Филарет – Патриарх Московский (книга вторая) - Михаил Васильевич Шелест

Ну и капусты, огурцов квашенных. Хлеба. Всё! Ступай!

— А водки? — поднял бровь «человек». — Какую предпочитаете в это время суток?

— Ячменную в дубовых бочках настоянную. Есть такая?

— Конечно есть. У нас более десяти видов водки. Есть и солодовая.

— Неси водку сразу и можно без закуски.

— Ну, как можно без закуски? Капуста, редька, огурчики солёные, хлебушек. Всё мигом нарисуем.

«Человек» убежал.

— Странный какой-то кабак, — сказал Дженкинсон. — Вы заметили, Ричард, что тут вкусно пахнет? Не ссанками и блевотиной, а едой и… И кофе! Тут пахнет, мать твою, кофе!

— Интересно бы заглянуть в зал, где потчуют стрельцов и другое быдло, — тихо проговорил Ченслер. — Тут хорошо пахнет, потому что это место для немцев и кабак ещё совсем новый. Тут-то и не был ещё никто.

Действительно, на столе «мигом» появился запотевший штоф ячменной водки, стоящий в деревянном ведёрке, наполненном кусочками льда, хлеб, солёные закуски и пятиунцовые медные стопки. Молодой человек взял мокрую бутылку, обернув небольшим рушником, вскрыл и разлил янтарную жидкость по стопкам. Над столом повис хмельной солодовый аромат шотландского напитка.

— Дьявол меня забери, Ричард! — сказал Дженкинсон нюхая стоящую на выскобленном до зеркального блеска дубовом столе стопку. — Если вкус этого пойла соответствует его запаху, то я оплачиваю обед.

— Ловлю вас на слове, Энри, — усмехнулся Дженкинсон и поднял емкость.

Он тоже понюхал её и, ничего не говоря, плеснул жидкость себе в рот. Втянув сквозь неё воздух через приоткрытые губы и глотнув, он выдохнул, прислушиваясь к ощущениям, и покачал головой.

— Очень даже неплохой напиток стали делать московиты, — сказал он и повторил. — Оч-чень неплохой.

Глядя на него, выпил водку и Дженкинсон, цедя её маленькими глотками и прокатывая по языку.

— Тысяча чертей! Это — нормальный односолодовый виски!

Он поставил пустую стопку на стол, тут же сам наполнил её и снова выпил, но уже одним глотком.

— И так очень хорошо пошла!

Ченслер тоже повторил и «крякнув», потянулся за тонко нашинкованной капустой. Послышался характерный капустный хруст и стон блаженства.

— Это сумасшествие, Ричард! Почему мы пришли сюда только сейчас⁈

— Меня вызвал сюда мой агент, — тихо сказал Ченслер, тоже кладя себе в рот квашенную капусту.

Он почувствовал, как у него во рту вспыхнул и погас фейерверк кисло-сладкого колючего огня. Вспыхнул и сразу погас, растекаясь по горлу приятнейшей не утоляющей жажду влагой.

— Это блаженство, — проговорил Дженкинсон, пропустив мимо ушей сказанное Ченслером про агента.

В это время в зал занесли жаренного барашка, лежащего на продолговатом керамическом блюде. Следом за барашком внесли чашу с белоснежным рисом. Вскоре мир для английских господ перестал существовать.

Только через пару часов они очнулись, или, вернее, проснулись и увидели, что находятся на лежанках в небольшом светлом помещении на двоих. Между лежанками стоял небольшой накрытый снедью столик с почти опустошённой бутылкой солодового виски. И Дженкинсон вспомнил, что эта — вторая. Как они выпили первую, он не заметил, зато заметил, как появилась вторая. От барашка тоже осталось совсем не много.

— Дьявол! — выругался Дженкинсон, лежащий лицом вверх. — Вы очнулись, Ричард?

— Вроде бы, Энрю, — просипел Дженкинсон.

— Ох и забористая водка у Московитов. Ничего не болит, а встать не могу. Там нет какого-нибудь напитка?

Ричард скосил глаза на стол и высмотрел кувшин.

— Кажется есть. Вставайте, граф, вас ждут великие дела, — проговорил резидент английской разведки. — Боюсь, лёжа вы кувшин не осилите. А вот я…

Дженкинсон сел и протянув руки к кувшину взял его и почувствовав тяжесть, удовлетворённо простонал в предвкушении. Он припал к горлу кувшина и стал жадно, но аккуратно, пить, выдыхая и делая вдох через каждые три-четыре глотка. Во рту и горле кипели пузырьки, из желудка то и дело вырывался газовый рык.

— Вы палач, Ченслер, — сказал Дженкинсон поднимаясь на постели. — Отдайте сейчас же кувшин. Что это?

— Русский квас, — сказал Ченслер и снова упал головой на тюфяк.

Через пару минут Дженкинсон отдышался и сказал:

— А ведь уже ночь, сэр Ченслер.

— Да и хрен с ней, — сказал Ричард и зевнул. — Хорошо посидели. Давно так не пил. Хоть будет, что вспомнить.

— Да уж. Хороший виски, дьявол забери. Надо купить у них.

— На вынос не продаётся! Эксклю… Экс-клю-зивный товар, — едва выговорил вновь пересохшим ртом, Ченслер и, поднявшись, снова взялся за кувшин. Утолив квасом вторую жажду, он посмотрел на стоявшую в ведёрке бутылку и не почувствовал к ней отвращения. — «Действительно хороший виски, — подумал он. — Хорошо, что я остаюсь в России и что здесь есть виски и есть великолепное место, где можно его пить».

Тут он вспомнил, что приходил сюда не для того, чтобы пьянствовать, и сразу вспотел. Агент! Где его агент Головин? Он усмехнулся. Ага! Будет, что вспомнить, сидя на раскалённой сковородке, в шкворчащем масле.

— Эй, человек! — крикнул он.

Дженкинсон вздрогнул.

— Дьявол! Ричард! Вашу мать! Я едва не умер! Чего вы так орёте⁈

В комнату вошли, но не тот молодой в красной рубашоночке, а другой, тоже молодой, одетый едва ли не в царские одежды, и с суровым властным лицом воина.

— Мистер Дженкинсон и мистер Ченслер?

Глава 11

Вошедший говорил по-английски и Ченслер узнал в нём Фёдора Захарьина. Узнал и у Ричарда на мгновение остановилось сердце.

— Хорошо отдохнули? Как вам мой кабак? Как виски не спрашиваю, ведь это уже третий штоф. Вы хорошо пьёте, господа!

— Как, третий? — вырвалось у Ченслера.

Фёдор пожал плечами.

— Да, как-то так, — сказал он и чуть улыбнулся. — Но я вас пригласил, мистер Ченслер, не для знакомства с моим односолодовым виски, а для серьёзного разговора. Раньше у нас не получилось, но так сложилось, что сейчас этот разговор стал чрезвычайно актуальным.

— Что за разговор? — спросил английский резидент, холодея.

— Михаил Петрович 0Головин арестован и под пытками…

Сердце Ченслера снова остановилось.

— … и под пытками умер, не сказав ни слова.

Ченслер облегчённо выдохнул.

— Он принял яд. Вы ему дали?

Резидент покрутил головой.

— Ну, ладно. Это не важно. Главное, ни я, ни вы в пыточном листе не упомянуты.

Фёдор помолчал.

— Как-то так… Я выйду на секунду…

Фёдор вышел и вошёл