как они перевели – я не знаю. Может, это современно как-то звучит. Вот, или, например…

– Осень натворил… что ж ты осень натворил…

О. М.: Например, соседка по-немецки «нахберин», они ее перевели как «нахт бер» – это «ночной медведь». То есть все было очень приблизительно.

– Слушай, а тебе кто-нибудь делал перевод с перевода уже?

О. М.: Обратно?

– Обратный, да.

О. М.: Ну, это уже с японским языком, я расскажу.

– Нет, иногда смешные переводы. Вот я помню одни израильские частушки, эх… Я бы столько всего рассказал.

(Песня «Соседка».)

О. М.: Я, кстати, вспомнил еще, что когда переводили на латышский язык, я послушал песню «Мальчики города Тобольска» и говорю: «А почему не встречается слово «Тобольск»?» – «У нас никто не знает этих городов, мы свои вставили». Потом в «Небесный калькулятор»: там «под животом моста мы будем с ней… значит…»…

– Моя любимая, ты будешь играть ее?

О. М.: Да. «…Хванчкара». А они вместо «Хванчкара» вставили «Божоле». Ну что, может быть, им так более понятно, конечно. Ну, давайте споем.

– Подожди секундочку, еще один вопросик. Я прочитал, что на первой гитаре, на которой ты учился играть, было всего две струны.

О. М.: Ну да, это в подъезде была гитара, не моя. Весь подъезд выучил восьмерку, естественно. И на двух струнах что можно было играть?

– Все.

О. М.: Играл цыганочку. Все играли цыганочку.

– Да ладно, все можно было сыграть.

О. М.: Все играли цыганочку. «Ты-ты-ты-ты-ты-ты-ты-ты», – а потом струна кончается. Все.

– Слушай, скажи, а как в Челябинске назывались аккорды вот эти вражеские – «звездочки»?

О. М.: Конечно-конечно, я до сих пор помню. Это вот «лесенка», это «маленькая звездочка», это – «большая».

– Не было таких аккордов, ты по джазу. Нет…

О. М.: Здрасьте…

– Нет, ни фига.

О. М.: Нет, это было на семиструнке.

– Ааа…

О. М.: А сейчас это звучит как по джазу.

– Ааа… Мастер гитары – Олег Митяев. Тогда второй вопрос. Я прочитал, что тебе нравился «Ласковый май».

О. М.: Это… нет. А нет, вы знаете, наверное, это…

– Как нет?

О. М.: Это в таком контексте да, что вы знаете, это очень органичная группа. Бывает, знаете, сильный текст, а музыка никакая, но исполнение хорошее. Бывает, что музыка прекрасная, но текст настолько дешевый и голоса нет, а тут все плохо. Они гармоничны. У них и текст, и музыка, и исполнение… это гармонично все.

– То есть минусы дали плюс?

(Песня «Небесный калькулятор».)

– Слушай, а скажи, ты партийный был?

О. М.: Дааа…

– Так.

О. М.: Нет, я вообще считал, что… ну как… мы же строили коммунизм. Если ты пионер, если ты комсомолец, ты уже и коммунист, конечно. Это было вполне нормально, и меня выбрал секретарем весь институт физкультуры, а потом сказали: «Ну, Олег, ну надо тогда в партию». Я не сильно