Каирский синдром - Дмитрий Добродеев

В наступающих сумерках дома вокруг кинотеатра — темнокаменные, в европейском стиле. Выглядят впечатляюще. В них разыгрывались драмы растленных буржуа-космополитов в золотые годы британского протектората. Один из них — дом Якобяна. Говорят, там бушевали необычайные страсти. Сношались представители коптской и армянской буржуазии, загнивали на корню городские элиты времен короля Фарука. Позднее на эту тему был написан роман Аля аль-Асуани «Дом Якобяна».

Захмелев от бренди, курим у памятника Павлику Морозову. Так хабиры прозвали человечка в европейском костюме и феске на белокаменном постаменте. На самом деле это Талаат Харб — отец-основатель банка «Миср». А жаль! Раньше на этом месте стоял Сулейман-паша Французский в форме зуава, знаменитый полководец эпохи Мухаммада Али.

Этот французский офицер Жозеф Антельм Сев, прибывший в Египет с армией Наполеона, принял ислам и наплодил детей — будущих египетских аристократов. Среди великих гяуров Египта были еще Клот-бей, французский хирург при Мухаммаде Али, и многие другие.

Насеровская революция 1953 года и последующая египетизация вымели из Каира все западные и феодальные названия. Нет больше улицы Сулейман-паши, нет проспекта короля Фуада, нет улицы инженера Вилкокса в Замалике, как нет Auberge des Pyramides и многих других звучных имен Каира космополитического. Провалившаяся вестернизация, блин!

Их всех вымели, всех зачистили — армян, греков, итальянцев, евреев… Остатки местной буржуазии перебрались в Гелиополис, и теперь центр Каира заполнили темнокожие выходцы из Дельты, размывшие старый буржуазный уклад. Бороться с ними бесполезно: они клянчат, воруют, валяются по углам.

Городские власти пытаются держать эту людскую массу под контролем: на площади Тахрир всех подозрительных прохожих сажают в «обезьянник» — полицейский бронированный фургон. Их там — как сельдей в бочке: сквозь решетку видны смуглые курносые лица. Как часто я видел в Египте такие мутные с бельмами глаза — последствия бильгарциоза. В них — обреченность отверженных. Это тоже — Египет.

ЕГИПЕТСКИЕ МОМЕНТЫ-71

Адюльтер

Десять утра. Всех увезли на Канал. Лейтенант Опрышко сказался больным, не поехал.

Час спустя. Опрышко двухметровыми прыжками взбегает на третий этаж Наср-сити, 6. Его никто не видит. Тихонечко стучит в квартиру майора Кошкина. Приоткрывает дверь жена майора — в бязевом халате и бигуди. Они идут в спальню. Он быстро стягивает авероль, прыгает на даму. Короткий и угарный секс. Потом лейтенант достает пузырек хамсаташар, выпивает с дамой. Натягивает авероль, выходит на площадку и по неосторожности громко хлопает дверью.

Его видят соседки по площадке — тоже хабирские жены. Доносят в профком. Следует быстрый и справедливый суд.

Майора с женой — в Союз, лейтенанта — на Канал, без права приезжать в Каир.

Русские спецы

Сертификаты. С желтой полосой. Можно накопить за год на «Запорожец». А можно — на «Волгу». Если сесть на режим тотальной экономии. Как эти специалисты в Наср-сити…

Они варили суп на пятерых. Высыпали в громадный чан суповые пакетики, привезенную из России крупу, консервы. Потом сделали кипятильник: две бритвы, спички, замотали нитками, вставили в розетку. Суп закипел почти мгновенно. От напряжения загудела электропроводка во всем доме. Через пять минут вырубился свет в квартале. А они сидели в темноте, хлебали суп из чана алюминиевыми ложками и радовались жизни.

Вспомнились «Косцы» Бунина:

«Приглядевшись, я с ужасом увидел, что то, что ели они, были страшные своим дурманом грибы-мухоморы. А они только засмеялись:

— Ничего, они сладкие, чистая курятина!»

Потом спецы закуривают и начинают мечтать о родине.

В трениках ложатся спать.

Сон их безмятежен.

Заигрался

Каир, 71-й. Переводчик Климочкин оделся под иностранца: галстук, темные очки.

Выпив два стакана бренди, с сигарой проник в казино отеля «Хилтон», начал играть на рулетке. Поставил на чет. Все, что было. Сто сорок фунтов. Зарплату за два месяца. Прикурил новую сигару от «Ронсона», качнулся и оперся о столик.

Колесо закрутилось. И перед глазами тоже закрутилось. Вышел чет, сумма магически удвоилась.

Он поставил еще. Опять выиграл. Это было началом конца.

Что потом? Ночь. Бляди. Такси.

Заявился в Наср-сити с карманами, распухшими от фунтов.

Заявил товарищам:

— Ай да Климочкин, ай да молодец!

Спьяну все им рассказал.

Последовали донос и товарищеский суд.

Ух и всыпали ему по пятое число! Он улетел первым служебным рейсом.

Спустя время, служа в туркменской Янгадже, уже невыездным, он со слезами вспоминал Каир, «Хилтон» и сладость короткой свободы.

Оболенский

Меня с особистом Хорькиным посылают на поиски какой-то детали для кинопроектора — для показов на Мукаттаме.

Ищем по всем каирским адресам, находим: контора типа Film Studio в переулке рядом с улицей Сулейман-паши, на пятом этаже. И надпись на медном щитке: Vladimir Obolensky.

Он встречает нас с достоинством — старик лет под восемьдесят, высокий, подтянутый, с белоснежными усиками. Совсем не удивлен, что мы говорим по-русски.

Мы стоим в простых египетских аверолях, без знаков различия. Мой плюгавый спутник-особист вертится. Ему неловко.

Оболенский царственным жестом приглашает нас в кабинет. Мы садимся в кресла. На стенах фотографии — молодой Оболенский в форме офицера Деникинской армии, его боевые товарищи, семья.

Особист торгуется, хочет получить втулку подешевле.

Оболенский легко уступает: зачем спорить с соотечественниками?

Он здесь с 20-х годов, давно прижился. Дети уехали в Канаду, собираются все вместе раз в году. От него веет каким-то аристократическим снисхождением, что очень ранит нашу советскую душу.

Выходим на улицу, Хорькин закуривает:

— Вражье отродье! Нашел где окопаться. Сообщу об этом Оболенском куда надо.

Хамсаташар и другие напитки

Отменное бухалово — хамсаташар. Это египетское бренди опаляет кадык и быстро течет по жилам. Не представляет опасности для жизни. А со спиртом надо быть осторожнее.

Мой знакомый капитан Сережкин обслуживал эскадрилью «МиГов» на аэродроме «Каиро-Вест». Они с товарищами любили заправляться спиртом непонятного происхождения, который доставали в немеряных количествах. Когда же наступало время трезветь, садились в кабину самолета, надевали кислородную маску и за несколько минут прочищали мозги.

Однако в тот вечер что-то не заладилось. Приволокли спирт, вмазали по стакану, второму, легли подремать. И не проснулись. Никто даже не разбирался, что это был за спирт. Их поместили в цинковые гробы и первым же рейсом отправили на родину.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});