Мертвый среди живых - Итан Блэк

Он с трудом вспоминает это здание — а может, в его памяти оно другое? Голубая краска так сильно облупилась, что номер едва читается. Неисправный замок передней двери дает возможность ворам взламывать почтовые ящики и, вероятно, красть чеки. В известном смысле, думает Воорт, сегодняшний день совпадает с таким же днем шестилетней давности своей рутиной скоропалительных выводов. На этот раз голос пожилой дамы доносится через интерком: «Говорите, пожалуйста».

Когда Воорт замолкает, она произносит: «Пожалуйста, говорите».

— Не хватает мне еще глухих, которые все время кричат, — стонет Мики.

Куда Воорт ни приходит, он терпеть не может иметь дело со старыми людьми, осевшими в дрянных домах. У них даже нет иллюзии, что жизнь может еще улучшиться. Позвонив снизу в квартиру Эстель Мур, Воорт совершает свой ежедневный бег с препятствиями — два пролета темной скрипучей лестницы, — и гнев его от этого становится еще больше.

«Что-то беспокоит меня помимо этого дома. Но что?»

Ощущения Воорта нарастают рывками, но пока он остро чувствует запах плесени, которая была бы адом для легких пожилого человека, видит сильно вытертый коврик — Эстель Мур может на нем поскользнуться, замечает перегоревшую лампочку, которая может стать причиной падения старой седой женщины, невероятно ранимую миниатюрность ее самой, опирающейся на металлическую трость в ожидании полицейских.

— Мама обычно говорила: «Эстель, узнаешь, что стареешь, когда полицейский будет смотреться моложе тебя». Входите.

Настороженные голубые глаза. Слуховые аппараты в обоих ушах. Что же так сгибает спины пожилым людям? Но улыбка довольная.

В квартире стоит гаитянская мягкая софа, покрытая вязаной шерстяной накидкой. Книжные полки на дальней стене заполнены фотографиями — в основном это балерины. Увлажнитель воздуха выплевывает облачко пара, несмотря на то, что температура здесь должно быть градусов семьдесят по Фаренгейту. От наушников на кушетке тянется провод к телевизору с большим экраном, и это означает, что дама смотрит телевизор с включенным звуком. Может быть, какой-нибудь сосед звонил в Службу спасения шесть лет назад, когда телевизор гремел как битва.

— Вижу, вы смотрите на моих балерин. Не поверите, но я раньше танцевала.

— Я верю, мэм.

16.59.

— Тогда вы должны быть хорошим детективом, потому что никогда не сказали бы такого, глядя на меня сегодня.

Воорта в лицо она особенно не помнит, зато припоминает, что несколько лет назад в ее квартире побывала полиция.

— Так это были вы? Тогда смотритесь молодо — как старшеклассник.

— Может, вы расскажете нам, что помните?

— Я поливала цветы у окна. Увидела, как останавливается патрульная машина и двое полицейских — наверное, вы — входят в дом. Замок внизу сломали, и поэтому вам не пришлось нажимать интерком. Когда вы постучали ко мне, я удивилась.

— А телевизор работал?

— Если и работал, то я редко смотрю его без наушников. Помню, что полицейский, с которым я говорила, сказал, что в тот месяц было много ложных вызовов.

— Больше ничего особенного не припомните?

— Если хотите, могу свериться с дневником.

— Дневником? — переспрашивает обрадованный Мики и садится поудобнее.

«Какого черта меня волнует это место?»

— Подайте мне трость. Каждый год я заполняю по тетради никому не интересными вещами — там рецепты, всякая всячина, странные случаи.

В 17.04 Воорт с Мики молча сидят в маленькой швейной комнате и смотрят, как Эстель Мур роется в переполненном шкафу. В соседней квартире играет радио. Наверху слышны чьи-то шаги. Воорт думает, что плохой слух — сущее благословение для этого места.

Эстель бормочет:

— Давайте поглядим — два года назад, четыре…

«Торопись».

Она выпрямляется, держа красную кожаную тетрадь.

— Прочтите. Много лет прошло с тех пор, как я писала нескромное. Может быть, что-то вам и поможет.

Воорт находит нужную дату и читает: «Дейла Стайн позвонила из Израиля. Она с Мортом переживает страшные дни — у Морта несварение желудка».

Проклятие!

Воорт продолжает читать: «Специальный телерепортаж о танцевальном фестивале Джэкоба Пиллоу по тринадцатому каналу сегодня вечером. Не могу дождаться!!!»

Он говорит, закрывая тетрадь:

— Ничего.

— Жалко.

Мики делает взмах воображаемой битой, намекая, что, может быть, найдем ответ на бейсбольном поле. Но когда они прощаются и идут назад по темному коридору, Воорт чувствует, как дрожь в затылке становится сильнее, он ощущает крушение надежд, которое преобразует разъяренную энергию в некую рациональную и, возможно, полезную идею. «Еще не время уходить».

— Что с тобой? — спрашивает Мики, когда они выходят на улицу.

Воорт не отвечает — боится, что слова отвлекут его. Он переходит улицу, плюхается на обочину и внимательно смотрит на дом Эстель Мур. Мики возвращается из машины с полотенцем, расстилает его на обочине, чтобы не запачкать брюки.

— Ладно, проверим минуту за минутой, — тихо говорит он. — Мы подъезжаем к дому…

— Ставим машину, идем… черт!

Теперь Воорт видит если не ответ, то предвестие плохого. Сердце колотится, когда он хватает сотовый. На сей раз Хейзел дает ответ получше.

— Компьютерная группа! О, Воорт! Простите, я не у себя. Другие детективы дают мне сейчас поручения.

Он говорит, чтобы Хейзел не волновалась, но работа крайне срочная.

— Мне нужен от вас доступ к рапортам Службы спасения. Копии каждого вызова с Семьдесят восьмой. Срочный звонок в участок в этот день шесть лет назад.

— Все звонки?

— Schnell!

Пока они в мучениях ждут, звонит Сантини и говорит, что Ральф Либ из Грейт-Нека находится в отпуске в Эквадоре. Еще он сообщает ту же информацию о Халле, что и Камилла. И теперь Воорт знает, что в работе на Сантини можно положиться.

Воорт меряет шагами улицу. Три минуты, пять…

В надежде, что ошибается, он говорит Мики:

— Номер на крылечке — я его с трудом разобрал.

Спустя десять минут гудит трубка и Хейзел победно сообщает:

— В компьютерной группе получены вызовы по девятьсот одиннадцать после дела Зоровича. Они на экране моего монитора.

Воорт держит свой журнал и читает Хейзел адрес первой квартиры, которую он посетил шесть лет назад в этот же день. Это адрес Анны Бойл.

— Свайдлер, восемьсот девяносто пять, девять-эй. Есть?

— Именно так на моем экране.

— Гаррис, сорок пять. Одиннадцать-эй.

— Точно.

— Брюс, восемьсот одиннадцать. Три-и.

— Вы имеете в виду «ди», я правильно поняла? — с надеждой спрашивает Хейзел.

— Разве не «и»? — Гигантской волной подкатывает тошнота.

— «Ди» — дог, дантист, доллар.

Отключившись, Воорт говорит:

— Я пошел не в ту квартиру. — У него перехватывает дыхание. — Я нашел просчет.

Длинная, мучительная пауза. Затем Мики говорит:

— Да, ты сделал просчет, но это не означает, что он имеет отношение к делу. «Ди» звучит по телефону как «и». Всякий мог ошибиться.

Но оба знают, что полицейским положено дважды проверять адреса в случае ложных вызовов. Никогда не следует оставлять сомнительный звонок без проверки, чтобы избежать именно такой глупой ошибки. И Воорт мчится к дому Эстель Мур, словно скорость может повернуть время вспять, нажимает теперь другую кнопку и думает: «Этот вызов не был ложный, но, может, он и не имеет отношения к делу».

Квартира 3-D не отвечает, и вот он возвращается к пожилой даме, звонит и звонит, а когда они уже наверху, Эстель Мур стоит в коридоре. Время ускоряется и тянется одновременно. У Воорта все идет быстро, а вот у других — еле движется.

— Что-то не так? — спрашивает Эстель Мур.

Воорт уже достаточно спокоен и спрашивает имя соседа, отсутствующего жильца из 3-D.

— Ахмед Гиза живет здесь уже года четыре. Очень милый молодой марокканец, плотник. Иногда приносит мне тайскую еду.

— А до него? Кто жил рядом с вами шесть лет назад?

— Да жил один бедолага, — говорит Эстель Мур и качает головой при мучительном воспоминании. — Я так переживала за него. — Она мрачнеет на глазах из-за волнующих воспоминаний.

— Как его звали?

— Бедняжка, бедняжка Уэнделл Най. С ним случилось такое…

Глава 8

Уэнделл Най однажды поработит и ужаснет город, купит полуавтоматический пистолет в частном оружейном магазине, будет изучать яды, читать о взрывчатых веществах и запоминать карты с целью отхода. Но все это произойдет потом — а сейчас он ждет, когда установится тишина в классе, где перед ним тридцать два мрачных лица. Жалюзи опущены. Иногда, вот как сейчас, ему по душе темнота.

— Кто я? — спрашивает Уэнделл.

Стон доносится из первого ряда, поскольку работает магнитофон и щелкает слайд-проектор. В тусклом свете возникает снятая Уэнделлом крупная фотография грязного, размытого дождем поля. Одни лужи. Борозды. И кое-где талый снег.